Пожилая дама в Голландии - Клара Меральда

– Я никогда над этим не задумывалась…

Он нахмурил брови, словно размышляя о чем-то.

– В таком случае вы исключение, – сказал он наконец.

– Охотно сочла бы этот комплимент правдивым, – усмехнулась я, – но, к сожалению, мой доход, пожалуй, типичен для большинства людей. Я небогата, а денежные дела являются областью интересов и деятельности людей богатых.

– Но зарабатывание денег по крайней мере доставляет вам удовольствие?

– Оно доставляло бы больше, если бы я зарабатывала их легче. Хотя лицам, которые смотрят на мою профессию со стороны, это кажется легким делом. Моя работа требует абсолютного одиночества, со всеми трудностями я должна справляться сама, и, что самое главное, вплоть до окончания работы я не знаю, будет ли результат удовлетворительным.

Мне подумалось, я заинтриговала его настолько, что он сейчас спросит меня, чем я занимаюсь. Однако он не только ни о чем не спросил, но даже заметно нахмурился.

– А вы любите деньги? – спросила я, чтобы прервать молчание.

– Разумеется. Ведь без них нельзя жить.

Потом он снова посмотрел на меня, по своему обыкновению как-то очень изучающе, и быстро добавил:

– Неужели вы хотите предложить мне какое-то хорошее дело?

Я не могла не рассмеяться.

– Нет, что вы! Просто я задала вам тот же вопрос, какой вы задали мне.

– И я искренне на него ответил.

Ничего себе! Значит, мой ответ он счел неискренним. Меня это задело: за кого он меня принимает! Но я ничего не сказала.

Шел мелкий дождь, довольно плотный, и я чувствовала, как моя прическа превращается в мокрые висящие космы. Мы подошли к рыбному ряду.

– Раз вы так хорошо ориентируетесь в кулинарных проблемах, прошу вас, помогите мне выбрать хорошую рыбу, чтобы в ней было мало костей.

Он показал на кучу плоских и широких рыбин.

– Как они называются по-голландски?

Он произнес какое-то слово, которое немыслимо повторить.

– Запишите его, пожалуйста.

Он послушно выполнил мое распоряжение.

– Это на будущее, когда я буду делать покупки одна, – объяснила я.

Мы купили рыбу, что-то там еще и сели в «тойоту». На его предложение посетить костел, который служит как католикам, так и протестантам, я ответила отрицательно.

Вся обратная дорога прошла в молчании. Он производил впечатление оскорбленного, а у меня остался какой-то неприятный осадок от неудавшегося разговора о деньгах. Когда он подвез меня к дому, я взяла сумку с покупками, безразлично-вежливо поблагодарила его и быстро вышла, не дожидаясь, когда он проводит меня до дверей.

Настроение было такое паршивое, что дома, желая разрядиться, я занялась разделкой рыбы. Быстро справилась с кухонными делами и хотела уже взяться за генеральную уборку, но вовремя подумала, что нужно что-то оставить Эльжбете на субботу. Сварила себе кофе и с чашкой в руке удобно уселась в кресле. Впереди у меня было два «выходных», и я задумалась, как их провести, когда раздался звонок. Уверенная, что это К рысь, я побежала открывать. Но это был не Крысь, а сексуальная Лиза.

Должно быть, на лице у меня было написано удивление, потому что она сразу стала объяснять:

– Я знала, что Эльжбеты нет, видела, как они утром уезжали. Пришла специально к вам…

Я попросила ее войти в гостиную, где остывал мой кофе, запах которого приятно наполнял всю комнату. Мне ничего не оставалось, как с деланным гостеприимством предложить кофе и ей, на что она охотно согласилась. Похоже, предстоял длинный разговор, и у меня мурашки побежали по коже от мысли, что он может касаться Войтека.

Когда мы сели пить кофе (она – свежий и горячий, я – холодный), внутренне я нахохлилась, как наседка. Но решила не облегчать ей беседы и сама начала болтать о чем-то несущественном. Когда я на секунду замолкла, Лиза сказала:

– Вы спрашивали о том старом поляке, который здесь живет. Так я пришла сказать, что он умер.

Эта новость была настолько далека от того, что я ожидала услышать, что я глупо переспросила:

– Умер?

– Его вчера нашли внизу у лестницы. Похоже, он упал с нее. Но упал ли он потому, что был слаб, или же смерть наступила от падения, неизвестно. Я узнала об этом сегодня утром от господина Девриеена. Девриеены живут рядом с госпожой Хение.

– Кто такая госпожа Хение?

– Это племянница жены того старого поляка, которая жила с ним в одном доме.

Итак, значит, владелицу серого «порше» зовут Хение. Эту фамилию, такую короткую, мне сразу удалось запомнить.

– Когда это случилось, госпожи Хение не было дома, – продолжала Лиза. – Она, должно быть, испытала ужасный шок, когда, вернувшись, нашла его лежащим и убедилась, что он мертв…

Я не знала старого солдата, однако известие о его смерти меня глубоко огорчило. Хотя одновременно в глубине души я почувствовала облегчение: сексуальная Лиза пришла не за тем, чтобы сообщить, что интересуется моим ребенком.

