Кремль 2222. Шереметьево - Дмитрий Силлов

– Неплохо, – повторил я. – А теперь аккуратно клади пулемет на братца, бери мотоцикл за ручки и пошли. Мое предложение по-прежнему в силе.

Староста послушался. Сейчас ему больше ничего не оставалось делать. Мне же пришлось отпустить кольцо – иначе в такой сложной связке я его точно рано или поздно выдерну. Зато я завладел пулеметом и пошел следом за его хозяином на манер рака из басни, пятясь назад, но при этом периодически оглядываясь, дабы ненароком не наступить на мину.

Их, кстати, деревенские насажали довольно густо. Обогнув рогатки по обочине, мы полсотни метров шли очень осторожно – а я уж так вообще словно по канату вышагивал, вертя головой так, что того гляди шея перекрутится, как «уставшая» проволока, и переломится посредине.

Но все обошлось. Никто из аборигенов стрелять не пытался – видать, впечатлились смертью тощего. Это они правильно. Жить-то всем охота, а пуля – дура, даже при беспорядочной стрельбе может ужалить. Деревенские же люди обстоятельные, явно предпочитали получать стопроцентный результат при минимальных потерях. Поэтому мы без дополнительных приключений миновали проход в минном поле и остановились.

– Ладно, – сказал я. – Приехали. Ты только не дергайся, я гранату достану – и разойдемся краями, как в море корабли.

Неприятное это дело вытаскивать из чьей-то пасти «эргэдэшку». И потому, что опасно это, и потому, что довольно мерзко. Непроизвольных слюней староста напускал в бороду изрядное количество, но делать было нечего. В условиях постапокалипсиса граната есть большая роскошь, разбрасываться которой – преступление.

Короче, я ее оттуда извлек, чуть не блеванув в слегка проржавевшую физиономию бородача – с зубной пастой и другими средствами гигиены в этом мире напряженка, и воняло от аборигена хуже, чем от вокзального бомжа. А из пасти – особенно. Но я к таким делам привычный, порой сам не благоухаю гиацинтами, пока не доберусь до родника или лоханки с чистой водой. Так что все прошло благополучно, в том числе и всовывание чеки обратно – я такое уже проделывал, опыт имеется.

За моими манипуляциями староста наблюдал угрюмо и сосредоточенно. Есть такое свойство у РГД-5, притягивать к себе внимание, особенно когда кто-то возится с ее детонатором. Лишь после того, как я закончил и всунул гранату обратно в кармашек разгрузки, бородач немного расслабился. Правда при этом, судя по насупленным мохнатым бровям, настроение у него не улучшилось.

– Пулемет отдашь? – глухо осведомился он.

– Чтоб ты мне из него в спину отработал? – хмыкнул я. – Не, не отдам. Он пойдет в счет компенсации за моральный ущерб.

Судя по морщинам, обозначившимся на широком лбу старосты, он меня не понял. Хотя общий смысл уловил – пулемета ему не видать как своих грязных, мохнатых ушей.

– Зато брата отдам в целости и сохранности, – подсластил я горькую пилюлю. Хотя бородача это не особо обрадовало – похоже, свое оружие он ценил больше непутевого родственника.

– Ну и подавись, – процедил староста сквозь оставшиеся зубы, которые пока что пощадила Железная чума. – Один хрен дальше Новгорода не будет тебе пути.

– Это ты, типа, сейчас меня проклял, или что-то в этом роде? – кивнул я, прилаживая ремнями к мотоциклу трофейный пулемет. – Но, видишь ли, я верю только в Смерть, в Удачу, и в Зону, остальное меня не трогает. Так что зря стараешься, от твоей молитвы кошка не продрищется.

– Увидим, – бросил бородач через плечо – не дослушав мой монолог, он взвалил безвольное тело брата на плечо, развернулся и пошел обратно. Надо же, какой ранимый. Похоже, обиделся. Ну и ладно, что ж теперь делать? На обиженных, как известно, коромысло кладут и воду возят. А мне в дорогу пора. Кстати, староста прав – судя по Тимофеевой карте, я уже был недалеко от Великого Новгорода, князю которого мне нужно было передать неведомую хрень в коробочке…

Я уже собирался было сесть в седло моего байка и отчалить побыстрее и подальше от неприветливого селения, как со стороны деревни грохнул одиночный выстрел.

Реакция у меня на такие неприятности порой опережает осознание. То есть, я в ту же секунду обнаружил себя присевшим за моим бронированным мотоциклом с «Валом» в руках, наблюдая при этом жизненную картину – бородача посреди минного поля, медленно оседающего вниз.

Ясно, что ж тут неясного. Судя по звуку выстрела, тявкнула «трехлинейка», которых я, кстати, в руках деревенских не заметил. Значит, это работа того доморощенного снайпера, что на крыше из-за трубы блестел линзой своего прицела. Почему он раньше не выстрелил, пока мы через минное поле шли, понятно. Деревенские совещались. И, посовещавшись, пришли к общему решению – староста-неудачник вместе со своим невезучим братцем им больше не нужен.

Положа руку на печень, судьба старосты и его брата мне была глубоко параллельна. Но при этом меня крайне заботило будущее моей шкуры и целостность мотоцикла, который может довольно болезненно отреагировать на попадание винтовочной пули. Броня броней, но «трехлинейка» – это «трехлинейка». В умелых руках оружие страшное. Впрочем, и в неумелых – тоже. Бывает, что лоху везет, а у удачливых везение заканчивается, и на стыке этих моментов порой происходят весьма печальные события.

Дом с трубой уже почти скрылся в серой листве, но я чувствовал, что это для стрелка не помеха. Тем более, что он – в укрытии, а я – на открытой местности. И как только я попытаюсь сесть на свой мотоцикл, тут деревенский Робин Гуд и примется за работу. Не иначе сейчас приник к прицелу и ждет, когда я попытаюсь вскочить в седло и скрыться из опасной зоны.

Однако он не учел одной детали…

Бородач рухнул всем телом на утыканный минами асфальт, при этом так и не пришедший в себя брат тяжело упал рядом с ним. Как минимум, четыре мины разом собой накрыли.

И результат этого не замедлил сказаться.

Четыре взрыва слились в один, к небу взметнулись черно-красные гейзеры, состоящие из дыма, огня и разорванной человеческой плоти. Но мне было недосуг любоваться этими красотами. Я уже стоял в положении для стрельбы с колена, уперев левый локоть в кожаную сидушку мотоцикла и направив ствол «Вала» в черные клубы дыма. Ветерок тут присутствует, через несколько секунд он сдует дымовую завесу, и я снова окажусь как на ладони. И тогда тому снайперу за трубой может повезти…

Но все-таки лучше, чтобы повезло мне.

Дым не был особой помехой. Я прекрасно помнил расположение того дома с трубой, будто видел перед собой схематично нарисованную картинку. И мне недоставало самой малости, одной из двух…

Увидеть блик, когда пропадет дым.

Либо почувствовать линию прицела…

Первое – плохо и ненадежно. Потому что и враг будет видеть меня, а блеснет ли линза или нет – еще вопрос.