Ричард Длинные Руки — принц короны - Гай Орловский

Я проследил за ним взглядом: направляется в сторону ближайшего села, что тоже понятно и объяснимо. Его вооруженную охрану замка я порубил, нужно срочно набрать новых крепких, сильных мужчин, способных управляться с оружием.

Лук Арианта с готовностью лег в мои руки, и пока барон неспешно едет, чуть покачиваясь в седле, я наложил стрелу, цель достаточно заметная, взял на прицел сперва лицо, потом взглянул на грудь, прикрытую толстой тканью обычного жилета, пусть и богато украшенного золотыми нитями.

Когда конь барона повернул на повороте и оказался ко мне мордой, позиция куда уж успешнее, я резко натянул тетиву и, держа взглядом левую половину груди барона, отпустил кончик стрелы.

На солнце коротко блеснула искорка, это соскочил крохотный зайчик с острейшего наконечника. Барон даже не вздрогнул, но чем-то заинтересовался, придержал коня.

Стрела, как я сам видел, просто исчезла, барон все так же невредим, даже не ранен. Сейчас вертит головой, словно даже не понял, что его старались подстрелить, наконец вскинул голову и увидел нас с арбогастром на косогоре.

Я услышал его крик:

— Кто?.. А ну, иди сюда!.. Ты тот самый?

— Щас, — ответил я вполголоса. — Вот прям так все брошу и приду. Зайчик, давай деру…

Голос мой, судя по реакции Зайчика, дрожит, потому что обеспокоенный арбогастр рванулся с такой скоростью, что меня едва не переломило в позвоночнике.

Значит, стучало в голове, дело не в заклинаниях. Он в самом деле неуязвим, даже святые стрелы не действуют. Они против нечисти хороши особенно, однако барон Вимборн человек, хоть и продал душу дьяволу…

Можно попытаться с арбалетными болтами моего малого арбалета, их мощь чудовищна, однако, думаю, получится то же самое. Если бы дело было в простой регенерации, пусть и сверхбыстрой, красная стрела решила бы проблему, она разносит жертву на мелкие кусочки и разбрасывает так, что никакая сила не соберет воедино… ну, думаю, не соберет. Однако барон достиг бессмертия более простым, хоть и продвинутым способом, ставши неуязвимым не только для старости и болезней, но и для всех видов оружия.

Я напомнил себе зло, что вообще-то есть способы, пусть большинство из них чисто теоретические; к примеру, можно обрушить на него гору, он останется жив, но никогда из-под нее не выберется. Разве что через полмиллиарда лет гора рассыплется в песок.

Или для верности заманить в ущелье, а там обрушить лавину камней. Хоть и трудно, но осуществимо. Это тоже на века и даже тысячелетия.

Правда, это не казнь, а просто помещение на время, близкое к вечности, в одиночную и очень тесную камеру. Предельно тесную. Но не казнь, за которой последует суд. Вот такой парадокс, сперва казнь, потом суд, а затем отбывание наказания в аду.

Через полупустой Генгаузгуз я проскочил на большой скорости, местные все еще выходят на улицы только по необходимости, вдруг да захватчики сорвутся с цепи и начнут бесчинствовать, как рассказывали священники; стража вокруг дворца приветствовала воинственно-ликующими воплями.

Во дворе навстречу с готовностью бросились слуги. Один закричал весело:

— Ваше высочество, я держу его, держу!

Арбогастр сделал вид, что да, его держат, а я соскочил и двинулся в соседнее здание, где обычно размещали высоких гостей короля.

Здесь, как и в главном здании, дворец все еще больше замок, чем дворец, те же массивные стены, залы широкие и низкие, лестницы тоже широкие, громоздкие, все из камня, вообще ощущение такое, что вырублено из цельных глыб. На некоторых красные ковровые дорожки, другие угрюмо смотрят голым камнем, перила широкие, можно скатываться лежа на спине.

Кроме многочисленной стражи полно монахов, я услышал разговор двух проходивших в сторонке:

— Брат мой, нам всем нужно знать, кому доверять в этой стране еретиков!

Второй пробубнил с тоской:

— Нам всем нужно знать, кому доверять вообще в этом странном непонятном мире…

Какой-то системы в расположении залов я не увидел, в разных одинаковые рыцарские доспехи, всевозможное оружие на стенах, чего не увидишь в королевских дворцах Сен-Мари или Вестготии, огромные головы медведей, снежных барсов и совсем уж редких зверей, имен которых я не знал, но выглядевших устрашающе.

Слуг почти не видно, зато священники и монахи попадаются на каждом шагу.

— Ваше высочество…

— Ваше высочество?

— Все в порядке, — объяснял я по дороге. — Могу же возалкать духовной пищи?.. Припасть к истокам?.. И вообще как бы?

— Ваше высочество, — сказал один, — его преосвященство сейчас изволит молиться в часовне.

Я спросил настороженно:

— По мне видно, что иду к епископу?

Он ответил деликатно:

— Не пойдет же принц к простому священнику вроде меня?

Я взглянул на него внимательнее.

— А это зависит. Если будешь что-то значить, к тебе будут ходить и короли. А где та часовня?

— Желаете, — спросил он, — чтобы я проводил ваше высочество?

— Да, — изволил я. — Веди.

У двери часовни монах с толстой книгой в руках задрал очи к своду, губы что-то шепчут, но едва завидел нас, загородил дорогу. Мой монах поклонился и тотчас же попятился, а священник обратил в мою сторону бледный лик с покрасневшими от ночных бдений глазами.

— Его преосвященство сейчас молится в часовне, — сказал он твердо и добавил с неловкостью: — Подождите чуть, ваше высочество. Епископ вот-вот закончит.

Я сказал с одобрением:

— Короткие молитвы лучше длинных.

Он взглянул на меня искоса:

— Он молился всю ночь.

— Ого, — сказал я с неловкостью, — тогда мне кажется, его преосвященство что-то скрывает.

Священник посмотрел на меня с иронией.

— А вам точно скрывать нечего?

И ушел, как Пилат от Христа, не дожидаясь ответа. Я хмуро смотрел вслед. Не люблю, когда последнее слово не за мной, однако, с другой стороны, что я мог ответить?

За дверью послышались шаги, скрипнули плохо смазанные петли. Геллерий, еще не отойдя после беседы с Богом, вышел бледный, изможденный, явно взволнованный, на меня посмотрел без всякого интереса.

Обычно мы отделываемся формальными приветствиями, и хотя он хорош, непримирим и очень силен, но я словно бы храню верность отцу Дитриху, потому больше ни с кем из лиц духовного звания не схожусь слишком уж близко и, конечно, не откровенничаю.

Он произнес с едва уловимым поклоном — не покорности, конечно, а элементарной вежливости:

— Ваше высочество…

— Ваше преосвященство?

— Ваше высочество, — поинтересовался он, — чем обязан столь высокому визиту?.. Давайте зайдем вот в эту келью…