Клиника одиночества - Мария Воронова

И вдруг в конце коридора показался знакомый силуэт... Люба!

Стас вскочил с дивана не веря своим глазам. Неужели она пришла к нему? Он сделал шаг навстречу, уже зная, что скажет ей: «Сегодня вы еще красивее, чем при нашей последней встрече, хотя тогда я думал, что красивее быть невозможно». Почему при виде Любы ему в голову приходят пошлые комплименты, Стас не знал. Но черт побери, в черных брючках и простой белой блузке она действительно выглядела невозможно красивой!

– Здравствуйте, Люба! – бросился он к ней.

– Здравствуйте, – сказала она вежливо, но не остановилась. Равнодушно улыбнулась и скрылась за дверью Зоиного кабинета.

Стас вышел на улицу и закурил. Подумав, углубился в больничный садик и устроился возле скульптуры медсестры. Скульптура, созданная неведомым художником в эпоху торжества социализма, имела совершенно неактуальные пропорции и выглядела чрезвычайно заброшенной. Кое-где из нее торчали ржавые прутья арматуры, а краска-серебрянка давно потускнела и облупилась. Скульптуру целомудренно прикрывал куст сирени, и Стас, присев на корточки, спрятался за его ветками. Меньше всего на свете ему хотелось бы сейчас кого-то видеть. Люба больно ранила его самолюбие, сделав вид, что они незнакомы.

Конечно, куда ему! Несмотря на переполнявшие его чувства, Стас видел несомненные признаки того, что Люба состоятельная женщина. Ее спокойное отношение к норковой накидке, которая долгое время провалялась на полу беседки, говорило о том, что она куплена не на последние деньги. И что он, молодой нищий обормот, для такой светской львицы? С ним можно поиграть в страсть, если на улице теплый летний вечер. А если вдруг этот обормот что-то о себе вообразит, у нас достаточно воспитания и такта, чтобы поставить его на место одной вежливой улыбкой.

А может, она вообще замужем! Скорее всего. Откуда иначе у нее деньги, ведь на бизнес-леди она совершенно не похожа.

Стас закурил новую сигарету. Мечты никогда не сбываются. Пора бы знать. И хватит уже жить рабом своих желаний. Пора остепениться и понять, что человеку нужно для счастья не бессмысленное томление духа, а надежная и верная жена одного с ним круга. Все эти Любы и свидания в беседках не больше чем последние судороги духа перед утратой свободы.

Нет, это просто смешно. И правильно он получил от Любы щелчок по носу. «Здравствуйте!» Стас скосил глаза и изобразил жуткую улыбку: мол, кто вы такой, молодой человек? Как вы вообще могли подумать, будто я приняла всерьез ваши приставания? Где я и где вы!

Вот и хорошо. Теперь он свободен.

Стас пошел в общежитие, там принял душ и побрился. По дороге к Вариному дому купил скромный букет и бутылку вина. На душе было не слишком радостно, но предложение делают один раз в жизни. По крайней мере хочется в это верить.

Варя мыла окно. Стас с улицы заметил ее легкий силуэт.

– «Эта женщина в окне... в платье розового цвета... утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез...» – пропел он строчку из песни Окуджавы и помахал Варе.

Она опустилась на корточки.

– Привет! – Варя жила на втором этаже, можно было даже не кричать. – Ты не говорил, что придешь.

– А вот пришел.

– Хорошо. – Махнув ему рукой, она спрыгнула с окошка в комнату – открывать дверь.

Она выглядела весьма сексапильно в обтягивающих штанах по колено. И легкая косынка, под которую Варя убрала волосы, очень шла ей.

– В таком виде... – войдя, он первым делом обнял ее, – выставлять себя на виду всего двора... Я ревную.

Варя отстранилась:

– Нет, не трогай меня. Я вся пыльная.

– Ничего страшного. Дай-ка мне какие-нибудь спортивные брюки и майку, я помогу тебе.

– Правда? Вот здорово! И что ты будешь делать?

– Подержу тебя, чтоб из окна не выпала.

Стас обнял ее крепко, уверенно устроил ладони на попе. Это родное, до каждой клеточки знакомое тело...

Дурачась, Варя дала ему собственные невообразимо лиловые штаны и голубую майку со стразами. Они быстро справились с окнами, потом Стас повесил занавески. Обоим работалось весело, легко, и Грабовский подумал, что и жить они будут так же.

– Варь, а ты за меня выйдешь? – спросил он, спрыгивая со стремянки.

Она кокетливо улыбнулась и промолчала.

– Я серьезно спрашиваю.

Он сложил стремянку и, с трудом развернув ее в узком пространстве коридора, убрал в кладовку.

– Что это ты вдруг? – засмеялась Варя.

– Почему – вдруг? Мне казалось, это само собой разумеется. Ты же давно знаешь, что я хочу на тебе жениться.

– Я телепат, по-твоему?

