Отдых у моря - Наталья Парыгина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Люся!
Тогда она, прямо глядя ему в лицо, очень спокойно объяснила:
— У меня нет плаща. И у тебя. И у Николки. Я все три отправила посылкой в Москву.
— Как отправила? — не понял Костя. — Зачем?
— Обдуй папиросу! Пепел упадет на постель.
— Зачем ты это сделала?
— Чтобы легче было носить чемодан. Ты ведь сказал, что я набрала двадцать килограммов…
— Что ты выдумала! — вскакивая с постели, прикрикнул Костя. — Ничего я такого не говорил!
— Нет, говорил!
— Ну, и говорил, так просто без умысла брякнул. Разве из-за этого нужно было в дождь отправлять плащи?
— Дождя еще не было, — пояснила Люся.
— Это просто какое-то сумасбродство. Ты хоть бы посоветовалась… Это же глупость: отправлять плащи!
— Ну да, теперь я виновата. Ты всегда считаешь, что я виновата.
— А кто же? — крикнул Костя.
Но он мог хоть сорвать свой голос. Люся-то знала — кто. Нечего было жаловаться на тяжелый чемодан.
Дождь лил весь день. И еще ночь. И еще день. Как в Индии, где (Люся это читала) дожди идут целые недели и даже месяцы. Но в магазине, когда Люся, взяв хлеб, вместе с другими курортниками дожидалась от дождя хоть маленькой паузы, чтобы добежать домой, говорили о сроках ненастья вполне конкретно. Дождь будет идти три дня, или шесть, или девять. Дальше никто не загадывал, так как почти все собирались уехать, если небо не прояснится через три дня.
Дождливые дни тянулись в два, может, даже в три раза длиннее недождливых. Люся давно перечитала «Старосветских помещиков», Костя тоже, Николка научился играть не только в дурака, но и в Акульку и в свои козыри. Он оказался весьма даровитым в освоении картежных премудростей, и Костя хотел было просвещать его дальше, но Люся запретила. Они даже по этому поводу поссорились. Впрочем, ссорились и по другим поводам, ссорились, мирились, раскаивались и все начинали сначала: времени было достаточно.
Изнывая от скуки, Костя решил отправиться в библиотеку, достать какого-нибудь чтива. Одну вылазку он предпринял, но библиотека в этот час не работала. А потом так совпадало, что как раз в часы ее работы дождь развивал максимальную интенсивность.
Вера Григорьевна приехала со своей турбазы в открытой грузовой машине, простудилась, и у нее болели плечи и шея, так что она не могла повернуть голову. Люся ставила ей горчичники. Она, впрочем, и сама неумеренно чихала. Костя обманом улизнул из дому в аптеку, промочил ноги, промок сам, и теперь они вместе ели сульфодимезин и по очереди нюхали ментоловый ингалятор.
Так прошло три дня. В третий день, по предсказаниям курортных старожилов, дождь обязан был прекратиться, если только он не собирался прополаскивать Джубгу еще три или еще шесть дней.
Люся то и дело отдергивала занавеску и смотрела на небо, хотя и через занавеску отлично было слышно дождевое буйство. Она все ждала, что небо посветлеет. Костя смотрел на будущее более мрачно, он не верил в близкую перемену погоды.
— Что там, сияет яркое солнышко? — спрашивал он Люсю, когда она отступала от окна и ложилась в свою отсыревшую постель.
— Подожди, — одергивала его Люся. — Трое суток — это будет вечером, и тогда дождь перестанет.
Она страстно захотела, чтобы дождь перестал, и мысленно умоляла: «Ну, дождичек, ну, миленький, ну, довольно!» Это будет ужасно, если дождь к вечеру не перестанет. Ведь Косте надо идти на проверку очереди за билетами на поезд. Сегодня — проверка, а завтра привезут и сами билеты, в Джубге железнодорожная касса работает раз в неделю.
Люся с Костей решили брать билеты на самый ближайший день. Записались они на третье сентября, но теперь мечтали уехать как можно скорее, как только удастся взять билеты, просто сил не было выносить дальше зловредную погоду.
Но языческая Люсина молитва дошла по адресу: к вечеру дождь перестал. Солнце, правда, не соизволило выглянуть, но небо посветлело, облака стали реже, и лужи на улицах моментально исчезли: частью высохли, а частью ушли сквозь песок.
— Ну, что я говорила! — торжествующе воскликнула Люся. — Я говорила, что дождь перестанет, и перестал!
— Именно оттого, что тебе этого хотелось, — буркнул Костя.
— Может быть, и оттого, — миролюбиво подтвердила Люся.
Она опять чувствовала свое превосходство над Костей, и ей совсем не хотелось ссориться.
