Я все помню - Уэнди Уокер

– Ты мокрая! – со смехом сказал он. – Ты вся там мокрая, маленькая шлюшка.

Грег потянулся к ней и с такой скоростью стащил с Шарлотты брюки, что ей показалось, будто он обрел силу двух мужчин, а руки его превратились в щупальца осьминога. Его колени оказались у нее между ног, а торчащий член уперся в живот. Затем он медленно развел в стороны ее бедра, провел мужским достоинством по внутренней поверхности одного из них и скользнул внутрь. Ей запомнилось протяжное «ааааах». Проникнув в нее, он прижался к ней бедрами. А когда все было кончено (наверняка через несколько секунд), вышел из нее, лег рядом, поцеловал в шею, застонал и стал теребить пальцами клитор. Несмотря на отвращение, она испытала оргазм. Человеческое тело – та же машина, хотя порой мы об этом и забываем.

Они стали тайными «любовниками». Эти встречи, заполнявшие собой царивший внутри Шарлотты вакуум, заслонили собой совесть, затмили волю и мораль. Грег покупал девушке подарки и водил в кино. За ужином они обменивались взглядами, а когда Рутанна работала в ночную смену, занимались любовью на диване. Шарлотта понимала, что это плохо, что во многих отношениях она Грегу отвратительна, но, как она объяснила это мне, само по себе это прекратиться не могло.

Мне очень стыдно, но это так. Чувствовать рядом с собой человеческое тело. Чувствовать кожей прикосновение кожи другого. Чувствовать, как тебя целуют и сжимают в объятиях. Да и потом, там присутствовало и сексуальное наслаждение, которое я была не в состоянии контролировать. Не знаю. Может, это был только секс, может, я действительно была маленькая шлюшка, но тогда это воспринималось как любовь.

Рутанне потребовалось полгода, чтобы осознать и принять для себя то, что она видела и чувствовала, оказываясь в их компании. К тому времени Грег остался без работы и всецело зависел от жены. Полагаю, в дальнейшем исходе событий никто не сомневался, но Шарлотту охватило такое чувство, будто у нее из груди вырвали сердце.

Рутанна отправила дочь в Хартворд, к тетушке Пег. Тетушка, старше самой Рутанны на шесть лет, с успехом пристроила супруга в страховой бизнес. У них было трое детей, все они на тот момент уже учились в закрытом частном пансионате, и она скрепя сердце согласилась отдать туда и племянницу. Домой Шарлотта больше не вернулась.

О том, как она жила с матерью и Грегом, Том ничего не знал.

Теперь вы понимаете, почему Шарлотте так хотелось побыстрее «отстроить» дом. Полагаю, что некоторые из вас пойдут в своих рассуждениях дальше и решат, что настойчивое желание матери подвергнуть Дженни лечению было продиктовано ее собственными сексуальными извращениями в прошлом. Но это ошибка. Ту ночь на диване Шарлотта считала актом желания, соблазна и страсти, началом любовного романа. Но при этом понимала, что ее отношения с отчимом «выходили за рамки условностей» и «порицались общественной моралью». Именно по этой причине она не поведала об этом ни одной живой душе, даже мужу.

Но Шарлотта боялась, что свекровь проникнет в другую ее тайну.

Глава шестая

А теперь давайте вернемся к Дженни и к той ночи, когда она сидела на краешке кровати.

Том работал у Боба Салливана. У того было двенадцать автосалонов по всему штату Коннектикут. Стоимость его активов оценивалась в двадцать миллионов долларов. Лицо Боба красовалось на всех рекламных щитах вдоль трассы I-95 от Стэмфорда до Мистика, а заодно в каждом городе, который позволял размещать у себя его рекламу. Вы без труда вспомните его массивную голову и черные волосы, решительные глаза, широкую белозубую улыбку и мясистый нос. Боб Салливан добился всего сам и принадлежал к категории тех, о ком любят писать журналы. Тип настолько взрывной, что казалось удивительным, как он не лопается, подобно пиньяте[2], и не рассыпает по небосводу конфетти. Жил Боб Салливан в Фейрвью. У него была дородная жена и трое сыновей, призванных впоследствии обеспечить преемственность семейного бизнеса. Сэм всегда ездил на последней модели «БМВ», «Феррари» или «Порше». Придерживался палеодиеты и без удержу пил красное вино. Человек великодушный, но в то же время амбициозный, баллотирующийся в законодательный орган штата.

И при этом он состоял в любовной связи с Шарлоттой Крамер.

