Она нашла себя (СИ) - Ольга Орлова

— Думаю, это легко. Он маленький, — с натянутой улыбкой произнесла она.

Они прошли из кухни обратно в комнату. Вместе подошли к небольшому накрытому портрету.

— Надеюсь, тебе хоть немного понравится, — сказал Толя, как говорят большинство творческих людей, сомневающихся в своём таланте.

И вот перед глазами Лены её портрет. Она подходит к нему, потом отходит подальше, чтобы рассмотреть со всех точек и расстояний. Она пожирает его глазами, словно перед ней чудо из чудес. Портрет яркий, сочный, безукоризненный, со своим стилем. Лицо прорисовано настолько верно, что кажется, что перед ней зеркало и она смотрится в него.

На неё смотрела Лена, но только из другого мира. Из чудесной сказки!

«Она улыбалась и грустила одновременно. Выражение лица было уставшим, но милым и добрым, как у матери, которой вернули детей после долгого расставания. Девушке с таким лицом хотелось довериться и отдать себя в её руки.

Черные волосы спадали на плечи лёгкими блестящими и аппетитными локонами. Они были, как живые. К ним хотелось прикоснуться. Вместо ресниц красивые черные перышки. На нежном румянце выделялись несколько хрустальных слезинок.

Обрамляла портрет рамка из павлиньих перьев».

Ничего идеальнее и фантастичнее Лена не видела.

— У меня слов нет! Ты умеешь переносить в сказку! Не помню, кто сказал, что красивое произведение искусства не нужно сдабривать тысячами слов похвалы, метафорами и эпитетами. Не нужно подбирать слова. Достаточно сказать «Прекрасно!» и человек, сотворивший шедевр, будет очень доволен, — восторгалась Лена.

— Согласен. Но многие художники, наоборот, любят, когда их произведение оценивают, разбирают каждую деталь до мельчайших подробностей, когда пытаются сравнить с каким-то общепризнанным шедевром, или даже говорят, что его произведение лучше. Что теперь его картины будут эталоном, примером для сравнения и подражания. Мои работы просты. И я этому рад.

— Я в восторге. И мне не нужны другие мнения. Спасибо, Толь.

— Не за что! Твоя улыбка — моя награда.

— Хотела спросить. Что значат перья вместо ресниц, павлиньи перья?

— Перья — свобода. Я рисовал их, пытаясь направить твои мысли на освобождение от ненужного и тягостного.

Лена согласно кивнула и вздохнула.

— Слёзы — сама понимаешь — это боль. А улыбка сквозь слёзы — будущие мгновения счастья, которые обязательно пробьются и дадут ростки через боль, чтобы потом её совсем победить… Что касается павлиньих перьев… Ими я пожелал тебе яркой жизни, которую ты сама создашь себе, и больше не будешь впадать в депрессии.

— Толя, лучше сказать и пожелать нельзя! Думаю, этот портрет поможет мне. По-другому и быть не может.

И через минуту добавила:

— Я как раз сегодня собираюсь поговорить с Эдуардом. Можно я расскажу ему о тебе тоже?

— Если нужно — расскажи. Но зачем?

— Нет… Я ничего не буду говорить. Ты прав, — отрывисто проговорила она, отворачиваясь от него. — Я лучше пойду.

Тогда он быстро подошёл к ней и обнял со спины, прижал к себе.

— Не уходи, прошу… Прости, что задал вопрос. Не думай, что я к тебе равнодушен. Нет! Леночка, наоборот. Но тебе нельзя говорить мне, что ты любишь меня.

Лена трепетала от его дыхания и слов.

— Почему нельзя? — шёпотом спросила она и положила поверх его рук, обнимающих её талию, свои руки. — Я люблю тебя. И буду говорить тебе это!.. — она старалась повернуться, чтобы посмотреть на него, но Толя не давал этого сделать. Он был счастлив.

— Скажи ему обо мне. Я хочу, чтобы он знал всё… — шепотом сказал он. — Но будь осторожна. Если он будет кричать на тебя или бить, вырывайся и беги ко мне.

Лене всё-таки удалось повернуться к нему. Он выпустил её из нежных и страстных объятий.

— Обещаю. Но, почти уверена, что Эдуард не способен на ярость, которая доходит до кулаков. Мы, наверно, просто поругаемся.

— Так лучше.

Они сели на кровать и с минуту молчали, глядя в пол.

«Надо завести разговор о чём-нибудь другом!..».

«Музыка!» — взволнованно подсказал ей внутренний голос, когда она увидела музыкальный центр на невысоком шкафчике для книг и посуды.

— Что ты любишь из музыки? Что слушаешь последнее время?

— Есть диск с инструментальной музыкой. А портрет я писал под любимые мелодии: Paul Mauriat — If You Go Away и Kenny G — Peace.

— По-моему, я знаю «Peace». Люблю инструменталку. Можно включить?

— Конечно.

Лена включила музыкальный центр. Диск оставался в дисководе с ночи. Она выбрала мелодию, посмотрев, какая она по счету во вкладыше от диска. И подошла к кровати.

Музыка звучала на всю комнату, разливаясь и одухотворяя. Лена смутно помнила её. В семнадцать лет она заслушивалась такой музыкой.

Лена посмотрела на Толю, прикоснулась к его волосам и несколько раз провела по ним, чтобы он расслабился. А потом легла на кровать, ожидая, что он сделает то же самое. Но он смотрел на неё, не торопясь присоединиться.

— Не бойся меня. Ложись рядышком.

Толя молча лёг, но было видно, что в нём борются смущение и чувственность. Он сумел их побороть. Смущение, чтобы выглядеть достойней, чувственность — чтобы справиться с собой и не зацеловать Лену. Он никогда не мог принять того, чтобы женщина принадлежала нескольким мужчинам сразу. Чистые отношение — залог взрослых, настоящих чувств.

Лена думала, что он снова обнимет её крепко-крепко, но на напрасно ждала. Ей было даже обидно, но она держалась.

Давно уже звучали другие мелодии, а они всё лежали, слушали и думали. Было столько прелести в зарождающемся чувстве, в новых эмоциях, душевных волнениях.

Внезапно он повернулся к Лене и разглядывал её — готовую к чему-то хорошему, готовую взлететь и не возвращаться.

Он прилег к ней вплотную и сказал:

— Повернись ко мне спиной. Я хочу сделать тебе красивые крылья.

— Вдруг они уже есть у меня? Может, я твой ангел? — лукаво спросила она и повернулась к нему спиной.

Толя рассмеялся:

— Конечно! Они у тебя уже есть. Я их приукрашу.

И до вечера он гладил её спину со всей нежностью. Лена прикрыла глаза и отдалась невинному наслаждению. Она и не думала, что без поцелуев и других манёвров, мужчина может так упоительно подарить свои чувства.

Лене так не хотелось уходить от него. Тут её пригрели… Да и он волновался.

Перед её уходом они специально обменялись номерами мобильных телефонов, чтобы быть на связи, если что.

— Кстати… Я могу потом забрать портрет? Я же не знаю, как вы — художники — всё это для себя решаете, — с тёплой улыбкой спрашивала Лена.