Время дождей - Леонид Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сервус! — Он показал на стул между собой и Пашковым. — Какими судьбами?
— Здесь хорошо пишется.
— Только здесь? И нигде больше?
— А что же вы?
— Мой дед из Текехазы, это недалеко отсюда. Мы не земляки?
— Я рижанин.
От буфета подошел Шкляр.
— Привет честной компании! — Художник распечатал «Визант», кивнул знакомому официанту: — Мне рюмку водки.
Кремер невольно отметил его новую роль.
— Давно не видел вас, Дима, — сказал Терновский. — Я звонил несколько раз. Что нового?
— Задумал грандиозное панно.
Подошла Ассоль, никто не заметил, как она появилась.
— Позвольте?
— Прости, — Терновский вскочил с живостью, которую от него было трудно ожидать.
Мужчины поднялись. Подставляя щеку для поцелуя, Ассоль оглядела зал.
— «Холм» становится модной клайчевской «Авророй». Что вы заказали?
— Жюльены, — Терновский помог придвинуть стул, — сейчас принесут. И бутылочку сухого.
— От вина отказываюсь.
— А я нет! — Вероника выглядела эффектно: замшевая юбка, высокие сапоги, кофточка с металлическими украшениями. — Мы не опоздаем? — Она села между Пашковым и Шкляром, но ее внимательный взгляд только коснулся художника и сразу же прочно утвердился на Кремере.
Веронике явно хотелось проверить, какое впечатление произвело на него известие о лотерейном билете. Ничего не узнав, она обратила внимание на экскурсовода.
— Ты какой-то утомленный, Володя. — Пашков и в самом деле выглядел нездоровым.
— Ерунда. За прекрасных дам! — Пашков встал. — Мужчинам пить обязательно!
— Володенька! — Ассоль показала на Шкляра.
— Когда Дима выпьет, он становится прекраснейшим собеседником!
— Ты готов споить его?
— Не беспокойся, Ассоль, — Шкляр только пригубил рюмку, поставил на место, — я знаю меру. Ешьте, пейте, не обращайте на меня внимания. — Кремер слушал и не мог ничего понять. — Помню, случилась со мной история. Я тогда жил в Мурманске, работал в театре. Пить к тому времени мне уже запретили, а тут у главного режиссера круглая дата, дали ему заслуженного деятеля… — Теперь Шкляр был почти трезв. — Моя первая жена заключила с его женой соглашение: возле меня поставят графинчик с водой. Гостям объявят: это Димина норма, чтобы к нему никто и он ни к кому… И все-таки к ночи я был пьян, — он задумался, — друзья подменили графинчик, оказавшись находчивее наших жен… Не раз пришлось мне потом пожалеть об этом.
— Браво, — иронически похвалила Вероника. — Это новый этюд?
Подошел официант:
— Кофе подавать?
Пашков о чем-то тихо заговорил с Вероникой. Улучив минуту, Кремер придвинул стул и неожиданно услышал конец фразы:
— …Я выполняю поручение инспектора Гонты.
— Поднять руки? — так же шепотом спросила Вероника.
— Не нужно, только вы должны мне помогать.
— Вы меня с кем-то спутали, Володя. Кроме того, вам нельзя быть следователем.
— Почему?
— У вас нет памяти. Где ваши часы? Их действительно украли?
— Дело не в них… — Пашков слова выговаривал четко, глаза следили за всем, что делалось за столом. — Вам дорог Тордокса? Вы не хотели бы, чтобы наша национальная гордость уплыла за границу.
От Кремера не укрылось ни одно движение экскурсовода.
— Перед кражей, — говорил Пашков, — я видел вас и Буторина рядом с нашим служебным помещением. Петр Николаевич определенно вышел из комнаты экскурсоводов. Что он там делал? Когда я вошел, комната была не заперта.
— Может быть, Петр Николаевич сам вам это скажет? Вот он идет, кстати.
Пашков не ответил. К столу приближался Буторин. Рядом вышагивал прибывший из Москвы искусствовед.
— Мацура, — представил смотритель-кассир, — мой проверяющий. Собирается меня вытурить. Между прочим, когда-то вместе служили… Прошу любить и жаловать.
Официанты, без особого, впрочем, нажима, поторапливали собиравшихся на экскурсию.
— Товарищи! — крикнули от дверей. — Автобус подан!
Кремер заскочил в номер за портфелем, спустился вниз.
— Едете? — спросил старичок администратор, когда Кремер снова показался в вестибюле. — Я тоже отпросился, хочу отдохнуть.
— А как заслон, не сняли?
Администратор прикурил трубочку. Тонкие, как у подростка, ручки почти на треть вытянулись из узких рукавов. Кремер видел — его собеседника так и подмывает сообщить новость.
— Главное не в этом! — старичок заговорщицки мигнул. — Автобус!