Считается, что мы знаем, почему люди становятся любовниками. Кому-то не повезло в браке, но он не может уйти из семьи, не желая бросать детей. Кто-то не может удовлетворить свои сексуальные потребности. Другие становятся жертвами соблазна, а их самоконтроль уступает перед натиском человеческих страстей. К Шарлотте не относилось ни то, ни другое, ни третье.

В миссис Крамер уживались две женщины. Одна была выпускницей Смит-Колледжа, имела диплом филолога, работала заместителем редактора в журнале «Коннектикут», вышла замуж за Тома Крамера, теперь сидела дома с двумя очаровательными детьми, а семьей ей были ученики и учителя. Входила в совет загородного клуба Фейрвью, члены которого славились безупречными манерами и прекрасным словарным запасом. Свой дом – хороший, высокоморальный и восхитительный – она выстраивала с особой тщательностью.

Другую Шарлотту Крамер, девушку, которая спала с отчимом и которую выгнали из дома, не знал никто. Ни одна живая душа не ведала, что она водила знакомство с полуграмотными алкоголиками, которые едва сводили концы с концами и умирали совсем молодыми. Что почти каждую ночь снимала с себя одежду ради мужчин вдвое старше ее по возрасту, от которых несло табаком и давно не мытым телом. Об этом не знал никто – кроме Боба Салливана. Шарлотта посадила эту девушку в клетку. Но со временем та стала трясти прутья с таким грохотом, что игнорировать ее запросы дальше было просто нельзя. Боб Салливан для Шарлотты стал орудием, позволявшим признать существование этой девушки и спокойно держать ее дальше взаперти. Связь позволила ей сохранить целостность натуры, потому как в обличье достопочтенной Шарлотты Крамер из Фейрвью она жила только наполовину.

С Бобом я вновь становлюсь той девушкой. Потаскухой, заставляющей меня заниматься самыми грязными делами. Боб хороший человек, но мы оба состоим в браке, и то, что мы делаем, конечно же, плохо. Не знаю, как это объяснить. Я очень упорно трудилась, чтобы вести «правильную» жизнь. Понимаете? Не думать ни о чем плохом и не совершать скверных поступков. Но этот соблазн не отпускает меня никогда. Понимаете, это что-то вроде курильщика в туалете, человека, по большому счету, спокойного, который скорее умрет, чем признается, что неравнодушен к табаку, но при этом все равно будет выкуривать сигарету в день. Одну-единственную. Которой вполне хватит, чтобы утолить жажду. Такой сигаретой для меня стал Боб.

Вы вполне можете осуждать Шарлотту Крамер за эту «сигарету». За то, что у нее есть тайные страсти, которые она не в состоянии контролировать. За то, что она не говорила всю правду. Что не посвятила мужа в подробности своей жизни. Но если вы станете ее судить, я обвиню вас в лицемерии.

Никто, ни одна живая душа не раскрывается до конца перед другим человеком. И если вы думаете, что к вам это не относится, задайтесь следующим вопросом: вы когда-нибудь лукавили, называя приготовленное женой блюдо прекрасным, в то время как на самом деле оно было просто отвратительным? А дочери говорили, что она выглядит отлично в уродливом платье? А занимаясь любовью, издавали охи и вздохи, в то время как мысли ваши блуждали далеко-далеко, составляя список продуктов, которые нужно купить в магазине? А посредственной работой какого-нибудь коллеги восторгались? Утверждали когда-то, что все в порядке, хотя на самом деле все было хуже некуда? Уверен, мы все не без греха. Невинная ложь, наглый обман, маленькая ложь тысячу раз в день – каждый из нас врет в любом месте и в любое время. Все мы от кого-то что-то да скрываем.

От этого вы вполне можете впасть в уныние. Может, даже умолкнете и немного задумаетесь, когда жена скажет, что вы получите повышение по службе или когда муж станет уверять вас, что вы очень понравились членам школьного родительского комитета. Истина заключается в том, что вы никогда не узнаете правды, а если бы даже узнали, то вам, не исключено, пришлось бы прилагать невероятные усилия для того, чтобы сохранить брак. Потому как голой, неприкрытой и всеобъемлющей правды не в состоянии выдержать ни один союз. Ни один. Как только близкие люди признаются в чувствах, которые на самом деле питают друг к другу, будь то в личной беседе или в разговоре с друзьями, не умеющими держать язык за зубами, все, пиши пропало. Разве вы этого не понимаете? Разве не знаете в самых глубинах своей души? Мы любим других за то, что они такие, как есть, а не другие, за то, что они внушают нам именно те, а не иные чувства. Как правило, мы терпим их недостатки и даже никогда не ставим их им в вину. Но стоит нам увидеть в их глазах отражение самих себя, чего, избегая отрицательных эмоций, не желает видеть никто, фундамент любви тут же дает трещину.