ТРИ БРАТА - Илья Гордон

– Однажды, – начал он рассказывать, – иду я поздней ночью по степи, и вдруг вдали засверкал огонек. И чем ближе я к нему приближался, тем ярче вспыхивал и разгорался этот огонек. Когда я подошел совсем близко, из него посыпались искры – крупицы золота. Не чуя под собой ног, я рванулся и стал хватать эти крупицы, но они ускользали из моих рук, а ветер подхватывал их и уносил. Сколько хватило сил, я гнался за этим золотом, но не успел пробежать и полверсты, как оно очутилось на горе. Забрался я на эту гору, а оно упало в реку, которая текла у подножия горы. Прыгнул я в реку…

Танхума вдруг прошиб пот, будто он в самом деле сломя голову мчался за кладом. Переведя дыхание, он украдкой взглянул на Гинду, проверяя, какое впечатление производит на нее его рассказ.

Девушка и впрямь была потрясена необычайными приключениями, о которых поведал ей Танхум. Она сидела, уставившись на него горящими от любопытства глазами, и ждала продолжения. Но тут в комнату вошел отец Гинды, и Танхум встал и попрощался, надеясь, что девушка будет с нетерпением ждать его следующего прихода, чтобы услышать, чем кончился этот похожий на волшебную сказку случай из его жизни.

Провожая гостя, Борух радушно пригласил его:

– Заходи почаще, заходи к нам.

На следующий день Гинда и в самом деле с нетерпением ждала Танхума, даже поглядывала в чисто вымытое окошко – не идет ли к ним этот занимательный рассказчик.

С той поры они начали встречаться чуть ли не каждый день, и Гинда, затаив дыхание, слушала его чудесные рассказы. Танхум понемногу смелел и даже раз-другой пытался ее поцеловать. В доме их начали считать женихом и невестой. Борух уже подумывал о приданом для младшей дочери. Он давно уже обещал Миндл единственную корову и теперь ломал голову над тем, что бы такое выделить Гинде, – дать в приданое ей было нечего.

И вдруг всё – частые встречи, увлекательные рассказы, робкие ласки, – все как отрезало. Танхум перестал появляться в доме Боруха, хотя его и тянуло к скромной, застенчивой Гинде. Повидать бы ее опять, заглянуть в ясные темно-серые глаза! Но нет – он твердо решил расстаться с ней, забыть, вырвать ее образ из своего сердца.

Танхуму надо было заставить людей поверить, что хозяйство, купленное на попавшие в его руки деньги конокрада, помог приобрести ему тесть, дав приданое за своей дочкой. А кто поверит, что у потомственного бедняка Боруха Зюзина нашлись такие деньги или хотя бы часть их? Вот почему эта женитьба никак не устраивала Танхума, и он решил поехать в соседнюю колонию и там посвататься к приглянувшейся ему девушке.

Танхум шел свататься, а перед его глазами стоял образ Гинды. С того дня, когда она пробежала мимо него, как быстрая серна, ее чарующий образ не забывался. Он не переставал думать о ней, мечтать, но чем больше думал об этой пленившей его девушке, тем больше росла в его душе боязнь связать себя безрассудным браком, сделать невозможным осуществление заветной мечты о своем доме, своем хозяйстве, в котором было бы много скота и птицы, о своих полях и лугах, о жатках, плугах и – чего греха таить – о дородной, сильной хозяйке-жене, с легкой руки которой все бы приумножалось и плодоносило.

Не чуя под собой ног, шел Танхум, подстегиваемый радужными мыслями о своем чудесном будущем, о жизни в довольстве и радости. Сзади оставались и таяли в мутном мареве выстроившиеся в два ряда домики с палисадниками, такие же, как и его недавно купленный дом. В этот домик, в котором он, Танхум, быстро уничтожает последние следы бедности его прежнего умершего владельца, привезет он будущую жену.

Танхум ясно представил себе, как будут лопаться от зависти встречные, когда он в богатой бричке, запряженной откормленными лошадьми, проедет мимо них со своей женой.

– Вот, – скажут они, – привалило парню счастье: шутка ли, какое ему досталось богатство, сущий клад!

И, увлекаемый этой соблазнительной картиной будущего счастья, Танхум еще стремительней зашагал по безлюдной дороге. Солнце беспощадно припекало. Вытерев рукавом разгоревшееся лицо и перекинув с одного плеча на другое связанные шнурками ботинки, он, припечатывая босыми ногами раскаленную пыль, прошел Графскую балку и поднялся на бугор. Перед его глазами выплыло село Святодуховка, а слева неподвижно уставились в небо застывшие в этот тихий день ветряные мельницы; за ними маячили хаты села Рафеевки, откуда до колонии оставалось не больше пяти верст.

