Змеи в раю - Леена Лехтолайнен

— Что это было? — встревоженно спросила я.

Маке сел около меня на пол.

— Да ничего особенного. Таблетка от похмелья, таблетка от головной боли и витамин С вперемешку с пивом. Утренний коктейль Маркку Руостеенойи.

— Понятно. Не хватает только сырого яйца, — ухмыльнулась я.

Маке взъерошил мокрые волосы. Кажется, он успел быстро принять душ, не вытираясь, натянул на себя светлые вылинявшие джинсы и вышел ко мне. Больше на нем ничего не было. Капли воды блестели на его накачанной груди, собирались в маленький ручеек и сбегали вниз по дорожке в центре плоского живота.

— Стего Брендт вчера где-то около трех ввалился ко мне в магазин и рассказал, что у Йоусенкаари полно полицейских. И еще он видел, что из дома Арми выносят труп. Потом я пошел в кафе «Баллонс» выяснить, что говорят о случившемся, там и остался. Кто ее убил?

— Они задержали Киммо. Ты вчера был в магазине?

— Летом по субботам моя лавочка закрыта. Но вчера я зашел проверить, сколько пар кроссовок осталось на складе. И Стего забрел ко мне вроде как поболтать. А в чем дело? — Маке окинул меня подозрительным взглядом.

— Ты часто встречался с Арми?

— Какого черта? Ты думаешь, что Киммо убил Арми, приревновав ее ко мне! Да Арми на меня вообще наплевать было. Ты что, собираешься из-за подобной ерунды приплести меня к этому делу?.. — Маке сделал большой глоток пива, схватил левой рукой пятикилограммовую гирю и начал качать руку. Я увидела, как рельефно напряглись мышцы его плеча, а на руке набрякли и стали пульсировать синеватые вены. Глядя на эти вены, я внезапно вспомнила сине-красный цвет лица задушенной девушки.

— Левая рука у меня накачана хуже, чем правая, вот и приходится тренировать ее больше. Послушай, у меня в магазине сейчас хорошие скидки на весельные тренажеры; тебе, случайно, такой не нужен?

— Маке, ну послушай же меня! — почти выкрикнула я тоскливо. — Ты же частенько встречался с Арми последнее время. Вы виделись вчера? Может, она тебе звонила?

— Ах, встречался? Да, я иногда заходил к ней, и она угощала меня свежими булочками, которые сама пекла. Я ведь больше ни с кем не мог говорить о… Санне… — Маке отвернулся от меня, но я видела, как напряглись жилы у него на шее. — Черт возьми, это я виноват, — вдруг сказал он, обращаясь к тополям на улице.

— В смерти Арми? — спросила я заинтригованно.

— Арми? Нет, Санны… Почему я тогда не понял, что она не шутит? — Маке повернулся ко мне, и я увидела, что он плачет, не пытаясь скрыть слезы. — Сколько бы я ни прожил на этом свете, никогда себе не прощу. Хотя Арми и говорила, что я не виноват.

Казалось, я слышу мягкий голос Арми и чувствую запах свежеиспеченных булочек. Я вспомнила, как Хельстрем рассказывал мне о ее искренности и участии в отношениях с людьми. Пожалуй, мне стоило поучиться у нее мягкому обращению, ведь я в основном умела только выуживать информацию у раздавленных горем людей. Отложив тем не менее работу над собственным характером на потом, я продолжила задавать вопросы:

— Значит, вы беседовали о Санне?

— Да, о ней и вообще о семье Хяннинен. Мне казалось, она побаивалась своих будущих родственников, в особенности Аннамари с ее взрывным характером. Не выношу эту бабу! Я, видишь ли, был не настолько любезен с Санной, как ей хотелось. А после ее смерти она сделала все, чтобы упечь меня в тюрьму. И только Арми ни в чем меня не упрекала. Когда в пятницу мы с ней последний раз разговаривали, она сказала, что мне надо перестать грустить и ругать себя, что Санна действительно любила меня, а в ее смерти виноваты совсем другие люди. Вот такие вещи она мне говорила, не то что родная мать Санны. Та вообще никогда не интересовалась делами своей дочери, ей все было безразлично… — Маке смахнул слезу с кончика носа и отхлебнул еще пива.

— Значит, ты не был влюблен в Арми?

— В Арми… Не знаю, смогу ли я вообще кого-нибудь полюбить после смерти Санны… — вздохнул он. — Слушай, ты будто допрашиваешь меня. Зачем?

— Киммо попросил, чтобы я его защищала. И я собираю доказательства его невиновности.

— Нет у меня никаких доказательств. Он действительно мог ревновать ко мне. Мы же не были с ним друзьями. Кто же ее убил, если не он? Раз ее задушили резиновым шнуром, то Киммо, на мой взгляд, первый кандидат в убийцы. Ведь вершина его мечтаний — накинуть шнурок на чью-нибудь шею во время занятий сексом.

