Полузабытая песня любви - Кэтрин Уэбб

– Спасибо.

– О, не благодарите. Все может кончиться ничем. Я это говорю просто для того, чтобы вас предупредить. Так я приготовлю постель наверху, да? Я беру сорок пять за ночь.

– Принимаете кредитные карты?

– Конечно.

– Между прочим, меня зовут Зак. Зак Гилкрист, – представился он и протянул руку. Хозяин улыбнулся и пожал ее:

– Пит Мюррей. Удачи вам в «Дозоре».

Она пообедала яйцами, сваренными вкрутую, листьями салата и вновь задремала. Две курицы ожидали линьки. Они выглядели пятнистыми, растрепанными, и, не найдя под ними яиц, хозяйка пробормотала: «Неситесь-неситесь, мои девочки. Давайте мне яйца, или отправитесь прямиком в кастрюлю». Повторяемые снова и снова, эти слова звучали как заклинание, и вскоре произносящий их голос перестал быть ее собственным, он принадлежал Валентине. Она продолжала приходить к ней с тех самых пор, как дочь увидела памятный сон, – эти посещения начались, когда у нее появилось предчувствие. Матери не стало уже давно. Казалось, она ушла навсегда, и это обстоятельство не вызывало особой грусти – разве что иногда надоедала бесконечная тишина. Но в последнее время ей чудилось, что Валентина все время рядом: то смотрит на нее лимонными глазами рыжего кота, то прячется в змееподобных изгибах кожуры, когда дочь чистит яблоко, а то отражается, совсем крошечная и перевернутая вверх ногами, в набухшей капле воды, которая всегда висит на конце кухонного крана. После той ночи, когда бушевала буря, во время которой она видела Селесту и после которой у нее появилось предчувствие, она нашла в камине старый оберег. Спустя почти восемьдесят лет неистовствующий ветер вырвал его из трубы. Это был кусок сморщенной высохшей плоти размером с яйцо. Воткнутые в него булавки заржавели, и некоторые отсутствовали. А после пришли сны. Вот так вернулась в дом Валентина. Это была загадка. Оберег предназначался для отпугивания всех злых духов. Именно злых. Возможно, это была вовсе и не загадка.

Требовалось сделать новый оберег, причем поскорее. Но где достать свежее сердце, вынутое из теленка не более дня назад? Где раздобыть упаковку с новыми булавками, чистыми и острыми? Каждый день без оберега дом был открыт для вторжения. Дверь оставалась распахнутой настежь, особенно когда хозяйка спала. Она пробудилась от дремы и успела заметить вспышку в оконной раме, – это в стекле отразились соломенные волосы. Блеклые соломенные волосы с черными-пречерными корнями. Она моргнула, и видение исчезло.

– Доброго тебе дня, мама, – прошептала Димити, просто из вежливости.

Она осторожно встала и бережно распрямила спину. Свет снаружи был серый, но достаточно яркий, чтобы заставить ее прищуриться. До ночи требовалось сделать много дел. Позаботиться о живности, найти, что поесть, а также подыскать какой-нибудь новый оберег для дымохода. Хороший оберег она сейчас сделать не могла, но для начала можно было бы защититься чем-нибудь из того, что море выбросило на берег. Например, русалочий кошелек [18]подойдет. Так, значит, надо идти на берег моря? Она так далеко давно не ходила: не доверяла ногам. А еще не хотела, чтобы ее видели. Но, может, поискать здесь, вокруг дома? Не исключено, что штормовой ветер пригнал русалочий кошелек прямо к ее стенам, тогда его нужно найти, потому что теперь, когда вернулась Валентина, ей стало тревожно. И еще было неприятно думать, что мать может заметить, как она ищет русалочий кошелек, и догадаться зачем. Возмездие оказалось бы ужасным.

Она было отвернулась от окна, но в последний момент что-то снова привлекло ее внимание. На этот раз не Валентина, не видение. Человек. Мужчина. У нее екнуло сердце. Он был молод, высок и строен. На какую-то секунду она готова была поверить, что это… Но нет. Не такой высокий, шире в плечах. И волосы слишком светлые и короткие. Нет, это не мог быть он, конечно же нет. Она покачала головой. Какой-то бродяга, только и всего. Не многие проходили мимо ее дома, потому что дорога мало годилась для прогулок. Ему здесь не место. Это частная собственность, ее земля, и за домом вообще нет никакого прохода. Она смотрела, как он приближается. Внимательно разглядывает дом, замедлив шаг. Любопытный. Дойдет до конца дороги, развернется и воротится восвояси. Неужели он окажется одним из тех, кто заглядывает к ней в окна? Еще двадцать лет назад никто сюда не забредал, но теперь народу прибавилось. Она не любила, когда к ней кто-то вторгался. От этого ей казалось, что где-то вне поля ее зрения поднимается людской прилив, вспучивается и является к ней, чтобы толкаться локтями. Но этот человек не просто проходил мимо. Он подошел к двери. У него ничего нет в руках. И у него ни значка, ни униформы. Никак не понять, что ему нужно. Вдруг ее бросило в озноб. Значит, это он. Тот самый мужчина, появление которого она предчувствовала. Валентина скакала в блике света на боку заварочного чайника, но делала это, желая предупредить или просто от веселья, – сказать было трудно.

Зак стоял у двери и прислушивался, пытаясь уловить за ней какой-либо звук. Мешали гул моря и шум ветра. Коттедж «Дозор» был длинным и низким, с верхним этажом, встроенным в скат соломенной крыши. Солома давно потемнела и провисла так, что в некоторых местах образовывала глубокие карманы. Пучки травы и незабудок росли вдоль конька крыши и у дымовых труб. Зак очень мало понимал в соломе, но даже ему было ясно, что ее необходимо срочно заменить. Каменные стены хранили следы побелки. Дом был обращен на запад, и за ним начинался длинный спуск в долину, где в низине, на расстоянии примерно полумили, Зак рассмотрел разбросанные здания фермы. Дорога к коттеджу была сухая и каменистая, но создавалось впечатление, что сильный ливень способен превратить ее в месиво. Она подходила с севера, упираясь в торец дома, и Зак успел заметить, что ширина коттеджа соответствует ширине одной комнаты. Позади дома был двор, обнесенный высокой стеной, а за ней виднелась небольшая рощица из буков и дубов, оставшаяся от лесопосадок, сделанных в прошлом веке. Ветер, казалось, шептал что-то в их кронах, кружа сухие листья, признак наступающей осени.

Зак постучал снова, на этот раз сильнее. Если дома никого не было, это означало, что он вернулся к тому, с чего начал, и зря заплатил за снятую комнату. Он повернулся и стал любоваться прекрасной панорамой. Находящийся за домом береговой утес, до которого было совсем недалеко, в этом месте оказался куда круче, имея в высоту футов тридцать или сорок. В другой стороне, на склоне, Зак увидел дорогу, по которой сегодня приехал, – она следовала изгибам долины до того самого места, где ныряла к морю. От восточного края маленькой парковки в сторону суши через пастбище шла тропка, которая пересекала дорогу, ведущую к «Дозору», и заканчивалась у деревни. Когда дверь с треском открылась, он как раз размышлял, почему тропка идет именно таким маршрутом, а не по краю обрыва.