Любовь - Светлана Каныгина

любви в её предсказуемости и не сворачиваю с этого пути, не останавливаюсь ни на миг, не желаю слышать никаких доводов в её оправдание. Несомненно, так я вынесу ей вердикт о виновности и буду свободен, стану жить дальше, говоря: «В тех обстоятельствах, которые сложились, другого и не могло случиться, потому что это закономерно для любви, она такая, а я – жертва этой закономерности». И что же это? Это обыкновенное малодушие, трусость!– одна из ягод стремительно полетела над поверхностью озера, запущенная рукой мужчины, и упала в воду с тихим всплеском,– Я струсил принять свои неудачные взаимоотношения с женщинами такими, какими они сложились; струсил увидеть себя основным действующим лицом, которое вошло в эти взаимоотношения и участвовало в них осознанно,– он замахнулся сильнее, и вот уже три ягоды полетели вперёд и упали, всколыхнув водную гладь,– Именно осознанно, а не бессознательно! Моим выбором не руководили ни химия, ни физика, ни другие науки, или движение небесных тел, или ещё что-то. Я сам делал свой выбор!

Лео старался дышать глубоко, пытаясь не показать бушующие внутри чувства, но дрожь в дыхании выдавала их. Сдавленные стыдом слова признания бились в его груди, словно пленённые в клетке птицы, а он мысленно успокаивал их, чтобы суметь рассадить по местам, высказать и, наконец, освободить. Лео сделал ещё один глубокий вздох. Тело откликнулось на него тёплой волной расслабления, и мужчина почувствовал, что его руки крепко сжаты в кулаки. Он поднял одну из них и раскрыл ладонь. Барбарисовая гроздь в ней лежала измятой, но ягоды крепко держались на тонких плодоножках, стойко пережив натиск эмоций Лео.

– Я испугался собственного непонимания причин, по которым происходили разрывы моих взаимоотношений, и свалил всё на любовь,– произнёс Лео с выдохом, затем он поднял с земли сухой кленовый лист и, поместив в него барбарисовую гроздь, пустил по воде.

Обернувшись вокруг себя, лист проплыл на расстояние вытянутой руки и остановился, медленно поворачиваясь на одном месте то в одну, то в другую сторону, как будто был привязан к берегу невидимой нитью и пытался освободиться от неё. Это ветер, пожелав участвовать во всём происходящем, разлёгся на воде, не позволяя листу плыть дальше.

– Но, это не последний ваш вывод о любви,– сказала Мариса.

– К сожалению, да.

– Потому что без доказательств это не вывод, а предположение?– продолжила за Лео женщина.

Он кивнул головой:

– И я вновь вернулся к своим сомнениям.

– И всё- таки, теперь вы склонны поддерживать версию о том, что любовь ненаучна?– в словах Марисы прозвучала подкрадывающаяся к умозаключению нотка.

Лео выжидающе посмотрел на лист с ягодами:

– Склонен.

–И?

– И всё-таки, этого недостаточно.

Застрявший на одном месте лист не давал Лео покоя. В поиске рычага, коим можно было бы привести его в движение, мужчина огляделся вокруг. Несколько замеченных камней и палка вполне подходили для этой цели, однако достигнув её, они могли в два счёта потопить хрупкое судёнышко. Лео это знал, но желание заставить лист плыть буквально гудело в нём, и утолить его хотелось сильнее, чем позаботиться о том, чтобы лист остался на плаву. Он поднял камень и бросил в воду, нарочно совсем близко к берегу, чтобы лишь всколыхнуть поверхность озера. Поднятая камнем рябь дошла до листа, он раскачался больше прежнего, да только и всего. Выражение лица мужчины изобразило недовольство.

– Каким же должно быть доказательство, чтобы вы ему поверили?– спросила Мариса, с интересом наблюдая за тем, как Лео, подобрав с земли камень покрупнее, прицеливается к дрожащему на воде листу,– Это должны быть слова, произнесённые кем-то особенным, или это должно быть нечто вещественное, что можно увидеть воочию?

Прицелившись, Лео бросил камень, и тот нырнул в воду совсем рядом с несчастным листом, который едва не перевернулся от накатившей на него волны, но не проплыл вперёд, ни сантиметра.

Брови Лео приподнялись в удивлении.

– Скорее меня убедит нечто вещественное, продемонстрированное кем-то особенным, кому я точно могу доверять,– ответил он себе под нос, поднимая с земли палку.

Внезапно ветер взвился над озером, в один миг облетел его кругом и нахлынул на Лео, чуть не сбив того с ног.

Человек! Как только он понимает, что не может управлять чем-либо, как только замечает, что мир вершит события без его участия, то немедленно заявляет свой протест. Ему бы только бросать камни в тихие воды! Неспособный сделать свои руки длиннее, чтобы дотянуться до того, что не в его власти, он непременно возьмёт палку, и тогда даже самая спокойная вода станет буйной от его руки, и всё, что есть на поверхности воды, придёт в хаос. Из таких людей состоит всё человечество. От начала и до конца Земли других людей нет. Кому, как ни ветру об этом знать! Кому, как ни ему с терпением принимать это. Увы, но и прекрасные люди, чьи волосы, как золото, а сердца, как бархат, оказываются слабыми перед собственной значимостью. Измеряя её, люди представляют себя великими горами, и каждый считает, что его особенному величию дано решать: быть ли водам тихими, плыть ли по ним кораблям из листьев. Каждый человек убеждён, что без его решения мир не сможет как следует управиться со своими водами и кораблями. Человек – гора считает себя должным вершить его дела.

Поёжившись, Лео запахнул пальто.

– А вы, Мариса, вы сами верите в любовь, как в ненаучное чудо?– спросил он, застёгивая пуговицы,– Вы хотите убедить меня в том, что суть любви незакономерна, хотите уверить меня в её волшебстве, но полагаете, что мужчинам смешна женская сентиментальность,– теперь он не решался взглянуть Марисе в глаза,– Простите мою прямоту, я заметил, что вы сказали об этом с горечью, значит и вам есть в чём сомневаться? Вы сказали, что читаете историю о любви одной женщины. Об этом ваша книга, и она вам интересна. А ваши собственные истории любви, какие они?

Услышав это, ветер отхлынул от Лео и замер между ним и Марисой. Ветер знал, отчего слова Лео так колки. Человек – гора, он так велик! В недрах его грандиозности, скрытые от осознания лежат десятки некогда зарытых и тогда же забытых сундуков, наполненных стыдом, несбывшимися мечтами, печалью и другими чувствами, которые пришлось спрятать, чтобы суметь их пережить. Не будь этих сундуков, не выросло бы великой горы.

Ветер обошёл Лео кругом – тихо, не шелохнув ни пылинки – и обнял его за плечи.

Ах, если бы можно было вскрыть все разом эти злосчастные клады и вышвырнуть их вон! Если бы только это было возможно! Но человек – гора так раним, ведь каждый его сундук помещён в пустоту! Выбрось его, и пустота