Я тебя породил… - Анастасия Валеева

– Человек – это звучит гордо!

Дмитрий Германович, убитый горестными предчувствиями, наверное, не замечал этого, ноги несли его вперед сами собой.

Миновав маленький лестничный пролет, Милославская со своим клиентом очутилась в узком душном коридорчике, забитом людьми. В лицах всех их было что-то общее. Они держали в руках какие-то документы и, привалившись к холодной стене, печально ожидали, когда из кабинета, дверь в который была открыта, выкрикнут фамилию их усопшего родственника.

Незнамов, сунув руки в карманы, расталкивая толпящихся своим изрядно выпирающим животом, протиснулся к самой двери кабинета. Милославская, само собой разумеется, следовала за ним.

– Вас позовут, – крикнул ему кто-то из очереди, но он не отозвался, если вообще услышал это.

«Кабинет» оказался всего-навсего коридорчиком, предваряющим собой вход в другое помещение, откуда доносились душераздирающие звуки, похожие на визг электропилы. Как, наверное, ужасно было слышать все это тем, кто еще совсем недавно видел своего близкого живым, разговаривал с ним, прижимал к себе его теплую, живую руку… В сознании Милославской всплыли собственные черные воспоминания. Промелькнуло смеющееся лицо сына, ласковый взгляд мужа… Глаза ее увлажнились, и она тяжело вздохнула.

Дмитрий Германович переступил через порог «кабинета». Яна поднялась на цыпочки и заглянула внутрь через его плечо.

– Заходите по одному! – бросил им крупный молодой мужчина в белом халате, не отрывая взгляда от бумаги, в которой он что-то писал крупным, размашистым, но абсолютно неразборчивым почерком. – Мещеряков? – спросил он, подняв глаза.

– Н-нет… – почему-то замешкавшись, пробормотал Незнамов.

Я решила поддержать клиента и помочь ему и в быстром темпе отрапортовала то, зачем мы, собственно, сюда и явились. Здоровяк, слушал меня, хлопая глазами, а когда я закончила, обратился к своему коллеге, отыскивающем что-то среди кипы бумаг:

– А кто у нас неопознанными занимается?

– Сапрыкин, – не отрываясь от своего дела, бросил он.

Почти в один голос они объяснили, как найти того самого Сапрыкина. Я взяла на себя главную роль в его поисках, поскольку Незнамов к тому моменту практически перестал владеть за собой.

Сапрыкин оказался коротко стриженным коренастым молодым парнем, на удивление коротконогим. Он был одет в бледно-голубую пижаму медработника и стоял возле молоденькой медички, прикуривающей какую-то тонкую длинную сигарету. Он наклонился прямо к ее уху и что-то, хитро прищурившись шепнул. Выпуская изо рта клубящуюся струйку дыма, она во весь голос безудержно расхохоталась. Смех ее кощунственно разносился по огромному коридору с необыкновенно высокими потолками и сдавливал и без того подавленную душу Милославской и Незнамова.

– Кгхм, – кашлянул, глядя на них из-под плотно сдвинутых бровей Дмитрий Германович.

Сапрыкин и его спутница, улыбаясь, посмотрели на Незнамова. Едва сдерживая вспышку эмоций, он задал Сапрыкину интересующий его вопрос. Тот, как ни в чем, не бывало, приподнял брови, указательным пальцем сдвинул немного на затылок свой накрахмаленный колпак и другим пальцем задумчиво почесал у виска.

– При одной из поступивших найден студенчески билет, если я не ошибаюсь… – Сапрыкин поджал губы, – на имя Незнамовой Галины… отчества не припомню, – хладнокровно заключил он.

Дмитрий Германович пошатнулся и облокотился о стену. Он в одно мгновение побледнел и схватился за сердце. Милославская, взяв его под руку, свободной рукой стала шарить в своей сумочке в поисках успокоительного.

– Но я могу и ошибаться… – озабоченно протянул Сапрыкин, – Не помню вот точно, Галина она или Ирина…

Одно желание владело в этот миг гадалкой – огреть со всего размаха этого придурка своей сумкой. Она посмотрела на Незнамова, лицо которого перекосило выражение безысходного отчаяния и воскликнула:

– Да идемте же скорей! Мы должны опознать ее!

– Идемте, – пожав плечами, спокойно ответил Сапрыкин, а соей подруге с улыбочкой бросил: – Я скоро!

Снова выпуская изо рта дым, она молчаливо кивнула ему в знак согласия.

Сапрыкин вывел Яну с ее клиентом на улицу. Милославская зажмурилась – привычный солнечный свет после темных мрачных коридоров показался ей слишком ярким. Мелкими шажками меряя землю, их провожатый достал из кармана увесистую связку ключей, от тяжести которой штаны его заметно лопнули в одном месте по шву.

