Элем - Сергей Боровския

- Я сплю? - продолжает цепляться за здравый смысл профессор.

- Увы! Это самая что ни на есть реальность. Хорошая новость для вас, однако, заключается в том, что ваше время ещё не наступило. Используйте его для благих дел.

Я сам себе не нравлюсь. От этой клоунады за версту разит пошлостью. И, кажется, я перехожу некоторые границы дозволенного.

- Какой бред! - справедливо не сдаётся доктор.

- Нет, - продолжаю настаивать на своём. - Бред начнётся через минуту.

Веду обратный отсчёт. Когда он открывает глаза, я вижу в них готовность к сотрудничеству.

- Мы больше не нуждаемся друг в друге. Моя последняя просьба к вам — напишите маме какую-нибудь бумажку и пошлите официальной почтой. Ну, там, типа, окончательно выздоровел. Чтобы она не волновалась.

Профессор Розенталь находит в себе силы подняться с кресла.

- За сегодняшний сеанс я, так и быть, заплачу.

- Но позвольте, - решается он. - Вы не дадите мне хоть каких-нибудь объяснений? То, что вы сделали со мной — потрясающе! Это гипноз высшей пробы!

- Мне очень жаль, но раз вас не устроила версия с адом, то правда окажется для вас губительной.

Чтобы он потом не вздумал как-то рационально объяснить произошедшее, набрасываю на него лёгкую «петельку»: в течение примерно полчаса он будет выходить в приёмную и спрашивать у секретарши, не приходил ли я. Потом они отменят все оставшиеся визиты и будут пить вместе коньяк. Много коньяка. Дело закончится безумной близостью прямо на столе.

До метро дойти не успеваю. Меня ловит на поверхности звонок от Виталия.

- Какое будет ваше положительное решение? - шутит он.

- Его пока нет.

- Очень, очень плохо. Вы не хотели бы встретится?

- Если оплатите счёт, - отвечаю взаимным юмором. - Хочу проверить вашу платежеспособность.

- К вашим услугам! Называйте любое место в пределах МКАД.

В Соборе Лучезарного Никиты всегда людно. Заслуга в том местного пастора, которого все запросто называют Святой Отец. Двери храма широко распахнуты для верующих всех конфессий и их оттенков, а также для ярых атеистов и несведущих безбожников. И нет такого мероприятия, которого нельзя было бы провести под его гостеприимными сводами.

На этот раз здесь одновременно происходит отпевание усопшего, венчание и обряд крещения младенца. Как-то даже слишком символично. Святой Отец вертится между этими тремя событиями, как белка в колесе. Безногий нищий путается у него под ногами, желая помочь. В правом углу за дубовыми столами сидит компания бородатых мужчин, чинно потребляющих пиво. Жарится шаурма. В углу слева детишки, галдя, лазают по портьерам. Как обезьяны.

Ещё одной достопримечательностью Собора являются коты. Их даже больше здесь, чем людей. Все, как на подбор, упитанные, лоснящиеся, хотя и разнообразных пород. От них постоянно исходят аутентичные звуки: кошачьих боёв, обиженных за свой прищемлённый хвост, просящих чего-нибудь пожрать и просто мяукающих от скуки.

Ко мне подходит Пророк. Его слепые глаза закрыты белой поволокой.

- Уж близится день, - сообщает он, беря меня за рукав.

Он ещё ни разу ничего не предсказал на моей памяти, но для церкви пророк — фигура сакральная. Поэтому не перебиваю его. Даю выговориться. Если отвлечься от вычурного языка, излагает он вполне занятные вещи: анекдоты и пересказы популярных телевизионных шоу. Минут через десять он выдыхается. Вручаю ему честно заработанный золотой.

Подхожу к покойнику, лежащему в гробу с открытыми глазами. Он приветливо улыбается мне. Вспоминаю, что как-то встречались с ним на улице и о чём-то разговаривали.

- Что стряслось? - вежливо интересуюсь.

- Да вот, - сетует он. - Инфаркт. На ровном месте. Не знал, что такое болезни. По докторам не шлялся. Думал, сносу не будет. А тут бац — накрыло.

- На всё воля божья, - говорю, стараясь соответствовать обстановке.

- Да уж, - соглашается он.

Разговорчивый попался покойничек. Я уже подумываю, какую бы причину сочинить, чтобы от него отвязаться, но меня спасает Святой Отец собственной персоной.

- Исповедоваться, сын мой? - спрашивает он, по-доброму глядя мне прямо в глаза.

Киваю. Он делает приглашающий жест, и мы идём с ним в изолированную комнату, которую мне хочется назвать кельей, несмотря на обилие в ней, естественно, котов и следов недавней дружеской попойки.

- Брысь!

Пастор сгоняет представителя кошачьих с кресла, где я удобно размещаюсь. Сам он становится напротив в смиренной позе со сложенными лодочкой ладонями.

- Грешен, - говорю ему. - Ведомый гордыней, напугал своего психоаналитика. Расстался с любимой девушкой. У матери не был уже больше двух месяцев. Лодырничаю. Хулю род человеческий.

- Грехи твои ужасны, - резюмирует Святой Отец. - Веришь ли ты в Иисуса?

- Верю, - заявляю твёрдо. - Но есть к нему вопросы.

- Излагай.

- Зачем человеку, созданному по образу и подобию божьему, нужен уголовный кодекс?

Святой Отец смотрит на меня укоризненно.

- Так это не по его части. С заповедями тебе к Саваофу.

- Они же, вроде, родственники.

- Сей факт недоказуем.

Приплыли.

- Хорошо. А ответ-то каков будет?

- Могу лишь высказать свою неканоническую точку зрения: человек банально продался и в результате потерял божественное в себе.

- За чечевичную похлёбку?

- Нет, это другая история. Но тоже поучительная.

Со Святым Отцом не соскучишься. Иногда мне кажется, что есть в нём некоторая «зеркальность» — он как бы ловит твои мысли и излагает их от себя, хотя и в своей интерпретации. Поэтому с ним невозможно спорить.

- Он продался за сомнительное удовольствие ходить ногами по Земле и дышать воздухом.

- А Иисус?

- А что Иисус? Он тебя любит. Вот и всё.

- И тут у меня как раз второй вопрос: бескорыстно?

- Не богохульствуй.

- И в мыслях не было. Ты сам скажи мне, кто спасётся?

- Всякий верующий в него.

- А остальные?

Другой бы на его месте осенил меня кадилом, а этот стоит, не шелохнувшись. Переваривает услышанное. Мотает на ус.

- Претензии принимаются. - Отречение от Христа Святому Отцу даётся ещё легче, чем Петру. - К Аллаху есть вопросы?

Положительно, здесь свято исповедуют «принцип одного окна».

- Есть. Почему он не заберёт к себе всех этих бородатых людей?

- Ты дерзок.

- Только в вашем присутствии, Святой Отец. В жизни я предпочитаю молчать.

- Очень правильный подход.

Кажется, он мне начал совсем уж откровенно поддакивать.

- Тогда уж и к вам претензия, - говорю. - Вы способствуете росту моей гордыни.

- Изыди! - мгновенно реагирует он и крестит меня схваченным за шкирку котом.

Аудиенция, значит, закончена. Полезная, кстати, получилась. Кое-что прояснила в моей больной голове.