Мертвые не плачут - Сергей Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все? Вроде все.
Нет, не все! Передумал, взял бинокль, вернулся на позицию. Еще раз – сотый или пятисотый? – просчитал маршрут и пометил на нем возможные помехи. Пляж пуст. Пляжная калитка уже заперта. Запер ее, как полчаса назад видел Пастух, охранник из дома. Ключ взял с собой и повесил на крючок или на гвоздь, торчащий в заборе со стороны дома. Тоже у калитки. Легкомысленно, но понятно: кругом – свои. А замок в калитке можно хоть проволочкой отомкнуть, Пастух видел, когда гулял. Но отмычка у него была. С некоторыми оговорками – универсальная.
В последние годы, много позже войны или, точнее, войн, работая, так сказать, «в мирных целях», Пастух не переставал изумляться детскому разгильдяйству соотечественников. Они, в основной массе, жили так, будто кругом них – одни честные и славные граждане: соседи там, прохожие на улице, покупатели в магазинах, попутчики в метро. Причем скажи им, что жизнь со времен коммунизма резко поменялась, они легко согласятся. Но – теоретически. А практических выводов делать не станут. Прав был деревянный герой сказки: страна дураков. Или, мягче, страна наивных и подслеповатых людей. В социальном смысле. Хотя и полных ненависти к ближним и дальним. Этого парадокса Пастух не понимал. Но принимал. Коли не исправить, так лучше попользоваться.
На участке, где шла стройка, снова замерло все до рассвета. Песня просто. Участок между стройкой и домом Мэра тоже, как и прежде, был безлюден. А между тем стрелки на часах отметили время: без двадцати трех десять. Стемнело не по-детски. И чего ждать, решил Пастух. Раньше ляжешь, первым встанешь. Это – детдомовское правило. Оно имело продолжение: первым встанешь – первым у раздачи будешь. Речь – о жратве, разумеется. Но и к конкретной ситуации правило тоже подходило. Значит – пора.
Длинным крюком спустился к Великой Реке, пошел по бережку, легко помахивая тяжким во всех смыслах пакетом. Свой родной пистолет с глушаком засунул за резинки тренировочных портков и трусов. Резинки у них были не шибко тугие, но все ж держали оружие. Жопу только вот оно холодило…
И ведь вряд ли понадобится, понимал Пастух, но береженого, как известно…
Прошел мимо нужной калитки, не притормаживая, гулял, дышал воздухом, настоянном на траве, на хвое, на пришедшей откуда-то гари, на легкой сырости. Сел у воды – спиной к ней – на корточки, просто отдыхал. Вроде бы. А может, и не вроде бы. Он умел отдыхать, сидя на корточках, долгие переходы по горам обучили: тяжесть тела перенес на носки, уложил на колени руки крест накрест, а подбородок на руки, спину расслабил. Долго мог так сидеть, чуть покачиваясь взад-вперед. Но долго – смысла не было. Потянул время, поглядывая на калитку в поселок, на крыши домов: только их и было видно с этой позы.
Тишина. Темно. Дело к ночи. Спят усталые игрушки.
Встал. Прошел подальше – почти до конца забора, не встретил никого, смешноватый мужик в трениках с полиэтиленовым пакетом в руке. Вернулся вдоль забора – так же неспешно, а в правой руке держал отмычку. Притормозил у калитки, пошуровал отмычкой в замке – обе руки для этого понадобились, калитка и открылась. Закрыл ее за собой, запер. Пошел вдоль того забора, что огораживал участки. Тишина. Безлюдье. Дошел до участка, где шла стройка. Там, в заборе, тоже имелась калиточка. Все владельцы угодий, граничащих с рекой, понаделали себе вторые или, как принято говорить, черные ходы. Пожитейски – абсолютно логично. А миссия Пастуха – тот несчитанный форс-мажор, о котором знает только он. Спите спокойно, дорогие граждане, вашим снам ничто не грозит. Пока…
Пока все – вне камер. Как и рассчитал.
На стройке было тихо и безлюдно. Солидно охраняемый поселок, высокие и глухие заборы, охрана с оружием – чего, спрашивается, опасаться. Все верно, нечего! Пастуха здесь нет и не будет. Да и вообще никакого Пастуха не существует! Миф, о коем только избранные и слышали. А много ли их, избранных? Раз, два и обчелся. Буквально.
Забрался в коробку строящегося дома, поднялся по деревянной шаткой лестничке на невысокие леса. Невысокие, да, но участок Мэра с них видно. Хорошо, что ночной бинокль взял. Приложил к глазам, наблюдал. Хотя особо не за чем. Пусто было на участке. И только в двадцать два ноль девять на улице возник мэрский кортеж, две, как и прежде, машины, все вокруг осветилось фарами, ворота открылись, авто Мэра въехало, Мэр легко вынырнул из салона, что-то, нагнувшись, сказал водителю, хлопнул дверцей и пошел в дом. А машина сдала задом, выбралась на улицу, и обе отбыли в ночное. В гараж или куда там…
Следовало выждать: Мэр переоденется, умоется, обживется в домашнем, поужинает, не исключено – выпьет рюмку-другую, что там еще есть в его ритуале? – и пора будет Пастуху двигаться к дому.