Чем ближе подходил к колонии Танхум, тем больше он волновался: разве можно прийти свататься к дочке состоятельного хозяина в таком неприглядном виде, в такой поношенной одежде? Но покупать новый костюм было опасно: мало ли что подумают подозрительные люди, мало ли какие слухи распустят злые языки? Лучше уж походить пока так, как есть. Но какая же сваха пойдет сватать девушку, не зная жениха, не зная, кто он такой, что он собой представляет? Нет, сваху надо подыскать знакомую, и Танхум решил повернуть к ближайшей колонии Назарич, где жила его старая тетушка Гита. Хотя это была очень слабая, болезненная от постоянного недоедания старушка, но голова у нее была ясная. Она еще могла удачно сострить и ввернуть порой такое словечко, что и сама засмеется, хватаясь руками за живот. Танхум нет-нет да и заявится к ней, чтобы перекусить и выпросить несколько копеек из «узелка», в который она всю жизнь кое-что откладывала на черный день.

В благодарность за это он иной раз скашивал траву на ее единственной десятине земли, которую едва ли кто-нибудь и когда-нибудь пахал и засеивал. Высушенное сено помогал ей продать какому-нибудь хозяину, чтобы потом копейку за копейкой выманить у старухи эти жалкие гроши.

Появление Танхума на этот раз показалось тете Гите неожиданным.

– Танхумке, откуда ты, дорогой, взялся? – спрашивала она. – Почему так долго тебя не было видно? Что поделывают отец, твои братья, Рахмиэлке и Заве-Лейбке? Как вы там живете, бедные сиротки? Кто вам стирает, готовит обед, подает на стол?

Вопросы так и сыпались один за другим, и Танхум не знал, на какой отвечать в первую очередь. И только один раз он оживился и на заботливый вопрос тети, голоден ли он, быстро ответил:

– Да, я бы поел чего-нибудь.

Тетушка подала ему кусок черного хлеба, несколько холодных картофелин «в мундире» и небольшую луковицу. Танхум жадно набросился на еду и быстро с нею управился. Он охотно поел бы еще (тетя это заметила), но – увы – больше угостить племянника было нечем. Танхум запил скудную трапезу холодной водой из медной кружки и хотел было обиняком завести разговор о том, не знает ли тетушка кого-нибудь в колонии, куда он собирается зайти сегодня, но тетушка предупредила его вопросом:

– Тебе чего-нибудь нужно, мой дорогой?

– Да нет, ничего не нужно. Просто я проходил мимо и решил, что неплохо бы проведать свою старую тетушку Гиту.

Старуха улыбнулась, подумала: «Не согрешу я, если не поверю тебе, мой дорогой племянничек». А вслух с чуть заметной иронией промолвила:

– Мило, очень мило с твоей стороны, что не забываешь свою старую тетку.

– А как же иначе? – важно протянул Танхум. Однако проницательная старуха ясно видела по глазам племянника, что его привело к ней какое-то дело, что она ему зачем-то нужна. А Танхум все не решался открыть цель своего прихода. Делая вид, что он собирается уйти, он несколько раз вставал с места и снова садился, болтал о том о сем, говорил первое, что приходило ему в голову, но наконец осмелел и брякнул:

– Тетя, я хочу жениться.

– Жениться? – переспросила ошеломленная неожиданным заявлением племянника старуха. – Ну что ж, пожалуй, в этом есть смысл. Но ведь ты еще не отбыл воинской повинности, да и подработать для этого дела не мешало бы, чтобы приобрести какое ни на есть хозяйство, приодеться.

– У меня все есть, тетя Гита, – отрезан Танхум. Тетя смотрела на него изумленно – шутит, что ли, племянничек или, не дай бог, совсем спятил.

– Смеешься ты надо мной, Танхумке? – спросила она. – Откуда у тебя все взялось?

– Не важно откуда. Пусть у меня всего этого и нет сейчас, так будет в скором времени, – заверил он старуху. – И невеста есть на примете.

– Как, у тебя и невеста есть? Уж не она ли даст тебе такое приданое, что его на все хватит?

– Нет, с невестой еще поговорить надо.

– Ну, значит, все это вилами по воде писано. Выходит, что и невеста еще не невеста.

– Вот я и толкую вам: с ней надобно только поговорить – и будет толк, – повторил Танхум.

– Откуда она?

– Да неподалеку отсюда – из колонии Хлебодаровка.

– Из Хлебодаровки? Постой, постой, там у меня свояченица живет, Ханця. Это такая баба, что стену со стеной сведет, за словом в карман не полезет. Она-то и сведет тебя с твоей суженой, будь спокоен. Я как-нибудь выберусь к ней и расскажу, что и как.

– Но это надо сделать сразу же, не откладывая в долгий ящик.

– А разве горит? С женитьбой, Танхумке, торопиться нельзя.