– Ладно тебе! Все ты прекрасно знала.

– А вот и нет! – Она показала ему язык и убежала в ванную.

Ее не было довольно долго, но ожидание того стоило. Варя накрасилась ярче обычного, распустила волосы и надела мини-платье с высокой талией.

– Ух, какая ты красивая!

Стас сидел на диване, Варя решительно залезла к нему на руки и уверенно взяла за плечи.

– И почему же, позвольте осведомиться, вы хотите жениться на мне? – спросила она сурово.

Грабовский улыбнулся:

– Потому что люблю.

– Это ты-то?

– Это я-то.

– Ну что же... Давай поженимся.

Они поцеловались.

Потом пришли Варины родители, и Грабовский был представлен в новом качестве официального жениха. Как обычно, долго пили чай, но сегодня эти посиделки были приятны Стасу, он был счастлив – как человек, сделавший что-то хорошее и правильное.

О Любе он больше не думал.

Глава 6

После разговора в Зоином кабинете профессор Максимов проводил Любу до метро и попросил телефон.

Будучи на этот раз в линзах, она смогла наконец разглядеть своего пылкого поклонника и осталась разочарована. Поверить, что этот тусклый мужчина с мрачным взглядом непризнанного гения так весело и напористо приставал к ней в беседке, оказалось очень сложно, даже с поправкой на волшебные свойства алкоголя.

Нет, Борис Владиславович решительно не вызвал у нее душевного трепета. Хорошего роста, он был слишком худым и узкоплечим, чтобы назвать его фигуру привлекательной. Лицо его тоже не понравилось Любе. К тому же он носил усы, что в былые, изобильные поклонниками, времена автоматически исключило бы Максимова из списка ее ухажеров.

Люба терпеть не могла усатых, все они априори казались ей ограниченными и самодовольными.

«Но даже если я ошибаюсь насчет усов, все остальное тоже не говорит в его пользу, – мрачно думала она, наблюдая, как Максимов манерно отпивает из чашки. – Глаза как пуговицы от штанов, а уж губы... Толстые, красные, брр... И куда он дел свой подбородок? Неужели я с ним целовалась, и мне это нравилось?

И голос... Черт его знает, тогда он говорил шепотом. Попросить его, что ли, пошептать?»

Зоя предупредила ее, что они с Максимовым терпеть не могут друг друга. Зачем он поехал к Розенбергам, до сих пор оставалось загадкой. Скорее всего хотел подлизаться к Зоиным друзьям, среди которых были очень высокопоставленные люди.

В общем, сказала Зоя, в ее кабинете Максимов будет вести себя особенно высокомерно. Но, даже сделав на это поправку, Люба не могла назвать манеры потенциального жениха располагающими.

Он обращался к женщинам с убийственной снисходительностью, тем более странной, что она не имела под собой никакой почвы.

И провожал ее Максимов так, будто выполнял нудную и бессмысленную повинность. Мол, понятно, что провожать девушку – это полный идиотизм, но раз уж вы без этого не можете, то получите-распишитесь!

Может быть, им нужно просто встретиться в другой обстановке? В темноте? Борис поцелует ее, и чары вернутся?

Но ведь она рассматривает его в качестве кандидата в мужья – размениваться на короткие романы в тридцать лет уже нет времени. И если все получится, ей придется вести семейную жизнь в темноте и без очков.

И все-таки Люба дала ему свой телефон. Стерпится – слюбится, подумала она, вернувшись в пустую квартиру. Вот станет она профессорской женой, и все девчонки будут ей завидовать, а не жалеть злорадно, как сейчас. Максимова этого, судя по всему, женщины не рвут на части, хоть он и пытается строить из себя мачо. Поэтому он скорее всего захочет на ней жениться...

Господи, как это грустно, когда в твоем кошельке женской привлекательности остается так мало валюты, что приходится брать бракованный или просроченный товар!

Люба подошла к большому, в полный рост, зеркалу в коридоре. Оно отразило очень интересную девушку с крупной, но подтянутой фигурой. Плоский живот, красивые очертания бедер, стройные икры и лодыжки. Высокая грудь. Длинная шея безо всяких морщин. Да и лицо очень даже очень. Максимум, лет на двадцать пять.

– Слушай, может быть, ты мне врешь? – строго спросила Люба у зеркала. – Отражаешь такую цыпочку, а на самом деле я горбатая старушка? Иначе почему на меня западают только отстойные мужики? А?

Тут Люба лукавила. В юности у нее были ухажеры, но она, что называется, пробросалась. Один казался ей не слишком симпатичным, другой – не слишком умным, третий просто раздражал. Ей хотелось сказки, чуда, может быть, трагических препятствий на пути к счастью. Избранник должен был преобразить всю ее жизнь! А то что это – погуляли, переспали, залетели, поженились... Такой скучный сценарий не для нее. «Что ж, нет так нет», – сказала жизнь и поручила ей роль одинокой неприкаянной бабы.