Стражи цитадели - Кэрол Берг

Большинство лейранцев давно потеряли интерес к божествам, официально разрешенным священниками и королем, — Святым Близнецам: Аннадису-Воителю, богу огня, земли и солнечного света, и Джеррату-Мореходу, повелителю морей, ветров, звезд и луны. История же, а особенно боязнь чародейства, лишила других божеств общественного признания.

Тяготы жизни убедили практически каждого в том, что Близнецов намного больше волнует борьба с легендарными тварями земли и небес и чудовищами морских глубин, чем судьбы простых смертных. Тем не менее, воины, подобные моему отцу и брату, находили некоторое утешение в мыслях о том, что Аннадис с Джерратом запишут историю их деяний в Книгу героев и будут рассказывать об их подвигах у мифических лагерных костров.

Я выросла из слепого приятия легенд, когда научилась мыслить и самостоятельно исследовать, и окончательно потеряла веру в высшую благую волю, увидев перерезанное горло своего новорожденного сына. Но опыт говорил мне об успокаивающей силе ритуала, и я не была вправе отказать Томасу или его сыну в том обряде, который мой брат выбрал бы для себя сам.

Итак, я пригласила служителя Аннадиса, и мы с Гериком и Филоменой, а также с представителями от слуг и замковой стражи расположились в комнате герцогини, слушая истории о временах Начал, о сражении первого бога Арота с хаосом и о том, как после своей победы Арот отдал владычество над миром своим сыновьям-близнецам. Вместо того чтобы позволить священнику подробно перечислить военные кампании моего брата — при упоминании некоторых я начинала чувствовать дурноту, — я попросила стареющего клирика рассказать о поединках, на которых Томас, как Защитник Эварда, отстаивал честь своего короля в течение четырнадцати лет.

Тем же вечером мы с Гериком стояли на Десфьерском холме, по ту сторону замковых стен, глядя, как камень Томаса устанавливают рядом с камнями моего отца, деда, среди сотен других, высящихся на голом склоне подобно лесу из гранита. В течение всего дня мой племянник был сдержан и вел себя должным образом, так что я не поняла, значил ли что-нибудь для него этот ритуал. Но мне стало немного легче.

Я прожила в замке уже около четырех недель, когда почувствовала, что за мной кто-то следит. Сначала я уверяла себя в том, что просто отвыкла от постоянного пребывания среди людей. Домашней прислуги в Комигоре было семьдесят три человека: секретари и горничные, повара и лакеи, чистильщики обуви и белошвейки, а также стайка горничных Филомены. Дворовой челяди — раза в два меньше: конюхи, мальчики на посылках, кузнец, оружейник, кучеры и садовники. Собственная стража Томаса насчитывала около девяноста человек. Они размещались в казармах, тянувшихся вдоль внутреннего двора крепости. И еще сотни людей жили в поместье и в деревеньках поблизости. Ежедневно я попадалась на глаза многим из них. Но однажды я убедилась, что чувство, от которого меня бросало в дрожь, — вовсе не плод моего воображения.

День выдался теплым и ярким, как это бывает только осенью — царственная синь неба, золото лучей. Лишь низко стоящее солнце и резкие порывы ветра намекали на смену времен года. Я еле пробралась через трещину, прорезавшую зеленые холмы к западу от замка, рискуя споткнуться о камни на дне расселины и исцарапаться о ветки кустов, словно в расплату за предоставленную ими тень.

Пока я шла, волоски на моей шее начали вставать дыбом и по коже побежали мурашки, ставшие привычными за последние несколько дней. Кляня себя на все лады за глупость, я ускорила шаг, а затем резко остановилась за следующим же поворотом расселины. Выглянув из-за угла, я напряженно старалась уловить малейшее движение или легкий звук шагов, которые могли бы выдать преследователя. Но не увидела никого размером хотя бы с зайца.

Чувствуя себя глупо, я двинулась обратно к крепости. Но по дороге назад меня на миг ослепил солнечный зайчик с западных укреплений замка. Я сморгнула и снова нашла луч. На третий раз я удовлетворенно усмехнулась: итак, я еще не сошла с ума. Обладателю подзорной трубы не за кем было наблюдать здесь, кроме меня.

Размышляя о подзорной трубе, я вспомнила и о коми-горских смотровых щелях. Мне было десять, и я горько страдала от ужасной несправедливости всякий раз, когда мой одиннадцатилетний братец отважно отправлялся на поиски приключений, не дозволенные младшим сестрам. Тогда мой отец снабдил меня мощным оружием в борьбе с братом. Один из бывших хозяев Комигора, желая знать все, что происходит в его владениях, проделал смотровые отверстия в стенах и потолках замка. Маленькие глазки были замаскированы в резных украшениях, капителях колонн, замысловатых узорах каминных полок или дверных проемов. Если знать, как встать на правильное место — спрятаться в нише, или за колонной, или в укромных местечках под лестницами, в углах и закутках, — то достаточно было приблизить к отверстию ухо или глаз, и все тайны замка оказывались в вашем распоряжении. Я едва не рассмеялась от облегчения. Шпионить за подозрительным чужаком так естественно для ребенка. Возможно, мне удастся извлечь из этого выгоду.

В моей спальне глазков, к счастью, не было. Небольшой осмотр примыкающей комнаты в северном крыле показал, что и там их нет. Но через одно из отверстий просматривалась часть коридора перед моей дверью. Этот коридор соединял прямоугольное северное крыло с лестницей в круглой северо-западной башне. Чтобы воспользоваться смотровым отверстием, надо было просто лечь плашмя на первую лестничную площадку и заглянуть в щель между пыльными деревянными половицами.

В тот самый день, когда я убедилась в слежке, я основательно перерыла загроможденную разным хламом кладовую, пока не нашла старую металлическую коробку, снабженную щеколдой, исправным замком и ключом. Я положила коробку в проходе по ту сторону двери в спальню так, чтобы она была хорошо видна через глазок. В следующие дни я находила время, чтобы положить туда несколько свертков, каждый раз убеждаясь, что коробка тщательно заперта. В коробке не было никаких подвохов, поэтому я не могла точно знать, не двигал ли ее кто-нибудь и не осматривал ли, но была уверена, что внутрь мой шпион пробраться не мог.

Морозным осенним утром я положила в коробку последний сверток и поднялась с ней по лестнице. Только потому, что я ожидала это увидеть, я заметила стертую пыль на полу рядом со скомканной, траченной молью тряпицей, брошенной в углу площадки. Я медленно поднялась наверх мимо затаившегося шпиона.

Узкие треугольные ступени взбегали по стенам башни, на каждом из четырех уровней расширяясь до площадки. Свет проникал через узкие бойницы и ложился полосами на истертые ступени. Наблюдательный взгляд мог заметить, что наверху, где стены постепенно сужались, лестничная спираль замыкалась несколько плотнее, чем следовало. За четвертой площадкой ступени заканчивались. Если вторгшийся враг забирался так далеко, загнанный в тупик воин мог дать здесь свой последний бой, не имея иного пути к отступлению, кроме собственного меча. Враг оставался в неведении, что позади сражающегося, в потайном убежище, прячется его жена или наследник.