Но уже спустился с лесов, выбрался из недостроя, согнувшись пробежал к забору, граничащему с соседями. Там, видел поверх забора, на участке никого не было. Свет в окнах дома горел всюду, хозяева не экономили электроэнергию. Но участок был темный. Разве что фонарик тускло тлел на столбе ограды.
Тридцать три минуты одиннадцатого. Минут через двадцать пять Пастуху надлежит быть в доме Мэра. Мэр к этому часу уже закончит ужинать. Дальше – душшмуш, что-то еще и, наконец, он скроется в своей обширной горенке. Что там у него: работа над документами, просмотр ди-ви-ди фильма, чтение книг, былое и думы. Пастух не ведал о том, и ему это знание было лишним. Главное – Мэр у себя в комнате, дверь закрыта и вряд ли заперта. Начало двенадцатого. Прислуга ушла в малый дом, остался один охранник у парадного входа. Если входить с черного, то возможно его не спугнуть. Точнее – необходимо.
Значит: дел вроде и не столь много и не столь они сложны, но риск засветиться есть, и ошибка недопустима. И он еще не решил, что задействует под занавес: воду или огонь. Или воду и огонь, хотя последнее отдает перебором. Как там классик советовал: не умножайте сущности…
У забора росли березки, явно посаженные хозяевами. Тоненькие, хлипкие. Воспользоваться ими было невозможно. Поэтому Пастух взял в зубы весьма нелегкий для оных пакет со стрелялкой и ночным биноклем, ухватился руками в перчатках за верх забора (слава Богу, никакой проволоки поверх него не натянули!), легко подтянулся, перевалился через забор, чтоб не очень заметно вышло, и мягко спрыгнул по ту сторону. Там росли не березки, а кусты то ли смородины, то ли малины, Пастух был не силен в садоводстве.
Оставалось быстро и незаметно пересечь чужой и обжитый участок. Пригибаясь, почти на корточках Пастух быстро посеменил по траве, огибая кусты, клумбы, беседку и неработающий фонтанчик, невесть для чего устроенный. У противоположного забора росла та же малина-смородина-крыжовник. Сел в кусты, затаился. Ждал возможной реакции: а вдруг кого-то не углядел, кто на ночь подышать-покурить вышел. Честно минут пять сидел на корточках. Никто не вышел.
Тогда – дальше. Забор был точно такой же. Видимо, типовой. Дома в поселке очень разными гляделись, а заборы, похоже, оптом строились.
Опять подтянулся на руках, заглянул на ту сторону. Тихо было. Никто не шастал по участку. Проделал то же самое, что и пятью минутами раньше, и оказался на территории Мэра.
Оставался предпоследний этап: дождаться ухода прислуги и смены караула, добраться до дома и войти в него, не обеспокоив охранника и хозяина ни шагом, ни шорохом. Потом – последний этап. Он будет самым сложным и самым стремным, но ради него он, Пастух, здесь.
Пригнувшись, короткими перебежками, достиг дома, вернее – пышных розовых кустов, которые высажены были по периметру здания, создавая некий благоухающий зеленый опоясок вокруг дома. Между опояском и фундаментом шла отмостка, выложенная фигурным кирпичом. В стене фундамента имелись крохотные окна, темные сейчас. Легко было предположить, что за окнами располагались домовая котельная, электрощитовая, иные подсобные помещения. Часы натикали одиннадцать ноль четыре. Если все шло по расписанию, прислуга с минуты на минуту покинет дом, а охранники внутри него поменяются.
Пастух добрался до края стены и залег в розах. Пахло изрядно, но не противно: все же розы, а не говно. Он услышал, как открылась задняя дверь, кто-то вышел на крыльцо. Засмеялся. Мужчина. Он же сказал:
– Спокойного дежурства, сменщик. А лучше – снов. Пройдись по дому на всякий пожарный. Хозяин в свою комнату уже слинял. Это до утра. А Хозяйка еще в Городе. Первый звонил, что выедут не раньше полуночи, заботы там у нее, как водится, знаем – какие… Обойди объект, не развалишься, делов-то – пять минут.
Сменщик что-то ему ответил, Пастух не услышал.
– Ну и что, что я ходил? А теперь ты походи. Подыми жопу, напарник, она у тебя салом зарастает. Давай! Первая шеренга – марширен… – сам засмеялся сказанному. – Пошли, девочки, пошли. Сейчас чаю с плюшками попьем и – в тряпки. Мне в шесть утра – на пост. Плюшки-то есть?