Том 1. Тяжёлые сны - Федор Сологуб

– Да ведь какой же кому убыток, если возьмем по горсточке гороху?

– По горсточке! Полные подолы!

– Ведь это же только для забавы: мы у них, они у нас могут. На репище да на гороховище все ходят.

– Иди, – я совсем сердита.

– Ну я больше не буду, право, не буду, – говорила Валя, смеялась и ластилась к Анне.

– То-то же, а то лучше и на глаза мне не показывайся. А теперь похлопочи-ка о самоваре.

Валя послушно побежала. Она была рада услужить и никогда не отказывалась, какую бы работу ни задавала ей Анна. Сегодня ей хотелось еще рассказать скандальную историю, но она еще не знала, как подступить к рассказу: Анна не любила сплетен.

Глава четвёртая

Логин сидел у Анатолия Петровича Андозерского, в кабинете, убранство которого обличало тщетные претензии на вкус и оригинальность.

Сквозь закрытые окна, за низенькими, сероватыми домишками, виднелось багровое зарево заката.

Андозерский, плотный, упитанный, лет тридцати трех-четырех, с румяными пухлыми щеками и глазами немного навыкате, неопределенного цвета, был одет в серую тужурку, которая плотно охватывала его жирное тело. Он и Логин были товарищами по гимназии и университету. Юноша Андозерский, наклонный к самохвальству, был неприятен Логину, который всегда бывал неловок и застенчив. Но в учебные годы все-таки им приходилось встречаться часто, даже горячо спорить. Через несколько лет судьба опять свела их. Андозерский уже года три занимал место уездного члена окружного суда.

– Дивлюсь я на тебя, дружище, – говорил Андозерский. – Прожил ты здесь без малого год, жил затворником, – и вдруг принимаешься, ни с того, ни с сего, туманными проектами горы двигать. Ну скажи, пожалуйста, что из этого может выйти?

Логин лениво усмехнулся и сказал:

– Да я тебя и не приглашаю, – вижу, что это не в твоем вкусе.

– Знаю, что не приглашаешь, да сам-то ты… Говоря откровенно, дружище, наше общество еще, слава Богу, не готово к этим штукам. У нас коммунизм и анархизм не ко двору.

– Помилуй, Анатолий Петрович, что ты говоришь! Какой там коммунизм! Эк тебя, куда ты вывез!

– Полно, дружище, нечего притворяться, – знаю ведь я, куда ты гнешь. Только вот увидишь, – попомни мое слово, – твои же тебя выдадут.

– Право, ты ошибаешься, – выдавать нечего: у нас нет секретов, – Андозерский недоверчиво хмыкнул.

– Ну, ваше дело. Только не надейся. Тебе ведь общество для отвода глаз нужно, – только бы позволили вам собираться. А там вы и заварите кашу.

– Анатолий Петрович, да не смеши ты, сделай милость, – досадливо возражал Логин. – Ничего такого ни у кого из нас и в мыслях нет, уверяю тебя. Что я за бунтарь? Да кто тебе говорил такие вещи?

– Сорока на хвосте принесла. Ну, да что тут… Что терять золотое время, – выпьем-ка, дружище, закусим чем Бог послал, – за стаканчиком доброго винца веселее говорится.

Андозерский встал, сладко потянулся и сощурил глазки, как разбуженный жирный кот: так и казалось, что вот он сейчас замурлычит.

– Пойдем-ка, брат, в столовую, – пригласил он Логина.

Логина коробило и от ухваток и от слов Андозерского. Он удивлялся себе: зачем он ходит к этому неумному и неинтересному человеку? Однако, после нескольких стаканов, – а вино на самом деле было хорошо, в этом Андозерский знал толк, – Логину мало-помалу перестала казаться неприятно-пошлою рослая фигура хозяина. Даже отпечаток недалекого «себе на уме» в самодовольных чертах Андозерского теперь как будто изгладился: сидел черед Логиным только добродушный, жизнерадостный человек. Конечно, – Логин это ясно помнил, – этому добродушному и недалекому малому пальца в рот не клади, но это не мешает ему быть милейшим человеком.

– Ведь я, дружище, женюсь скоро, – откровенничал Андозерский.

– На ком? – полюбопытствовал Логин.

– На ком именно, сказать теперь, видишь ли, пока еще трудно.

Логин засмеялся:

– Это, значит, еще долгая песня.

– Да вовсе нет, чудак ты этакий: дело на мази.

– Сколько же у тебя невест?

– Стой, подожди, расскажу все по порядку. Их, видишь ли, три, то есть настоящих, стоящих внимания, три, – а вообще-то невест здесь непочатый угол. Женим, дружище, ужо и тебя. А теперь выпьем-ка за моих невест!

Он налил опустелые стаканы. Чокнулись.

– Да здравствуют твои три невесты! – пожелал Логин. – И пусть тебя повенчают разом со всеми. Андозерский захохотал.