Обогнув здание, все трое оказались около каменной лестницы из десяти широких ступенек, ведущей вниз к большим металлическим дверям. Сапрыкин вприпрыжку спустился к ним и, поворачивая ключом в замочной скважине, спросил:

– Кто? Вы? – он смотрел на Милославскую, видя что предстоящее зрелище явно не для Незнамова.

Яна, отлично понимая всю тяжесть того, что ей предстояло испытать, утвердительно кивнула и спустилась вслед за провожатым. Дмитрий Германович, однако, не собирался стоять в бездействии и тоже двинулся вперед, опередив гадалку и едва не поскользнувшись. Милославская тем не менее не решилась отпускать его одного, боясь, что имено теперь ему и понадобится поддержка.

Душу ее в этот момент переполняли самые разнообразные чувства: неужели карты обманули ее? неужели она теряет профессионализм? что вообще происходит? чем все это закончится? как она будет объясняться с Незнамовым, когда он придет в себя? У Яны не было времени для того, чтобы как следует все обдумать и прийти к какому-то выводу, поэтому мысли мешались в голове, вводя ее во все большее смятение.

Сапрыкин открыл одну из дверей, которая угрожающе проскрипела. Изнутри пахнуло холодом и сыростью.

– Сыро… – съежившись, пробормотала гадалка.

– Это не самое худшее, – ухмыльнувшись, ответил ей Сапрыкин.

В следующую же секунду Милославская, следовавшая за ним, убедилась, насколько он был прав. Прямо перед ней, задев о ногу, промелькнуло что-то черное и длинное. Гадалка взвизгнула и шарахнулась в сторону.

– Не бо-ойтесь, – протянул Сапрыкин, – это всего лишь крыса.

– Всего лишь? – задыхаясь от ужаса, ухмыльнувшись, воскликнула Яна.

В следующий момент Милославкая почувствовала ужасный запах. Ее замутило, и она, не в силах справиться с этим, закашлялась.

– Заткните лучше нос, – посоветовал Сапрыкин, – здесь некоторые столько лежат!

Незнамов держался мужественно. Он только сверкнул глазами, но ничего не сказал, хотя трудно было не заметить, что внутри у него все кипело.

– И только вот это они заслужили… Подвал… Печальный итог жизни… – тихо пробормотала гадалка.

Сапрыкин щелкнул тугой кнопкой выключателя и тусклый свет озарил длинный коридор ведущий в другое помещение. Оно оказалось огромным. В нем по стенам и посреди зала в несколько рядов находились какие-то приспособления, похожие на тюремные нары. Потолок был покрыт серо-черной плесенью. На «нарах» лежали трупы, укрытые то ли тканью, то ли клеенками.

– П-п-п-п… – задумчиво пропыхтел Сапрыкин и стал наклоняться к биркам, висевшим из-под каждой клеенки. – Раменцев, Сухова, – тихо называл он, подходя то к одним нарам, то к другим. – Ага! Вот! Незнамова Галина Дмитриевна! – выкрикнул он через некоторое время совершенно неожиданно для нас. Оба мы в один голос охнули.

Дмитрий Германович вдруг резко сорвался с места и вплотную приблизился к Сапрыкину. Затем он отрывисто взмахнул рукой и откинул клеенку. Милославская стояла на своем прежнем месте и с ужасом взирала на происходящее. Незнамов отшатнулся и ладонью закрыл глаза.

– Что? Что с ней?! – сквозь зубы с горечью выдавил он.

– Труп обгоревший, – пожав плечами, хладнокровно констатировал Сапрыкин.

Не владея собой, гадалка приблизилась к своему клиенту. То, что она увидела, шокировало ее как ничто, что до этого вызывало у нее ужас. Больше всего у девушки было обезображено лицо. Хотя местами тело почему-то оказалось практически не поврежденным. Она лежала совершенно обнаженная, с вытянутыми вдоль тела руками.

Дмитрий Германович беззвучно затрясся, снял с себя пиджак, заботливо прикрыл им тело дочери, а потом бессильно прильнул к ее телу, обхватив его обеими руками.

– Она? – через некоторое время молчания спросил Сапрыкин.

– Рост, фигура и даже родимое пятно на ноге… – слегка приподнявшись и поглаживая тело, протянул Дмитрий Германович.

– Возраст по-моему тоже, – несмело добавил Сапрыкин.

– Ну вот, – указательным и большим пальцами зажимая глаза, провыл Незнамов, – а ты говорила жива…

В его словах теперь не было той агрессии, с которой он поначалу накинулся на Милославскую. Казалось, он настолько душевно обессилел, что не мог сразиться с ней в словесном поединке. Хотя, возможно, его сердце переполнили чувства куда более сильные, чем злоба и негодование, не оставив последним места.

Дмитрий Германович вновь молча склонил голову на тело и зашелся беззвучными рыданиями. Сапрыкин, привыкший к такому ходу дел молча стоял в стороне, отвернувшись. Яна не находила себе места, впервые, наверное, в своей жизни увидев, как мужчина плачет.