Мудрость - Гамзат Цадаса

За мир!

Над могилой братской шепчут травы,Колос наливается опять.Мы – живые – не имеем праваО друзьях погибших забывать…

Песни сложены о Шаумяне.Наша память времени сильней.Помним: расстреляли англичанеШаумяна и его друзей.

В девятнадцатом, коней пришпорив,Не дали мы отдыха клинкам,Знаем, кто оружье из-за моряПрисылал заклятым белякам.

Обманулся враг в своих расчетах:Нас навеки сокрушить нельзя;И живут на всех земных широтахНаши настоящие друзья.

Мы спокойны! Маяки свободыНад Москвой пылают в синеве,И борьбу за мир ведут народыВсей планеты с нами во главе!

Знамя жизни

Кто добрый дар отверг, бесясь от жира,Придет в нужде просить его потом.Не лучше ль мир принять во время мира,Чем после боя клянчить со стыдом?

Кто не умом руководил, а злобой,Тот ничего хорошего не жди.За здравым смыслом следовать попробуй,А злоба пусть плетется позади.

Начать войну иному забияке —Простейшая из всех простых задач.Но выйдет ли задира цел из драки?Снесут башку – по барышам не плачь!

Узнаешь боль гнилого зубаКак, ты коль сам не испытал ее?Кто не испил военных бедствий кубок,Тот пил ли в жизни горшее питье?

Не лучше ль деловых расчетов холод,Чем жар артиллерийских канонад?Держать в руке удобней серп и молот,Чем шашку иль винтовочный приклад.

Оружье жрет людей, народы губит,А серп и молот кормят род людской;И что нужней, что люди больше любят,Доказывать нет нужды никакой.126

Но в тех ума, конечно, очень мало,Кто, лжи своих господ поверив вновь,На мельницу обжоры-капитала,Как воду, лить свою согласны кровь.

Под знамя жизни, мирной и счастливой,Большевики не потому зовут,Что сами слабосильны иль трусливы:Природа их – свобода, мир и труд!

Мир сильнее войны

Мне за семьдесят, я старик,Но родился дважды на свет:Старой жизни закон я постиг,Новой жизни увидел рассвет.

Мне знакомы народов дела,Голова недаром в снегу,И добро отличить от злаЯ без помощи всякой могу.

Много слышал я слов на веку, —Всех дороже мне, старику,Большевистский призыв: «За мир!»С ним вступили мы в новый мир.

Мир! Свобода и братство в нем,И покой и богатство в нем,В нем единство смелых людей —Слова нет честней и добрей.

Есть ужасное слово – «война».В нем печаль и тревога слышна,В нем рыдание вдов и сирот,В нем проклятье из рода в род.

Сыновей не рождает война,Сыновей поедает она,Жадный враг никогда не сыт —Так народная мудрость гласит.

Дагестанский обычай таков:У бодливых, глупых быковОтрезать острия рогов, —Есть рога и у наших врагов.

В дагестанских горах и в степиДержат злых собак на цепи:Нам такие же цепи нужныДля зачинщиков новой войны.

Пусть, друзья мои, расцветутВ нашем доме наука и труд.Пусть венчает наш дружный домЗнамя с молотом и серпом.

Ну, а ежели скажет враг:«Откажитесь от мирных благ!» —Что мы станем делать, друзья,Как поступит наша семья?

Повернемся к врагу спиной?Нет у нас привычки такой!Покоримся? Вспять побежим?Мы делам не учились таким!

Встанем, братья, мошной стенойВкруг России, отчизны родной,Мы, советские люди, сильны,Ибо мир сильнее войны.

В наших сутках есть ларцы,Их всегда двадцать четыре, —Собираются тудаНашей совести созданья.В полночь ясную, когдаТишина в подлунном мире, —Отопри их и взгляни,Каковы твои деянья.

Сколько там никчемных дел,Сколько важных, настоящих,Сколько добрых и дурных,Сколько тусклых и блестящих?Заслужил ты похвалуИль достоин укоризны?Сколько сделано тобойДля народа, для Отчизны?

Поэту Махмуду

В нем сто домов, в ауле Кахаб-Росо.Меня к себе влечет он вновь и вновь.Здесь вырос ты, певец сладкоголосый,Здесь, в сакле, началась твоя любовь.

Голубка села только что на крышу.Еще в тени крыльцо твоей Муи.Здесь ты мечтал. Мне кажется, я слышу:Звенят напевы страстные твои.

