Ристалища Хаббы - Майкл Мэнсон

Сайг не задержался с ответом, рявкнув:

– Медвежье дерьмо!

– Моча черного верблюда!

– Киммерийский козел!

– Отрыжка Нергала!

– Протухшая свинья!

– Волосатый недоумок!

– Вонючий червь!

– Смрадный пес, сын пса!

– Нужник Крома!

– Имирово отродье!

– Шакалья задница!

– Потомок шелудивого осла!

Так они переругивались некоторое время, а когда запас проклятий истощился, перешли к угрозам.

– Моя секира еще почешется о твою шею, киммерийская вошь! – пообещал асир.

– Почешется, и только! А вот твою печень я вырву и швырну псам! – Мою печень?! Чтоб тебя бешеный волк обмочил! Тебе, крыса, никогда не добраться до моей печени!

– Это сделает мой клинок, тупоголовый.

– Твоим клинком только в заду у кабана ковырять!

– Верно! В заду у рыжего вонючего асирского кабана! Мне, знаешь ли, все равно, где сделать дырку, чтоб поглядеть на твою печень: в брюхе или в заднице.

– Глядеть-то будет нечем! Вышибу тебе гляделки молотом, да заодно и череп сворочу!

– Свой побереги, асирская обезьяна! Сайг приблизился к решетке, обхватил прутья ладонями и попробовал просунуть меж них голову. Голова не проходила. Она была слишком огромной, и прутья уперлись в скулы и виски. Если б Сайг все же ухитрился продвинуть ее хоть немного вперед, то наверняка потерял бы уши.

– Эй, киммериец, – сказал он, внезапно понизив голос. – Иди-ка сюда, приятель, я тебе что-то расскажу.

Конан шагнул к решетке, тоже вцепился в нее и устремил мрачный взгляд на рыжего. Надо сказать, что к северянам, ванам и асам, он не питал особой неприязни; были среди них у Конана и враги, и друзья, и даже побратимы – вроде Ньорда и Хорсы или Эйрима Высокого Шлема, ванирского вождя. Но этого асира, этого великана с нелепой собачьей кличкой Сайг, он ненавидел от всей души. А как же иначе? Ведь Сайг был первопричиной всего, что случилось в кабаке «Веселый Трот»: из-за этой рыжей шкуры туранцы продали его, Конана, а хаббатейский царь Гхор Кирланда, громоносный ублюдок, купил себе нового пралла для развлечений и забав! Царя Конан тоже ненавидел, хоть и не видал его ни разу, но Сайга он ненавидел больше. По крайней мере, в данный момент.

– Слушай-ка, чего я тебе скажу, – повторил асир, обдавая Конана густым винным запахом. – В этом гадюшнике, в этом жабьем болоте я – первый! Первый! Понял? Был я здесь первым, первым и останусь… Да, останусь, сколько бы вонючих киммерийцев не грозили вырвать мою печень. Конец всем один – молот в висок, секира в брюхо! А чтоб порадовать хаббатейских свиней, я еще и спляшу на твоих кишках.

– Клянусь Кромом, свинья на то лишь и годится, чтоб радовать других свиней, – Мрачно ухмыльнулся киммериец. – Смотри, как бы не поскользнуться во время плясок!

Тяжело дыша, Сайг уставился на него. Кулаки асира и киммерийца стискивали одни и те же прутья решетки, между лицами их и оскаленными зубами было не больше локтя.

– ты видел меня на арене? – с угрозой поинтересовался Сайг. – Видел, куда я наладил того дуболома с мечом? Туда же и ты пойдешь, приятель.

– Тот дуболом, похоже, был из аквилонцев? Или из немедийцев? – Брови Конана вопросительно приподнялись.

– Из немедийцев. Говорили, знатный рыцарь из-под Нумалии… попал в плен, когда ходил в Замору… не то за девками заморскими его понесло, не то за монетой… Ну, схватили его и продали сюда. А тут дуболом попал под мой молот! И долго я с этой немедийской немочью не провозился! Как считаешь, а?

