Ностальгия - Виктор Точинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей пожалел, что не прихватил хоть одну сторублевку из оставшейся дома банки. Да кто ж мог такое предположить… Но ходить по магазину ротозеем с пустым карманом не хотелось. Он нагнулся к окошечку, размышлявшие граждане отодвинулись.
Один советский рубль стоил сегодня восемнадцать российских рублей тридцать две российских копейки. Какой курс доллара декларировал в те далекие годы Советский Союз? Сергей точно не помнил, не то семьдесят копеек, не то шестьдесят… Но это, знаете ли, для особых нужд государства — например, для скупки в обязательном порядке валюты у въезжающих в Союз иностранцев. Или у советских граждан, заработавших за границей иностранные денежки… Реально — то есть на черном рынке — доллар стоил в три-четыре раза дороже. Тогда… Ну да, примерно так и получается. А если прикинуть по водке… Понятно, нет резона наживаться, спекулируя бутылками со старыми названиями, но все же, для интереса… Да, пожалуй, игра стоит свеч.
Но надо учесть, что цены на разные продукты в постсоветские годы росли по-разному. Что-то очень выгодно здесь покупать, с учетом курса, что-то — не очень. В среднем, очевидно, так на так получается. Или даже чуть-чуть дороже, надо же владельцам «Ностальгии» окупить те продукты, что у них приобрели на завалявшиеся со старых времен деньги. Иначе смысл их затеи непонятен.
Как на грех, новой отечественной валюты оказалось с собой прискорбно мало — собирался, да так и не дошел сегодня до банкомата. Чтобы стать обладателем двух красненьких советских червонцев, пришлось даже выгрести из карманов всю мелочь. Кредитные карточки принимаете? — поинтересовался он у окошечка. Нет, только наличные. А доллары? Лежали у Сергея в бумажнике пять серо-зеленых «бакинских» сотенных, аварийный НЗ.
Не принимаем, что вы, у нас не банковский обменник, у нас филиал магазина «Нумизмат», вон и лицензия на стенке висит, — имеем, мол, право. Какая-то мутная ксерокопия действительно висела, но Сергей не стал ее изучать, имеете так имеете.
Ладно, для первого эксперимента двух червонцев вполне хватит.
Зажав в руке две красные бумажки, украшенные все тем же ленинским профилем, Сергей Белецкий шагнул в торговый зал гастронома «Ностальгия».
Глава шестая. Чеки и сдачу проверяйте, не отходя от кассы
1
Да-а-а… Самая настоящая машина времени… Агрегат, рассекающий хронопотоки, может выглядеть весьма по-разному: как в романе Уэллса — некий гибрид велосипеда и швейной машинки, или как в фильме Гайдая — комбинация приборов из школьного кабинета физики, или как…
Эта выглядела как заурядный советский продуктовый магазин… Но функционировала вполне исправно — Сергей шагнул в торговый зал и очутился там . В прошлом. В своей далекой юности… А то и в золотом, навсегда ушедшем детстве…
Кто бы ни планировал этот проект, идеализацией пятидесятых, шестидесятых или семидесятых он явно не собирался заниматься. Реализм выдержан жесткий — скрупулезный и беспощадный в мельчайших деталях.
Есть у человеческой памяти такое свойство: хорошее помнится куда дольше, от неприятных воспоминаний мозг старается избавиться в первую очередь.
Например, туристы, вернувшиеся из тяжкого, изматывающего похода, через полгода помнят не тучи комарья и не сбитые в кровь ноги, — но романтические песни под гитару, и безумно вкусную, костром припахивающую пищу, и походную любовь, мимолетную, но страстную, — под нависшими над головой ярчайшими звездами и в горячей тесноте спального мешка… И чувство победной эйфории, пришедшее на финише, помнят: прошли, смогли, выдержали!
С прочими воспоминаниями дело обстоит точно так же. Недаром старики вспоминают свою юность как некий «золотой век» — трава зеленее, деревья выше, девушки красивее; не кривят душой, просто память так уж устроена…
Создатели магазина припомнили все, не разделяя воспоминания на приятные и не очень.
Первое, что резануло глаз с порога — грязь. Нет, стены сверкали чистым белым кафелем, и халаты продавщиц не вызвали бы нареканий санэпидемстанции, — грязь была на полу, нанесенная ногами посетителей, пришедших с апрельской улицы. Все правильно, все по-советски, уборщица работает на полставки и придет лишь в четыре, и загромыхает оцинкованным ведром, и намотает на швабру тряпку из грубой мешковины, и начнет уборку, заставляя посторониться стоящих в очереди и бубня под нос о сволочах, ленящихся вытереть ноги, прежде чем зайти в приличное место…
Ну да ладно, мелочь, ерунда… Просто отвык… Гораздо интереснее, что здесь на витринах и полках…
Сергей медленно шел вдоль прилавков, от одного отдела к другому, взгляд выхватывал отдельные детали, мелочи, казалось бы, оставшиеся навсегда в другой, прошлой жизни, и сейчас нежданно-негаданно вернувшиеся. Глаз выхватывал, а память тут же подтверждала: да! Так и было! Именно так!
Вот сливочное масло — нефасованное, развесное — огромный желтый куб, початый, несколько кусков уже отрезано, и рядом лежит орудие, которым это сделано — рояльная струна с ручками-деревяшечками на концах. Ценник — три шестьдесят за килограмм. Господи, как же давно он такого не видел… (Да, да! — подтверждала память, всё правильно, всё так и было: и куб, и струна, и три шестьдесят…)
Вместо нынешнего колбасно-сосисочного изобилия, вызывающего расходящееся косоглазие, — два сорта колбасы. «Любительская» и «Докторская». С вкраплениями жира и без них. Два девяносто и два двадцать.
«Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы», — подойдя к рыбному отделу, вспомнил Сергей древний-древний рекламный слоган. Нет, здесь имитировано не то время, когда сей стих появился на свет… Не сталинское изобилие с его крабами, раками, креветками, с пирамидами из банок икры, с распластавшимися в витринах осетрами-севрюгами… Здесь — брежневская эпоха: смерзшиеся призмы чего-то неаппетитного, не то хека, не то минтая; селедка, выуживаемая из бочек с рассолом; пирамиды стоят — но сложены из баночек с морской капустой.
В глубине, в недрах отдела, — аквариум, громадный мраморный параллелепипед с одной стенкой из толстого стекла. Сухой, без воды, разумеется, — и во времена юности Сергея такие аквариумы были уже реликтом ушедшей эпохи, ох как редко доводилось плавать в них полуживым карпам, и очередь собиралась громадная…
Очередей, кстати, в «Ностальгии» почти не было, за единственным исключением, — к винно-водочному отделу выстроились граждане характерной наружности. Очевидно, любители дешевых и крепких напитков первыми сообразили: отовариваться здесь весьма выгодно. У остальных отделов — максимум по три-четыре человека, чуть больше у трех касс в центре зала. Да, вполне по-советски. Постой сначала в отдел, взвесь товар, а уж потом в кассу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});