Нерон - Александр Кравчук

При всеобщем одобрении Вителлий сделал вывод:

— Поскольку все согласны, что брак необходим, следует поразмыслить над выбором подходящей женщины. Она должна отличаться знатностью рода, чистотой нравов, глубокими материнскими чувствами. При таких критериях нетрудно указать будущую жену императора. Какая из женщин знатного происхождения лучше соответствует этим условиям, нежели Агриппина? Это правда, что до сих пор в Риме не было браков среди лиц, состоящих в столь близком родстве, но ведь они приняты среди многих цивилизованных народов, достаточно вспомнить хотя бы египтян!

Энтузиазм охватил достойное собрание. Наиболее усердствующие сенаторы устремились к выходу, восклицая, что силой вынудят властителя сочетаться брачными узами, такими возвышенными и желанными. Когда все они столпились на Форуме, к ним примкнул римский люд, ожидавший сенаторов. Толпа направилась к Палатину, откуда навстречу им уже спускался империи орский кортеж. Властитель не противился просьбам сената и простолюдья. Через два дня он сочетался браком с Агриппиной.

Во время свадебных торжеств Силан покончил с собой. Что толкнуло его на этот шаг? Пожалуй, он сам избрал этот день, похоронивший все его надежды. Очевидно одно: с радостью в таком юном возрасте из жизни не уходят. Сестру Силана вскоре после этого изгнали из Италии. Император, идя навстречу просьбам сената, обручил дочь с Луцием Домицием.

Итак, одни прощались с жизнью или Римом, а другие возвращались в блистательную столицу мира. К их числу принадлежал Сенека. Сразу после своей свадьбы Агриппина добилась его возвращения с далекой Корсики. Она совершила это прежде всего в память своей сестры Ливиллы, той, которую несколько лет назад по приказу Мессалины умертвили голодом. Ведь Сенеку изгнали, обвинив в том, что у него был роман с Ливиллой. Вернув ему благорасположение, Агриппина тем самым давала понять, что тогдашние обвинения, опорочившие ее сестру, безосновательны.

Вскоре после своего возвращения Сенека женился вторично на Помпее Паулине. Он намеревался уйти из общественной жизни, уехать в Афины или поселиться где-нибудь в деревне, чтобы целиком отдаться постижению мудрости.

Однако Агриппина порушила его планы.

Воспитатели

В качестве компенсации за годы скитаний и невзгод Сенека в 49 году получил звание претора и высокую должность наставника сына Агриппины. Отказать императрице он не мог.

Агриппина загодя предупредила его, что ум юноши не следует перегружать философией. Итак, Сенеке не удалось блеснуть своими познаниями в учении стоиков. Он мог, однако, внушать Луцию любимейшие свои максимы нравственного порядка, преподавая ему искусство обдумывания и произнесения речей. Это умение, столь необходимое каждому политику, являлось тогда важной частью обучения юношей из хороших семей. Конечно, не все имели возможность постичь правила красноречия под руководством такого великолепного мастера латинской прозы, как Сенека. По мнению некоторых, он в качестве учителя был слишком даже творческим педагогом, самобытным, слишком увлеченным собственным стилем. Так или иначе, ему удалось отвлечь воспитанника от чтения давних ораторов, подсовывая тому для подражания милые его сердцу новаторские образцы. Эти образцы отличались остроумием, лаконизмом, афористичностью, все усилия авторов сосредоточивались на особой выразительности, точности мысли. По сути дела, этот стиль близок был некоторым видам тогдашней поэзии, особенно эпиграмматической. Ученик Сенеки сразу же начал пробовать свои силы на этом поприще. Двумя поколениями позже один из ученых, роясь в императорских архивах, обнаружил письменные таблички и заметки, собственноручно выполненные Луцием. Это были стихи. Бросалось в глаза множество зачеркнутых строк и поправок, словом, не подлежало сомнению, что речь идет о собственных композициях. Исследователь с удивлением установил, что некоторые из этих стихов крайне популярны, хотя никто не знал имени автора. И вот, как выяснилось, им был ученик Сенеки! Первооткрыватель, вероятно, тогда с сожалением вздохнул:

— Какой поэт в нем погиб!

Впрочем, не только поэт. Луций был юношей с живым умом и широким кругом интересов. Он любил рисовать, ваять, петь, а также управлять колесницей.

Сенека не был единственным учителем Луция. О его воспитании заботились также два греческих ученых — Александр и Хайремон.