– Уж чего бы лучше: выбирать не надо, и выгоды вместе. Да, брат, жаль, что у нас не Магометов закон: три жены, да каждая с приданым, славненький вышел бы гаремчик. Да нельзя, – гаремчик только из картинок завести можно. Кстати, покажу-ка я тебе штучку, – кажется, ты ее у меня еще не видел.

Андозерский порывисто поднялся, ушел с веселым ржаньем в кабинет и минуты через две вернулся с пачкою фотографических карточек. Логин просмотрел их с равнодушною усмешкою.

– А? Что? – спрашивал Андозерский. – Ведь пикантно, не правда ли?

– Да, но только все это наивно, элементарно.

– Ну, чего ж тебе еще! – обидчиво сказал Андозерский и собрал карточки.

– Однако, что ж твои невесты? – спросил Логин.

– Невесты? А вот, во-первых, Нюта Ермолина, славная девочка. Жаль только, воспитана странно. А прилагательное изрядное. А, что скажешь?

– Милая девушка, – неохотно сказал Логин.

– Уж ты, брат, сам не втюрился ли?

Андозерский подмигнул Логину и изобразил на своем лице лукавство, что мало шло к его пухлым щекам и невыразительным глазам.

– Смотри, не вздумай отбивать: ты туда что-то повадился.

– Ну, где повадился…

– Она ведь не в твоем вкусе.

– А ты как мой вкус знаешь?

– Да уж знаю. Она не по тебе, – с придурью девчонка и шустрая; ей нужен муж с характером, практический, – а то, дружище, как два мечтателя поженятся, так проку мало.

– Помилуй, с чего я буду отбивать у тебя невест: похож ли я на Дон Жуана!

– Кто вас знает, мечтателей: в тихом омуте черти водятся. Ты, впрочем, и не думай: ничего тебе не очистится, – девочка, я тебе доложу, в меня по уши врезалась, – как встретимся где, так у нее глазенки и засверкают.

– Вот как! Ну, поздравляю, – сказал Логин с усмешкою.

«Глазенки засверкают, – думал он, – да только отчего?»

Андозерский развалился на спинку стула и самодовольно приглаживал пестрый жилет, прикрывающий брюшко умеренно-солидных размеров.

– Да, брат, это уж доподлинно исследовано мною, – продолжал он. – Приходи хоть завтра, – выскочит с руками и ногами. Ну, да я еще посмотрю и посравню. Другие две, пожалуй, попрелестнее будут, хоть и победнее.

Логин торопливо и маленькими глотками прихлебывал из стакана.

«Всякая муха, – думал он, – может карабкаться своими нечистыми лапками всюду, куда ей вздумается!»

– Номер второй, – продолжал Андозерский, – Неточка Мотовилова, – премиленькая барышня, не правда ли?

– Да, мила и Неточка, – лениво ответил Логин. – У нее и призвание есть.

– К чему? – спросил Андозерский с некоторым даже испугом.

– Выйти замуж.

– То-то… Ее папенька, сказать тебе по правде, изрядный плут, – конечно, это между нами.

– Да уж не пойду сплетничать.

– Кстати, они тобою огорчаются.

– Кто?

– Да Мотовиловы. Зачем ты их Петьке двойки лепишь.

– Ну, уж это…

– У других-то ведь он тянется. Да это, конечно, твое дело. А все бы лучше… Вот кабы ты за Неточкой приударил, так, небось, и к братцу был бы помилостивее. Славная девочка, черт возьми… У папеньки состояньице кругленькое, хотя и нечисто нажито.

– Жаль только, что на много частей делить придется.

– Ну, это ничего, всем хватит. А ведь помнят старожилы, как лет двадцать пять назад он появился сюда в рваной шинелишке, в истасканных сапожишках, – прохвост прохвостом. Был управляющим одной питерской дуры – та ему вверилась: ведь он и теперь мастер о добродетелях говорить. На словах блажен муж, а на деле всукую шаташася, как говорят семинаристы.

Андозерский захохотал.

– Славный был у нее лесок, – извел начисто, а денежки прикарманил. Потом женился на богатой вдовушке. Что-то уж очень скоро она окочурилась, а капиталы ему завещала. Женился на другой. Много о нем еще скверного толкуют. Говорят, что и завещание-то было подложное. Даже совсем невероятные вещи рассказывают.

– И такого-то человека ты хочешь иметь тестем! И за таким приданым погнался!

Логин встал со своего места и прошелся по комнате. Уже давно чувствовал он к Мотовилову странное отвращение. Лицемерною казалась Логину вся его повадка. И в гимназии, и в городе он намозолил глаза Логину: был он человек заметный и довольно неугомонный, и везде воскуряли ему горожане фимиам почтения. Наконец, самого имени Мотовилова не мог слышать Логин без раздражения.