Тросовый талреп - Сэм Льювеллин

Гектор внимательно смотрел вниз, в трюм, лицо его ничего не выражало. Один разок он взглянул на меня, рассеянно кивнул и улыбнулся этакой вежливой улыбкой, маскирующей напряжение. Вот тогда-то я и сообразил, что происходит нечто, из ряда вон выходящее. Пощелкивание в трюме продолжалось. Появился какой-то крюк, тащивший за собой сеть.

«Они собираются ловить рыбу, — подумал я, — вот и подвешивают сети. Это ведь траулер, так что вряд ли может быть более резонное объяснение».

Однако ячейки сетей были слишком сильно натянуты. Я подумал: с чего бы это? Какой улов? И вдруг все понял, и мои ладони внезапно стали скользить по штурвалу, и я стал судорожно глотать воздух, а во рту у меня пересохло.

Этот предмет в сети был мне достаточно знаком. Я видел его много раз в качестве мусорной урны на военном плацу или как ящик для хранения экспонатов в приморском музее. Это была насквозь промокшая бомба длиной в четыре фута, заржавленная от долгого пребывания в воде. На военных плацах они были пустыми. А эта, если судить по выражению лица Гектора, была полнехонька: морская мина времен Второй мировой войны, начиненная достаточным количеством взрывчатки, чтобы разорвать на кусочки наше суденышко.

Бомба уже была над палубой. В этот момент мы попали в какую-то перекрестную зыбь, и бомба стала ужасно раскачиваться. Гектор упер в нее толстый конец багра, чтобы не дать этой махине врезаться в край люка.

— Держи судно ровно! — ревел голос Эвана из трюма.

Я и держал его ровно.

— Давайте! — завопил Эван.

Он возник из люка, словно обезьяна, прицепившаяся к канату, свешивающемуся с верхушки гика. Мина тяжеловесно начала отходить в сторону от раскрытого проема люка, пока не свесилась наполовину за борт, спеленутая сетью.

Гектор побежал к лебедке. Гик медленно опускался. «Флора» под огромным весом мины сильно накренилась на правый борт. Пот лился градом у меня под фуфайкой. «Ничего подобного не бывает», — твердил я себе...

Но именно так все и было.

Очень осторожно они опустили мину в воду. Потом Эван явился ко мне в рулевую рубку и спросил с потрясающим спокойствием:

— Вы не возражаете, если я встану за штурвал?

Не говоря ни слова, я отдал ему управление траулером. Слова могли и подождать. Он перевел рычаги управления на «назад» и небрежно прокрутил штурвал к правому борту. По мере того как траулер двигался задним ходом вправо, Гектор отталкивал мину от гика.

Мое лицо затвердело, как гипсовая маска, когда «Флора» и мина плыли бок о бок. Потом Эван положил штурвал лево на борт. Перекладины-мидели штурвала с медными наконечниками дошли до самой верхней точки. «Флора» дрейфовала по ветру. Гектор стравливал канат, я смотрел, как медленно тонет ржавое чудовище. Придя наконец в себя, я приготовился задать парочку непростых вопросов. Но Эвану было не до меня.

Держите штурвал, — распорядился он и повернулся к столику с морскими картами, снял с крючка микрофон высокочастотной связи.

Поставив колесико на канал 16 — «Аварийная ситуация», — он вызвал береговую охрану.

— Говорит береговая охрана Обана, — отозвался тонкий потрескивающий голос. — Какая требуется помощь? Прием.

— Береговая охрана Обана, здесь «Флора», мы тралим рыбу у Пчелиной скалы и поймали небольшую мину. У вас есть какие-нибудь способы избавиться от нее? Прием...

Появился невозмутимый Гектор. Он перехватил мой вопрошающий взгляд и сочувственно подмигнул. А береговая охрана передавала:

— "Флора", говорит береговая охрана Обана. Здесь у нас поблизости противоминное судно Королевского военно-морского флота. Мы бы вам посоветовали остаться возле мины. Конец связи.

— Ну ладно, — сказал Эван, вытаскивая из кармана «Гленморанж». — Помощь уже близко. Нам немножко везет, а? — Он жадно хлебнул из горлышка. — Эта сволочная мина испортила добропорядочным людям рыбную ловлю на целый день. Так что министерство обязано заплатить нам компенсацию за потерянную рыбу и такелаж.

— Так выходит, что она была у вас давно и вы сами приволокли ее сюда на «Флору»? — сказал я.

— Точно, — ответил Эван. — В цистерне. Там, в трюме. Если с ними обращаться правильно, они тоже будут с вами обращаться прилично.

Он выглядел как большой ребенок. И здравого смысла у него было примерно столько же.

Я обозлился.

