Нерон - Александр Кравчук

Это сочувствие нашло свое выражение во время больших торжеств по случаю восьмисотлетия основания Рима, которые состоялись в том же 47 году. Руководил празднествами сам император. Это мог быть последний год жизни Луция Домиция. В большом цирке в рамках юбилейных торжеств состоялась игра, именуемая Lusus Trojae: юноши из знатнейших домов садились на лошадей и, разбитые по отрядам, как бы демонстрировали боевые действия по образцу тех, которые некогда велись под стенами Трои. Правда, герои Гомера вели войну на колесницах.

Тогда-то Луций Домиций и Британник впервые публично выступили перед народом. Оба юноши, великолепно вооруженные, руководили каждый своим отрядом. Зрители с большим энтузиазмом аплодировали сыну Агриппины. Этого было достаточно, чтобы Мессалина вынесла ему смертный приговор.

Луция спасло только то, что после смерти Полибия Мессалина уже не могла рассчитывать на вольноотпущенников. А те, если действовали сообща, были могущественнее ее. Ведь все канцелярии находились в их руках. Сейчас вольноотпущенники опасались, что могут разделить судьбу своего товарища. Они боялись также и того, что Мессалина попытается свергнуть императора, без которого они ничего не значат, и возведет на престол кого-нибудь из своих любовников.

Агриппина, подыскивая в создавшейся ситуации союзника, который помог бы ей и сыну, обрела его в лице Палланта. Наряду с Нарциссом он был наиболее могущественным и едва ли не более честолюбивым. Повсеместно утверждали, что у племянницы императора и его министра финансов существовала любовная связь, возникшая именно в то время. Этим двоим не требовалось даже открыто выступать против Мессалины. Ее погубила собственная глупость и недоброжелательство Нарцисса.

Когда осенью 48 года ее мать Домиция Лепида забирала окровавленное тело своей дочери Мессалины из бывших садов Лукулла и Азиатика, Паллант и Агриппина уже принялись за дело.

Триумф Агриппины

В Риме размышляли над тем, что больше повлияло на императора: доводы и уговоры Палланта или обольщающие маневры самой Агриппины. В роли племянницы у нее был свободный доступ в личные покои Клавдия, и, как зрелая и опытная женщина, она умела произвести соответствующее впечатление. Легче всего было объяснять происходящее тем, что император поддался объединенным усилиям вольноотпущенника и своей племянницы: его советы убедили, а ее прелести одурманили Клавдия.

Кто знает, возможно, на решение Клавдия существенно повлияло именно то, что Агриппина — его родственница, к тому же в настоящий момент наиближайшая. Хотя, может, это и звучит странно, но такой подход был серьезный и благоразумный. Император, напуганный постоянными интригами и изменами в доме, хотел иметь рядом с собой женщину, которой мог бы полностью довериться. Ему было уже шестьдесят, он жаждал спокойствия, думал о безопасности, об опеке над осиротевшими детьми. Целесообразно ли было в его положении связывать себя женитьбой с посторонним домом, вводя в семью новых людей, пробуждая их честолюбие, жажду власти, кумовство. В случае же с Агриппиной все эти опасения не принимались в расчет, ведь она принадлежала к императорской фамилии. А внутрисемейные браки — правда, лиц, состоящих не в столь близком родстве, — на протяжении двух поколений сделались чуть ли не правилом в этой династии.

К концу 48 года уже почти вся столица знала, что женой императора будет Агриппина. С любопытством и страхом все ожидали, как она себя поведет. Пойдет ли по стопам жестокой Мессалины? Некоторые факты ее предшествующей жизни, казалось, говорили за это. А может быть, изберет себе примером Ливию, жену Августа, женщину умную и тактичную, но безоглядную? Ведь Ливия ввела в дом императора своих сыновей от первого брака (так же, как теперь Агриппина Луция), склонив мужа к тому, чтобы он их усыновил, сделала одного из них императором, а подлинных наследников престола устранила обманом и преступлением! Первый шаг Агриппины, еще до официального бракосочетания с Клавдием, был, пожалуй, понятен. Она решила женить своего сына Луция на Октавии — дочери Клавдия и Мессалины. Существовало лишь одно препятствие: у Октавии вот уже восемь лет как имелся жених. Учитывая юный ее возраст (ей исполнилось десять лет), женитьбу все время отодвигали, но жениха все равно официально именовали зятем императора.