– Очень печальная новость, спасибо, что вы пришли мне об этом сказать.

– Он был уже слишком старым.

Для молодых смерть стариков – нечто само собой разумеющееся, и, может быть, это естественно, но с некоторых пор подобное объяснение меня раздражает.

– Сколько ему было лет?

– Как будто семьдесят.

– Это еще не дряхлый возраст, – едко заметила я. Она удивленно посмотрела на меня. Естественно, для нее это век Мафусаила.

– Очень жаль, что мне не довелось с ним познакомиться. Кажется, он как польский солдат участвовал в освобождении Голландии. Услышать об этом от живого свидетеля и участника сражений – далеко не то же самое, что прочитать в книгах…

Сексуальная Лиза смотрела на меня широко открытыми глазами.

– Вы интересуетесь историей?

Для нее последняя война была так же давно, как потоп. Я буркнула что-то, что должно было означать согласие.

Приход Крыся я встретила с облегчением. После констатации, что он очень хороший мальчик, похож на папу, Лиза допила последний глоток кофе и закончила визит.

– Где ты купила рыбу, Пушистик? – спросила Эльжбета за обедом.

– Там, где она продается, на рынке, – ответила я небрежно.

– Но ведь рынок в другом районе. Неужели тебя подвез туда твой вежливый голландец?

– Да. – Я машинально ответила правду, что оказалось ошибкой.

Моя невестка явно обрадовалась.

– Смотри, – обратилась она к Войтеку, – наш Пушистик покоряет здесь сердца. Познакомилась в супермаркете с каким-то джентльменом, который теперь помогает ей делать покупки.

Мой ребенок скривился:

– Очевидно, молодой тип из тех, которые охотятся за пожилыми состоятельными дамами, чтобы выпотрошить их.

– Что это тебе взбрело в голову? – возмутилась я. – Никакой он не молодой, а мужчина моего возраста, прилично выглядит. Хотя, по-твоему, все голландцы подонки, у них в генах закодировано стремление к колониальному грабежу. Это просто вежливый мужчина, который помог даме, не знающей языка, поговорить с продавцом.

– В таком случае ты явно забыла очки или не могла их найти в сумке, сбросила товар с полки и спрашивала всех подряд, сколько что стоит. – Мой ребенок бесцеремонно «прокручивал» другой вариант.

– Ничего я не сбрасывала и никого ни о чем не спрашивала! – разозлилась я.

– Ты могла бы обойтись и без его помощи, – поучал он меня. – Здесь все в школе учат английский.

– Возможно. Но его помощь оказалась весьма кстати. А кроме того, ты, кажется, забываешь, кем я тебе прихожусь. Как мне поступать – мое дело, и я не прошу никаких советов!

Я сказала это тоном, которым говорила еще в те времена, когда мой ребенок был маленьким и реагировал правильно. Сейчас, к сожалению, его реакция не напоминала прежней.

– Ой, Пушистик, Пушистик… – Он покачал головой и красноречиво вздохнул.

Я была так зла на Войтека и на Эльжбету за то, что она рассказала Войтеку о голландце, что не сказала им про новость, которую принесла Лиза. А ведь эта новость действительно взволновала меня. Каких-нибудь два дня назад я четко видела старого солдата через окно, и ничто в его внешности не говорило о его близком конце. Я подумала тогда, что не только сама услышу от него военные истории, но и он охотно узнает последние новости с родины. Не знаю почему, но я допускала в мыслях, что в старости он чувствует себя здесь одиноко.

В субботу утром я ошарашила своих детей сообщением, что в связи с «выходными» хочу ехать в Амстердам. Как Войтек, так и Эльжбета стали отговаривать меня от поездки. В один голос, а это не часто у них бывает, они твердили, что мысль в одиночку совершить такое путешествие глупая, что Амстердам огромный город, где много народу и где такая особа, как я, наверняка погибнет. Эти доводы разозлили меня еще больше, чем вчерашние высказывания о моем голландце.

– В конце концов, я еще полностью в здравом уме, хотя вам это кажется сомнительным, – заявила я. – Всю жизнь живу в Варшаве, которая, возможно, по сравнению с Амстердамом Пипидувка,[4] но имеет все же почти два миллиона населения. Между прочим, если мне не изменяет память, Войтек как-то назвал Амстердам большой деревней. И если я не теряюсь в Урсынове или в любом другом многолюдном варшавском районе и не пропала ни в одном зарубежном городе, где бывала, почему именно в Амстердаме я должна пропасть среди толпы? Кроме того, мне кажется, вы оба когда-то были в этом городе впервые и полиция не депортировала вас домой. А если уж вы так обо мне заботитесь, то дайте мне путеводитель по Амстердаму и деньги на проезд и на обед, а также можете отвезти меня в N. и посадить в поезд.