Здесь ты стоял, а полдень былдождливый.Муи косила сено в забытьи.Ты в хижину ее вступил, счастливый:Мол, я промок, нельзя ли мне войти?

И по ночам, по крышам с пандурою,Как джинн, бродил ты, не боясь упасть.Порой голубке, голубю пороюТы изливал тоскующую страсть.

О, если с пандуры сорвав оковы,С горящих уст – прошедшего печать,Ты ожил бы, и в день свободный, новыйСвою любовь ты мог бы воспевать!

Ты плакал о цветке недостижимом,А мы тебе вручили б тот цветок.Твои глаза, что застилались дымом,Увидели бы времени поток.

На письменах поэзии народнойТы, горец, вывел золотой узор.Ты держишь знамя песни благородной,Возлюбленный Муи, любимец гор.

Еще о славном мастере в печалиИ в трауре аварское перо.Еще слова любви не зазвучали,Как у тебя, так нежно и остро.

Ты мост любви построил для народа,Для юношей воздвиг любви дворец,А сам скитался ты без права входа,Гонимый и страдающий певец.

Стальное сердце было у подруги:Его не сжег огонь любви твоей.Как удержался тонкий стан упругийПред мощной бурею твоих страстей?

Ты стрелами пронзаешь наши души:Как мягок взлет, а попадает в цель!Вошли твои слова в сердца и в уши, —Не знали горы строк таких досель.

Ушел певец, оставив виноградник.Твой сад – в цвету, твои плоды —в чести:Пусть начинающий поэт, как всадник,Помчится к ним, чтоб ветви потрясти!

Старость

Подойди, Али, ко мне, —Кладом я торгую старым.Что нам спорить о цене?Для тебя – почти что даром!

Я от прадедов своихПолучил его в наследство.Чтобы жар в крови утих,Не найдешь вернее средства.

Молодцы во всей красе.Богатеи, властелины —Пред его владельцем всеГнут почтительнейше спины.

Вызывает этот кладЗуд стяжанья, скопидомства,Порождает он разладС молодым твоим потомством.

Оседлав тебя с хребта,Не слезает всадник грубый,Вышибая изо ртаДо последнего все зубы.

Друг Али, ты знаешь сам:Что не видим – зависть мучит.Клад мой даст покой глазамИ от зависти отучит.

Сколько слышит бедный слухСлов распутства, глупой чуши!Купишь клад мой – станешь глухИ страдать не будут уши.

Ты благодаря емуТерпишь и жены измену,А тебе вот самому —Нет! Хоть головой о стену!

Не решится никакойВор украсть твой клад чудесный.Ты в могилу на покой —Клад с тобой в могиле тесной.

А пока еще ты жив,Он, с тобой в постели лежа,Музыкальнейший мотивНапевает, с бубном схожий.

«Дала-лай» да «дала-лай» —Песни так певцы кончали.Этот все бубнит: «вай-вай!»«Вай!» – в конце и «вай!» —в начале.

Хватит! Свой товар, Али,Больше я хвалить не буду.Обойди вокруг земли —Он в большой цене повсюду.

Салам-алейкум, друг Муртазали,Ты просишь написать такие строки,Чтобы они вернуть тебе смоглиЛюбовь твоей возлюбленной жестокой.

Прости, земляк, но мне не сужденоПомочь тебе ни песней, ни советом.Я старый стал и позабыл давно,Как любят, и как пишется об этом.

Не только потому, что стар и слаб,Я не пишу стихов тебе. Какой быИскусной плакальщица ни была б,Но мать поет правдивей над покойным.

Пойми меня, я строк не берегу,Но, не зажегшись, не найду я слова, —Я никогда не мог и не могуПисать огнем горения чужого.

Апрель

Апрель, будь счастлив – и прощай,Не вздумай возвратиться.Тебе идет на смену май,Ты должен торопиться.

Нам скучно с месяцем таким,Нам нужен день погожий,Мы больше видеть не хотимТвоей постылой рожи.

Приходит май, звенит свирель,А твой обман мы знаем.Какая разница, апрель,Между тобой и маем!

Ты прячешь горные лугаПод простыней тумана,Ты сыплешь на траву снегаИ дуешь непрестанно.

Примчится май – и улетятИспуганные тучи.Цветов польется ароматВесенний и пахучий.

Я май люблю, седой поэт,Я ненавижу холод.Народа я люблю расцвет,Я в мае снова молод.

Людей советских я люблюИ в праздник лучезарныйИм новые стихи пришлю,Народу благодарный.

Военное лихолетье