— В них полно пироксилина. Спустя пятьдесят лет оболочка мины становится как дуршлаг. Их этих дыр выделяется нитроглицерин. Ты ведь причаливал с этой штукой в Камас-Билэче. Стоит только толкнуть ее, стукнуть, зажечь рядом сигарету — и привет Морэг с ее детишками.

— Черт подери, ты-то что в этом смыслишь? — сказал Эван. Внезапно мы с ним оказались нос к носу, и я ощутил густой запах перегара.

— Не много, черт подери! Но побольше твоего! Я мины даже на звук узнаю!

Эван обалдело глянул на меня. Но я-то хорош! Не мог промолчать! Выпустил на волю старину Фрэзера, того Фрэзера, который проползал на животе по всему дну Северного моря.

— Чепуха! — Эван покачал головой. — Мы вытащили ее со дна. Берегли для дождливого дня — только и всего.

— А почему бы мне по-честному не рассказать военным морякам, что вы тут проделываете? — спросил я.

— Сначала разберитесь, — посоветовал он. — Мина появилась из моря. Мы ее нашли на побережье. И я только чуть-чуть подправил место находки. А деньги нужны хозяйке Джимми — ей ведь неоткуда получить богатое наследство. — Рыжая борода встала торчком, глаза превратились в щелочки. — И ты не скажешь морякам ни словечка, потому что ты, может быть, и хрен моржовый, но все-таки не ублюдок.

«Ничего себе разговорчик», — подумал я. Но вслух ничего не сказал. А спустя час большой серый корабль появился на всех парах из-за голубых пиков Ская. Надувная лодка соскользнула с его шлюп-балки и ринулась в нашем направлении, подпрыгивая на волнах. Команда ныряльщиков-аквалангистов поднялась на борт «Флоры».

Ими командовал моложавый лейтенант. Если бы не позолоченные галуны на его эполетах, он мог бы сойти за благодушного судового повара. Мы сделали соответствующие заявления. Эван утверждал, что утраченная траловая сеть была новехонькой и что мы лишились совершенно потрясающего улова. Я подумывал, что надо бы возразить, но так и не сделал этого. Момент был упущен. Лейтенант кивнул подобно врачу, подписывающему больничный лист ипохондрику.

Они очень-очень осторожно опустили мину на дно. Пара ныряльщиков отправилась следом за ней, вернулась, а потом они стояли, насквозь промокшие, и рапортовали на языке, полном мудреных аббревиатур. Таким языком когда-то говорил и я. А излагали они вот что: эта мина принадлежала к магнитно-акустическому типу, у нее заклинило взрыватель — потому-то она и перекатывалась по морскому дну все минувшие полсотни лет, так и не взорвавшись. И по этой же причине Эвану удавалось хранить ее «на задворках своего огородика», и она не стерла с лица Шотландии вместе с ним и все другие соседние «огородики».

— Очень хорошо, — сказал офицер, облегченно сдвигая фуражку на затылок.

Один из ныряльщиков, стоявший на крышке люка, пристально смотрел на меня. Я стал отворачиваться в сторону, догадываясь, что сейчас произойдет.

— Я Уолли Эванс, — сказал он. — А вы — Гарри Фрэзер?

У него были густые черные брови и красные щеки, сплюснутые тугим резиновым шлемом. В последний раз мы с ним встречались в Северном море, на стальной палубе «Кэрли Гаммы», обдуваемой горячей керосиновой вонью от взлетающего вертолета.

— Уолли, — сказал я, и мой желудок налился свинцовым грузом.

Мы поздоровались по-приятельски — как, мол, черт подери, ты поживаешь?! — обменялись рукопожатиями, и я спросил, какого черта он поделывает вдали от буровых вышек, снова оказавшись в военно-морском флоте.

— Слишком опасно, черт подери, — объяснил он. — Зарабатываю себе на пенсию.

Ему было неловко передо мной, потому что мы оба помнили о тех людях на буровых вышках, которые так и не заработали себе на пенсию. Я стоял перед ним со своей вежливой улыбкой, заглядывая в собственные воспоминания. Шесть лет назад я еще не выработал такую улыбку. Я помнил ту маленькую стальную комнатку на глубине тысячи футов, где пол состоял из черной воды и где два комплекта труб опускались в ледяную темень. Пот струился под моей тенниской, словно меня полили из садового шланга.

— Фрэзер? — сказал лейтенант, подняв одну бровь. — Так вы тот самый водолаз?

Я старался удержать улыбку.

— Это было давным-давно, — сказал я.

Лейтенант угрюмо изучал мою физиономию. Он не мог не заметить, что под его взглядом цвет лица у меня, должно быть, изменился. Он прищелкнул языком.

— Хорошо, ребята, — бросил он на прощание. — Мы отчаливаем.

— Побереги себя, Уолли, — сказал я.

Он кивнул.

— Ты тоже.

Эван молчал, пока они спускались с борта. Потом сказал с укором:

— Мне сдается, кто-то говорил, будто он адвокат.