— Мама, мы пойдем к морю? — спросил Николка.
— Может быть. Костя, ты не опоздаешь на проверку?
— Не опоздаю. Еще целый час.
— А ты уверен, что у тебя верные часы?
Он ничего не ответил. Однако в самом деле: можно ли быть уверенным, что часы идут верно? Положим, раньше они не отставали более чем на одну минуту в сутки. Но пружина могла ослабнуть. Она могла ослабнуть именно в самый неподходящий момент. Вдруг уже шесть? Придешь, а проверка закончилась. И Холодовых вычеркнули. Нет, лучше пойти пораньше.
— Где паспорта?
— А разве потребуются паспорта?
— Почем я знаю, что там потребуется и чего не потребуется.
Люся достала из чемодана и положила на стол паспорта. Костя засунул их в карман и поспешно вышел. Он теперь был уже почти уверен, что часы идут неверно, что их вычеркнули из списка, что они не выедут вовремя.
— Папа, — кинулся за отцом Николка, — я с тобой.
— Не надо, — сказал папа, — я пойду быстро.
— И я быстро.
— Не смей! — заорал отец.
Николка недоуменно посмотрел на него и остался стоять на месте.
«Какой я стал дикий», — подумал Костя, испытывая угрызения совести. Он оглянулся. Николка стоял посреди двора, обиженный и одинокий.
— Ну, ладно, пойдем, — сказал Костя ласковым голосом.
Николка сорвался с места, подбежал к отцу и ухватил его за руку.
Костя шел быстро, так что Николке приходилось то и дело переходить на рысь. Толстый дядька важно вышагивал им навстречу.
— Скажите, пожалуйста, сколько времени? — спросил толстяка Костя.
— У меня нет часов, но, кажется, около пяти.
«Кажется ему! — хмуро думал Костя. — Живут тут без всяких обязанностей, разленились совсем. Надо было бы идти на работу, так не казалось бы…»
— Папа, хочешь, я вон у той тети спрошу? — предложил Николка. — У нее часы.
— Спроси.
Николка помчался к тете. У нее были толстые ноги в коротких шортах и шикарная грудь, прикрытая небрежнее, чем это дозволяют даже нестрогие курортные приличия.
— Семь минут шестого, деточка, — нараспев сказала оголенная тетя и томно подняла на Костю крашеные ресницы.
Но Костя сейчас был не в таком настроении, чтобы его могли прельстить женские чары, он даже не улыбнулся в ответ на старательное кокетство.
— Семь минут шестого, папа, — сказал Николка.
— Очень хорошо. Значит, не опоздали. Придем первыми.
Но Костя ошибся. Они пришли не первыми. На площадке возле зеленой скамейки, на которой раньше вели запись в очередь на билеты, толпилось уже человек двадцать. Наверно, они тоже не верили своим часам.
В половине шестого появился дежурный член комиссии со списком. Его окружили и принялись выяснять, на какие поезда будут билеты и можно ли взять билет на двадцать девятое, если раньше записался на первое.
— Скажите, пожалуйста, — дергая дежурного за рукав, спрашивала седая старушка в белой панаме, — а можно сейчас записаться?
— Можно, — стараясь высвободить руку, сказал дежурный. — На какое число?
— На тридцать третье.
— На тридцать третье? — переспросил дежурный, скорчив уморительную рожу.
Все захохотали. Старушка не могла понять своей оговорки и растерянно смотрела на хохочущую публику.
— Тридцать третьего не бывает, — объяснил дежурный.
— Ой, батюшки, — смутилась старушка. — Да на третье же! На третье сентября.
Опять стало томительно скучно. Курортники ругали погоду.
— Подумать только, три дня из отпуска вылетели в трубу.
— Ведь никакого просвета, лил без передышки.
— А хоть бы и просвет — все равно купаться нельзя: на море шторм.
— Завтра будет ясно, — сказал молодой парень. — Кончились дожди. Я заходил на метеорологическую станцию, узнавал.
— Они и сегодня обещали прекращение осадков, — скептически заметил пожилой мужчина.
— Ну вот, — сказал парень, — ведь прекратились же! Теперь — все. Завтра будет солнечный денек, и море успокоится.
Курортники ободрились, стали спрашивать дежурного, можно ли взять билет на пятое сентября, если записался на двадцать девятое августа.
— Папа, ну скоро? — теребил отца Николка.
— Скоро. Подожди, — досадливо сказал Костя.
Некоторые взрослые тоже были нетерпеливы.
— Давайте начинать! — требовали они.
— Еще нет шести, — возражал дежурный.
— Подумаешь, две минуты осталось.
— Не две, а семь.
— Надо подождать, еще люди подойдут.