Юний Силан Торкваг, жених Октавии, принадлежал к одному из самых блистательных римских родов. По материнской линии он являлся потомком императора Августа. Ему было всего двадцать два года, а он уже Удостоился высочайших почестей и должностей. Шесть лет назад, в 43 году, участвовал в походе Клавдия в Британию. Императором на него возложена была почетная миссия — передать сенату официальное сообщение о завоевании острова. А когда Клавдий праздновал свои триумф и, по древнему обычаю, на коленях поднимался по ступеням Капитолия, Силан был одним из тех, кто поддерживал его под руки.

В 43 году совсем еще юный Силан по специальному разрешению императора получил высокую должность претора. Перед ним открывалось блестящее будущее. Британник, сын Клавдия, был еще ребенком, и по логике вещей в ближайшие годы именно ему, зятю императора, надлежало стать соправителем.

Прозорливый Вителлий уже раньше постарался связаться с семьей столь многообещающего молодого человека; одного из своих сыновей он женил на его сестре. Но теперь, когда стало ясно, что император женится на Агриппине, которая неприязненно относится к Силану, Вителлий оказался в затруднительном положении. Оно усугублялось тем, что его культ сандалии Мессалины был всем известен и вызывал всеобщие насмешки. Хуже того — в решающий момент, когда Клавдий, уже уведомленный об оргиях Мессалины, спешил из Остии в Рим, чтобы наказать виновников, Вителлий все еще сохранял сдержанность. Он сидел в одной лектике с императором и Нарциссом. Тот бдительно следил за тем, чтобы гнев властелина не ослаб. Вителлий же лишь время от времени вздыхал:

— Какое преступление! Какая безнравственность!

Поди догадайся, чье именно преступление он имеет в виду: Мессалины или Нарцисса. И, как ни настаивал Нарцисс, чтобы Вителлий занял решительную позицию, выложил всю правду о Мессалине, тот, не зная еще, какой поворот примут события, подавал крайне уклончивые реплики.

Поскольку Мессалина проиграла, а новой хозяйкой на Палатине должна была стать Агриппина, требовалось новыми заслугами и удвоенной старательностью искупить прежние ошибки. Брак своего сына с сестрой Силана Вителлий тотчас же расторг, этого, однако, было крайне мало. Каким же образом убедить Агриппину, что в его лице она имеет преданного друга, как изгладить из памяти ту злосчастную сандалию ее предшественницы?

Он понимал: чтобы открыть сыну Агриппины путь к руке Октавии, следовало погубить Силана. Поэтому Вителлий активно принялся за решение этой задачи. Он знал о любви Клавдия к дочери и сыграл на этом. Нетрудно было убедить отца, что будущий зять, Силан, не заслуживает доверия. Он слишком привязан к своей сестре — это какое-то извращение: он, Вителлий, бывший ее свекор, лучше всех осведомлен об этом и именно поэтому велел сыну с ней развестись.

Случилось так, что в том же 48 году Вителлий исполнял вместе с самим императором должность цензора. В обязанность цензоров среди прочего входило и определение состава сената. Цензор имел право исключить из собрания тех лиц, чей образ жизни, по его мнению, являлся безнравственным. Пользуясь этим правом, Вителлий не медля исключил Силана из сенатского сословия. Вскоре после этого, 29 декабря, молодому человеку было предложено отказаться и от должности претора. Это было крайнее унижение, ведь год истекал, а вместе с ним само собой окончилось бы преторство Силана.

С началом нового года Вителлий развернул энергичную деятельность, прокладывая Агриппине путь к цели. На заседании сената он выступил с большой речью, как он сам заявил, общегосударственного значения. Вителлий долго распространялся о трудах и ответственности властителя, который вершит судьбы мира. Он поставил вопрос: весьма желательно, чтобы кто-то помогал императору, по крайней мере в его домашних заботах, ибо только тогда он мог бы целиком посвятить себя проблемам всеобщего порядка. Император должен вступить в брак с женщиной, которая стала бы его подлинной опорой в успехах и неудачах, с которой он мог бы делить свои мысли и труд по воспитанию детей.

При всеобщем одобрении Вителлий сделал вывод:

— Поскольку все согласны, что брак необходим, следует поразмыслить над выбором подходящей женщины. Она должна отличаться знатностью рода, чистотой нравов, глубокими материнскими чувствами. При таких критериях нетрудно указать будущую жену императора. Какая из женщин знатного происхождения лучше соответствует этим условиям, нежели Агриппина? Это правда, что до сих пор в Риме не было браков среди лиц, состоящих в столь близком родстве, но ведь они приняты среди многих цивилизованных народов, достаточно вспомнить хотя бы египтян!