Пришельцы. Выпуск 2 - Николай Бодров

Но на кухне его ожидало разочарование. Первого гостя будто и не бывало. Он исчез вместе со всем своим изобилием. На столе одиноко царила бутылка «Столичной», рядом с ней приютились начатый батон и полбанки рыбных консервов.

— А ты молодцом! — говорил дядя Гриша, вываливая на стол угощение, — уже принял сто грамм на грудь! Ни-ни, я не осуждаю! Представляю, как вымотался, по конторам гуляючи. А закусочка вот бедновата…

Он ткнул пальцем банку, та смущенно прокрутилась и отъехала в сторону, освобождая место более солидной снеди.

— Водочка, — продолжал дядя Гриша, — она тогда хороша, когда вокруг нее достойная закуска наблюдается. Давай, Алеша, тарелочки. Сюда мы сальца порежем, сюда — огурчики с рассольчиком, а тут вот — селедочка ляжет. Жирненькая, с ико-о-рочкой… Но это все, так сказать, горизонталь. А вот и мой взнос по вертикали! — сосед гордо извлек из пакета непочатую чекушку «Московской», и она торжественно, как ракетоплан, совершила мягкую посадку в центр стола, рядышком со «Столичной».

Алексей безропотно созерцал, как вновь заполняется стол соблазнительными яствами, как вновь нагружаются стопки (вторую, правда, пришлось доставать из буфета).

— Ну садись, — торопил его гость, — давай-давай, не держи тару, не теряй пару!

Алексей покорно выпил.

— Ну, что смотришь, как на выставку? — не умолкал дядя Гриша. — Не на погляд же поставлено! Давай закусывай.

«Сейчас икорку подцепит…» — подумал Алексей.

И действительно: старик, подцепив пальцем селедочную икру, немедля отправил ее в рот. Алексей вдруг тоже почувствовал голод и навалился на угощение.

Трапезничали не спеша, смакуя каждое блюдо; не торопясь, опустошали Алешину «Столичную», скрутили уже пробку и с чекушечки.

Разговор шел о женщинах.

— В каждой бабе — тайна, — говорил дядя Гриша, — это ты запомни. В каждой — хоть в пигалице еще, хоть в старухе. Вон хоть мою возьми Клавдию. С чего бы такая странность: чуть гроза набучится, она — хлобысь в сон! Один раз так-то вот в лесу нас гроза застала. Гром как бахнул — она, не поверишь, кувырк — и спит. А сверху как ливанет! Я ее под мышки и — шасть! — под елку. Да разве в грозу под деревом — спасение? Вымокли хоть выжимай, а она спит, что младенец, только что пузыри не пускает. А чуть гроза откатилась, так и она глазками луп-луп: где я? чего я? Тута вот, говорю — под елочкой… Впрочем, у них вся семья с чудинкой. Я ведь до Клавдии со старшей сестрой ее жил — с Валентиной. А как Валентина-то померла, Клавдия и позвала меня. А что? Дети у ней давно уже сами по себе. А со мной всяко веселее…

Алексей слушал дядю Гришу, чувствуя, как его, сытого и пьяного, одолевает сон. Заметив, что хозяин загрустил, гость тут же засобирался, предложил выпить на посошок. Уже в коридоре Алексей все же решился спросить:

— Ты, дядя Гриша, про Колбухина хотел рассказать.

— Про Колбухина? — удивился старик. — А что, уже подкрадывался?

— Был сегодня…

— Настырный он, Витька-то, — заговорил дядя Гриша, складывая подсохший зонтик, — Нину в покое не оставлял, теперь вот за тебя взялся. Дался ему этот дом… как коршун над ним висит. Дело, конечно, твое. Только я бы на твоем месте с ним не связывался.

Вышли на крыльцо. Оба посмотрели в сторону, куда укатилась и где нехотя затихала гроза.

— Ну отдыхай. Дождь кончился — моя проснется сейчас. Пойду я, а то потеряет…

И, бодро семеня через дорогу, дядя Гриша скрылся в темноте.

Рассказы

Юрий Васильев

О замужестве

— Нет, она совсем не хищная, — сказал Шестирукий и, поиграв ушами, весело рассмеялся.

Землянин тоже опасливо ступил на почву и сделал несколько робких шагов.

— Большая?! — с гордостью спросил Шестирукий и, демонстрируя собственную смелость, поставил ступню на ее лапу. Чешуйчатая трехпалая лапища дрогнула, но осталась на месте.

— Да уж… — сказал Землянин, пряча бластер в кобуру, — больно уж выглядит она… жутко… Ты глянь, какие зубы… Неужели она ими травку щиплет?

— Внешний вид бывает обманчив, — сказал Шестирукий и засмеялся вторым ртом, что означало еще большую степень веселья, — на присутствующих, разумеется, не распространяется… Да-да, можешь потрогать… Что? Да, самка… Молоденькая еще. Да-а… Мы сами тут не все виды еще изучили, но эта точно не плотоядная… по морде видно. Да-а… Сидит эдакая драконша. Поглядеть — упасть не встать. Хочется тикать, что есть сил, да отстреливаться, ведь правда?

— Правда, — подтвердил Землянин, опасливо притрагиваясь индикатором к нижнему левому клыку. — С виду, конечно, не скажешь…

— А она оказывается травоядной или, вообще, усваивает что-то из атмосферы. А бывает наоборот — такое что-то пушистое, невесомое, нежное… Что-то лопочет — лопочет. Хочется взять и прижать к себе. А внутри хитиновый панцирь да стальное жало. Как сорвавшаяся пружина. Прошибает скафандр высшей защиты.

— Да, бывает, — подтвердил Землянин. — Это и нам знакомо. И как же эта зверушка, по-твоему, может называться?

Шестирукий с другой стороны подобрался к морде чудовища и теперь пытался прутиком пощекотать ей ноздри.

— А? Что?.. А бес ее знает… Я ж говорю, фауна на Эксперине еще плохо изучена… Говорят, что хищников пока никто не видел…

— А не взбрыкнет?

— Так я чего и добиваюсь… Стоит, как неживая. Хоть бы чихнула, что ли… А то и фото на память не выйдет — скажут, муляж.

— Может, не надо, — робко заметил Землянин, когда она облизнулась и нечто, вроде слюны, капнуло с шершавого розового язычка.

— Трусоваты вы, братья по разуму…

— Зачем трусоваты, — обиделся Землянин и демонстративно уселся на хвост между шипами, — просто перестраховаться никогда не повредит. Знал бы ты, в каких передрягах я побывал…

— Да ладно, ладно хвалиться, — запыхтел Шестирукий.

Он повис, ухватившись четырьмя руками за правый клык колосса и закидывая ногу за отвисшую нижнюю губу исполинши.

— Судьба, брат. От нее не уйдешь… Где написано на роду, там и крякнешь. Кому положено потонуть, тот уже не сгорит. А если эта… надумает меня укусить — значит судьба…

— Погоди-погоди, судьба, — озабоченно проговорил Землянин, — чё ж ты прешь-то на рожон. Тут и корова боднула бы…

Но драконша сохраняла невозмутимость и молчание.

— Мусь, — послала она жалобный телепатический сигнал, — это выше моих сил…

— Терпи…

— Мусь, я правда похудела за это время?