– Не провозился, – подтвердил Конан. – Но разве я похож на немедийскую немочь? – усмехнулся он и, не дождавшись от асира ответа, заключил: – А потому гулять тебе, Сайг, без печени или без головы. Смотря по тому, что ты больше ценишь.

– Сайг? Ты назвал меня Сайгом? – Губы рыжебородого гневно искривились, потом взгляд его скользнул по многочисленным шрамам, пятнавшим торс Конана, и в серых глазах зажглись зловещие огоньки. – Тебе, я вижу, довелось пошататься в разных краях, киммерийский стервятник? – пробурчал он.

– Довелось, рыжая плесень.

– А не слышал ли ты имени Сигвара Бешеного?

– Не слышал. А тебе не говорили про Конана Киммерийца?

– Не говорили. Видать, тот Конан невелика птица… А Сигвара Бешеного знают и в Асгарде, и в Ванахейме, и в Гиперборее… Знают, и боятся! И ты бойся, потому как я Сигвар и есть! Сигвар Бешеный, прозванный хаббатейскими жабами Сайгом!

Конан презрительно сплюнул.

– Если ты, промороженный зад Имира, такой великий воин, как же угораздило тебя попасть на арену к жабам?

– Так же, как и тебя, кромово охвостье!

Несколько мгновений они мерялись яростными взглядами, потом Сайг наступил Конану на сапог. Киммериец ответил ударом в пах и отскочил от решетки, заставив рыжебородого взреветь от бессильного гнева.

Знакомство состоялось.

Прошло три или четыре дня. Теперь Конан понимал, зачем их с Сигваром посадили в одну камеру, разделенную решеткой на две половины. В том заключался глубокий смысл: соперники могли рычать друг на друга днем и ночью, кидаться костями и сыпать проклятьями, распаляя ненависть и наливаясь злобой. Их не собирались стравливать сразу; неприязнь должна была созреть, чтобы грядущий бой превратился в бескомпромиссную демонстрацию силы и звериной жестокости. Пока же каждый из фаворитов мог следить в окошко, как бьется его будущий противник – и гневно реветь, стискивая громадные кулаки. День за днем они швыряли друг в друга фекалиями и обглоданными костями, да обменивались ругательствами: Сайг поносил киммерийцев и Крома, называя его кастратом, Конан осыпал проклятьями рыжих псов-асов и глумился над Имиром, Иггом и прочими богами северян.

Однажды утром он заметил, что асир словно бы дожидается его пробуждения. Когда киммериец открыл глаза, Сайг, усевшись на своей лежанке, начал вычесывать пятерней кости из бороды, удаляя остатки вчерашней трапезы. Затем взгляд его обратился к кувшинчику с брандом. Отхлебнув пару глотков золотистой жидкости, Сайг нежно погладил сосуд и сказал:

– Да будет с тобой благословение Митры, приятель! Ты настоящий друг, с горячей душой и золотым сердцем, и ты всегда готов дать мне капельку радости. Клянусь бородой Имира, и я хотел бы тебя потешить! Вот только как? – Он задумчиво поковырял в зубах обломанным ногтем. – Пришла мне тут на ум одна история… Пожалуй, я тебе ее расскажу, а ты слушай, дружище, и постарайся не опустеть, пока мы с ней не закончим.

Сайг глотнул вина, покосился на соседа и, убедившись, что тот навострил уши, начал:

– Говорят, что Сигвар Бешеный из усадьбы Хосебю лучший воин в Асгарде. Сам я про то судить не берусь, но видит Игг и видит Имир, что с той поры, как минуло Сигвару семнадцать весен, ни один боец не побеждал его в схватке на мечах, секирах или молотах, и ни один хвастун, даже из киммерийских краев, не унес от него голову целой. Стрелять из лука Сигвар тоже был мастак: попадал в кольцо с полусотни шагов, а стрелы пускал так быстро, что летели они одна за другом подобно косяку серых гусей. Так что правду говорили люди, называя Сигвара лучшим воином в Асгарде.