Первый происходил из маленького местечка в окрестностях Спарты. Он принадлежал к философской перипатетической школе[9], создателем которой четыре века назад был великий Аристотель. Сам Александр занимался преимущественно составлением комментариев к некоторым трудам этого светила эллинской мысли. Он наверняка стремился привить Луцию этические идеалы: добродетели умеренности и воздержания. Он также учил его, что единовластное управление страной — самый совершенный тип государственного строя, однако при условии, что личность правителя в нравственном и интеллектуальном отношении превосходит остальных граждан.

Еще более оригинальным типом был Хайремон, выходец из Египта. Он мыслил и писал по-гречески, долгие годы работал в знаменитой Александрийской библиотеке, которой впоследствии даже руководил. Но наряду с этим Хайремон являлся египетским жрецом высокого ранга и ревностным популяризатором исконной культуры своей страны. Он даже написал историю Египта времен фараонов. Правда, этим отдаленным событиям Хайремон придал злободневное звучание. Он использовал любую возможность, чтобы дать волю своему антисемитизму, порожденному кровавыми столкновениями, постоянно вспыхивавшими между греками и евреями, жителями Александрии. В своей истории Хайремон развивал мысль, что евреи — это потомки прокаженных, изгнанных из Египта фараоном Рамсесом.

В другом своем трактате Хайремон объяснял природу иероглифической письменности, красивые и загадочные знаки которой так интриговали всех, посещавших страны на берегу Нила. Ученый, поступаясь истиной, зато вызывая одобрение читателей, утверждал, что иероглифы — это символы, содержащие знание извечное и неизъяснимое. Еще в какой-то работе он восхвалял жизнь египетских жрецов, посвященную постижению самых глубоких тайн, подчиненную требованиям воздержанности и аскезы.

А как Хайремон толковал происхождение и значение удивительной египетской религии? На помощь себе он призвал здесь учение некоторых философов-стоиков. Они объясняли: звезды, созданные из самой чистейшей материи, из эфирного огня, — это боги. Небесные тела оказывают влияние на все, что совершается на земле, а следовательно, воздействуют и на судьбы отдельных людей. Отсюда следует, что по их расположению можно определять будущее. Это правда, что миром управляет Провидение, которому все должны повиноваться, даже боги; однако в том и состоит величие египетских жрецов, что наукой своей они способны изменять приговоры Провидения!

Специальный трактат Хайремон посвятил кометам. В те времена повсеместно верили, что кометы предвещают войны, поражения, эпидемии и голод. Приводились примеры из весьма недалекого прошлого: во время гражданских войн они являлись предвестниками братоубийственных битв; в царствование Августа появление кровавой кометы предшествовало полнейшему разгрому трех легионов в лесах Германии, а позже — смерти самого императора. Некоторые, однако, утверждали, что есть отдельные кометы — вестники благоприятных событий. Вспоминали также ту, которая появилась в июле 44 года до нашей эры, стало быть, через пять месяцев после убийства Юлия Цезаря; народ верил, что комета — душа диктатора, восходящая на небо, дабы вечно сиять среди бессмертных божеств. Это утверждал и приемный сын погибшего, Октавиан, будущий император Август.

Хайремон принадлежал к числу тех, кто разделял кометы на «хорошие» и «плохие». Его интерес к ним оказал огромное влияние на Сенеку. В более поздние годы и он написал трактат на эту же тему. Он придерживался мнения, что не все кометы предвещают недоброе. Сенека рассматривал проблему шире и скорее в чисто научном аспекте. Он размышлял над тем, какова природа этих небесных тел, из чего они состоят, почему, в отличие от других звезд, появляются нерегулярно. Сенека считал, что наше полное знание о них — вопрос времени. Он писал: «Почему мы должны удивляться, что кометы, которые представляют собой уникальный феномен, пока не поддаются точным измерениям и неизвестно ни начало, ни конец этих тел, появляющихся столь редко? Не прошло еще и 1500 лет с того момента, когда Греция подсчитала общее количество звезд и дала им названия. Доныне существует немало народов, знающих небо только по его виду и не ведающих, чем объясняются затмения Луны и почему подчас тень падает на Солнце. Впрочем, и у нас лишь недавно ученые это установили. Но когда-нибудь в результате исследований откроются в полном своем свете вещи доселе скрытые. Ибо одной жизни не хватит, чтобы постичь столь значительные проблемы, даже в том случае, если она будет посвящена астрономии. А ведь мы неравномерно делим те немногие годы, которые нам отпущены, между наукой и приверженностью страстям. Эти грандиозные проблемы получат объяснение в результате длительных и планомерных исследований. Настанет время, когда наши потомки будут удивляться, что мы не понимали столь очевидных вещей. Кто-то укажет, каковы орбиты комет и почему они так отличаются от путей других светил! Мы же остановимся на том, что уже открыто. Пусть и потомки внесут свою лепту в постижение истины!»