— Автобус?
— Необычный! И экскурсоводов два, а не один, как обычно. Городок наш маленький — ничего не укроется. — Старичок замолчал. По лестнице спускался Ненюков, он тоже собрался на экскурсию.
Кремер понял, как ему следует поступить.
— Займите мне место! Я сейчас!
Вернувшись в номер, он быстро запер дверь — для выполнения задуманного времени оставалось совсем мало. Кремер поставил портфель, аккуратно, карандашом, отметил на паркете границы основания. Такими же незаметными линиями окружил он футляр пишущей машинки, внимательно осмотрел кровать.
3В автобус Кремер садился последним.
— Скорее! — крикнула Ассоль.
Места у окон были заняты мосфильмовцами — они везде поспевали первыми. Работники выставки сидели в середине. Старичок администратор махнул Кремеру рукой.
— Теперь все? — спросил экскурсовод, которого Кремер видел утром в ресторане.
Мацура, принявший обязанности старшего, не замедлил дать определение слову «экскурсия»:
— Вы имеете в виду передвижение во времени или в пространстве с образовательной, научной или увеселительной целью…
Искусствовед принадлежал к категории людей, которая не устает формулировать определения всему, что видит и слышит.
— Именно это мы имеем в виду, — откликнулся экскурсовод. — Поехали!
Быстро исчез парк, промелькнула встреченная приветственными криками машина «Мосфильма», незаметная улочка, которой Кремер четыре дня назад поднялся на Холм.
Дорога все круче стала забираться в горы.
— В годы войны наши места были ареной жарких кровопролитных боев, и до сих пор мы мысленно возвращаемся к тем дням. Немцы готовили в Закарпатье укрепленную цепь оборонительных сооружений — так называемую «Линию Арпада». Они утверждали, что закрыли Карпаты на крепкий замок, а ключи выбросили в бурную Тису. Но враги просчитались, — экскурсовод показал в сторону Перевала, — осенью сорок четвертого года после тяжелых боев в условиях бездорожья и труднодоступной горно-лесистой местности войска Первой гвардейской армии, Восемнадцатой армии и Семнадцатого гвардейского стрелкового корпуса прорвали укрепления противника и восемнадцатого октября овладели карпатскими перевалами. Осенью сорок четвертого года победа пришла на эту землю…
Пока один рассказывал, второй — помоложе, в дымчатых очках — дремал.
До самого горизонта поднимались и уходили вверх-вверх склоны черные от леса вблизи и серые, таящиеся в тумане, за Перевалом. Чем выше поднимался экскурсионный автобус, тем теплее становилось вокруг. Снега в этой части Карпат уже не было, лишь на самом верху виднелись тонкие сверкающие полосы: остатки его стекали между деревьями.
— «Кулак зятя» называют ту вершину, — приоткрыл глаза второй экскурсовод.
Преодолев Перевал, автобус остановился.
— Километр с лишним над уровнем моря, плановая остановка. Сбор через пятнадцать минут.
Кремер прошел несколько метров по шоссе. Теперь он сам увидел все, о чем рассказывал старичок администратор. У поста ГАИ остановилась машина — старенький «Москвич» первых выпусков. Высокий милиционер в тулупчике с белой портупеей, с огромными раструбами рукавиц откозырял водителю, попросил открыть багажник. Получалось, что вывезти из Клайчева иконы большого размера невозможно.
Милиционер закончил осмотр, снова козырнул водителю, но тот не уехал — вместе со своим спутником присоединился к экскурсии — был он маленький, пухлый, с золотыми зубами.
«Вы можете осмотреть багажник моей машины, — как бы говорил Пухлый, — но после осмотра, поскольку у меня ничего не нашли, я волен поступать, как заблагорассудится, а вы должны вернуться на пост».
— Видите? — прокашлял старичок. — Такие строгости впервые!
Кремер не ответил.
— Мы опоздаем на лекцию? — подошедшая Ассоль зябко потерла ладони.
— Нет, безусловно.
От его взгляда ничто не ускользало. Обернувшись, Кремер увидел, что Вероника беседует с водителем «Москвича» как со знакомым.
— Смотрите, белка! — крикнули от автобуса.
Автобус стоял на краю маленькой площадки. Дальше шел склон, кое-где еще искривившийся снегом.
Все подошли к обрыву.
— Минуточку! — Впереди оказался второй экскурсовод с фотоаппаратом, уклониться от фотографирования не было возможности. — Снимаю! — Он стоял на доске, проложенной над кручей не одним поколением экскурсионных фотографов, в тайном, но безопасном месте. — Еще раз… А теперь прошу к этой скале! — Он сделал еще несколько снимков — у знаменитого четырехсотлетнего дуба, на смотровой площадке, вблизи нового кемпинга.