У меня по спине пробежал озноб. Снова камешек в огород Киммо.

— Ты неплохо знаешь интимные пристрастия Киммо. Откуда?

— Санна рассказывала, — ответил Маке, не глядя на меня. — Они оба были из породы мазохистов. Санна тоже увлекалась всякими жесткими штуками. Я, наверное, был единственный из ее парней, кто не поднимал на нее руку. Черт побери, я никогда не бил ее, хотя иногда она просила меня об этом. — Маке допил пиво. — Они с Киммо иногда захаживали в клуб, где тусовалась подобная публика, — разумеется, втайне от Арми. Девушка-Досада не должна была об этом знать. Так Санна всегда называла Арми.

Маке принес из кухни третью банку пива. Мне было неприятно смотреть, как он накачивается на моих глазах. Пусть пьет в одиночку; мне лучше отправиться побеседовать с Маллу.

— Подожди, не уходи, — произнес он жалобным голосом, увидев, что я поднимаюсь.

— Мне пора, извини. Слушай, если хочешь напиться, отправляйся лучше в бар. А вообще тебе, по-моему, на сегодня хватит.

— Ладно, сам разберусь. — Он потряс банкой и выдавил жалкое подобие улыбки.

Я уходила от него с неспокойным сердцем.

Сев на велосипед, я отправилась по узким дорожкам парка в сторону Тонттукимпу. Вдруг на тропинку выпорхнула пара фазанов. Во мне проснулся охотничий инстинкт, мне захотелось поймать их. Так, на прошлой неделе Эйнштейн, возомнив себя великим охотником, загнал высоко на дерево здорового красавца фазана, и тот возмущенно кудахтал на вершине дерева больше часа. Вдоль дорожки цвели одуванчики. Мне захотелось забыть всю эту историю с убийством, бросить велосипед и отправиться пешком через парк в поисках новых, незнакомых мне цветов и растений. Я почувствовала весеннюю лихорадку. Мне вспомнился мой бывший друг ботаник, который много рассказывал о растениях и птицах. Я уже почти забыла, что когда-то общалась с кем-то другим, не с Антти.

Да, за эти девять месяцев мы так привыкли друг к другу, что будет невероятно трудно снова привыкать жить одной. А ведь раньше я с легкостью переносила одиночество. Хотя без чашки утреннего кофе я до сих пор лишь с трудом могла поддержать связный разговор и не любила, когда меня просили уменьшить громкость звука любимой радиостанции, которую обычно включала вечером на полную катушку. К счастью, Антти хорошо меня понимал: он и сам не любил, когда кто-то вторгался в его внутренний мир.

Лесные заросли закончились, я оказалась на большой парковке перед теннисным кортом. Я вспомнила недавние дебаты в прессе — если хоккейным фанатам удастся воплотить желаемое, уже скоро парк перестанет существовать и на его месте будет построен огромный ледовый дворец, а рядом — большая парковка. Об этом столько говорили, что, казалось, у муниципалитета просто не было других забот; какие там социальные программы помощи нуждающимся слоям населения — об этом, кажется, просто забыли.

Маллу не было дома. Наверное, поехала к родителям в Лаппаярви. Я огляделась. Поблизости — ни одной телефонной будки. Несмотря на булочки шефа, у меня громко урчало от голода в животе, и я решила отправиться на восточное побережье. Может, Антти будет в настроении поговорить со мной…

Всю дорогу я размышляла над первой фразой разговора. К счастью, мне не пришлось отрывать его от работы — он сидел с книжкой на заднем дворе дома.

— Привет, Антти. Я вот зашла домой… Может, мы с тобой поговорим…

— Хм-м… — донеслось из-за книги.

— Понимаю, тебя потрясла смерть Арми, но ты ведь знаешь — это не моя вина. В результате того, что случилось, Киммо попал в ужасное положение. И меня попросили ему помочь, поэтому мне приходится беседовать с разными людьми. А темы разговора часто бывают довольно неприятными.

Мне показалось, что последняя фраза прозвучала как-то искусственно, словно вычитанная из учебника психологии. Я с усилием продолжила:

— Я хочу помочь тебе, но ведь ты меня к себе не подпускаешь… Знаешь, я ведь тоже очень переживаю из-за Арми, хотя совсем плохо ее знала…

Я замолчала, увидев, что у Антти как-то странно вздрагивают плечи. Он то ли плакал, то ли смеялся — похоже, и то и другое одновременно. Постепенно всхлипывания перешли в безудержный смех — он не мог остановиться.

— Прекрати! — Я потрясла его за плечи. Не помогло. Пришлось вылить ему на голову стакан воды. К счастью, это подействовало и мне не пришлось перейти к крайней мере и начать хлестать его по щекам.

— Ох-хо, — только и смог произнести Антти, привлекая меня к себе. — Я был уверен, что ты безумно злишься на меня, и подготовил такую же официальную речь. К счастью, ты успела первой. Как дела у Киммо?