Клуб гурманов - Саския Норт

Я посмотрела на часы. Четверть седьмого. Еще пятнадцать минут — и будильник разбудит Михела, который в семь обычно выходит из дома. Все прекрасно рассчитано — как раз перед тем, как час пик разразится во всем неистовстве. Если я пыталась пожаловаться, что он так рано уезжает, он неизменно отвечал, что, конечно же, предпочитал бы сидеть с семьей за завтраком, чем стоять в пробке, но раз уж у него была собственная фирма, то он как директор должен был приходить на работу до девяти часов. На мое предложение поменять как-нибудь свой распорядок дня и посмотреть, действительно ли так хорошо завтракать дома с семьей, а не стоять в пробке, он только смеялся. Не удивительно поэтому, что мы, сидящие дома женщины, предавались романтическим фантазиям о других мужчинах, ведь наши мужья ежедневно бросали нас. Мы могли отбиться от рук, истосковавшись по мужскому вниманию.

Я выпрыгнула из постели, сунула ноги в замусоленные розовые тапки и вышла в коридор. Я хотела принять душ до того, как девочки проснутся и согреют холодный дом энергией своей шумной возни. Из ванной раздавался шум душа. Бабетт, очевидно, проснулась так же рано, как я.

Я включила отопление сильнее, поставила чайник, вынула газету из почтового ящика и включила радио, после этого намазала детям бутерброды в школу. Михел и Бабетт наверху пожелали друг другу доброго утра. Когда я взяла газету, взгляд мой упал на мобильный. «Новое сообщение» — высветилось на экране.

Милая К., прости за вчерашнее. Мы можем увидеться завтра? К вечеру опять буду в Б. Целую, Хан.

12

В кафе «Бильярд» пахло растопленным камином и имбирным печеньем, было шумно и тесно. Я нашла столик у окна и заказала пиво в надежде, что от него как-то приду в себя. У меня была такая головная боль, что казалось, будто мозги медленно выдавливают глаза из глазниц, это было из-за недостатка сна и избытка алкоголя. По опыту я знала, что эти симптомы могут временно исчезнуть только в том случае, если выпить еще.

Я нервно разглаживала мохнатую скатерть, ковыряла толстую белую свечу и отщипывала кусочки от картонной подставки для пива, выглядывая в окно и поджидая Ханнеке. Я чувствовала, что сегодня она собиралась рассказать мне все, и решила выслушать ее без предубеждения. Трудно занять промежуточную позицию между ней и Бабетт, но я действительно очень хотела воспринимать их обеих с возможно большей объективностью и участием. В любом случае, я хотела приложить все силы к тому, чтобы смерть Эверта не привела к распаду нашего «клуба».

За окном постепенно сгущались сумерки. Я допила свое холодное пиво и взглянула на мобильный. Ханнеке опаздывала уже больше чем на четверть часа. Я попыталась ей дозвониться, но попадала на ее автоответчик. Домашний телефон у нее тоже не отвечал. Ханнеке опаздывала постоянно, обычно меня этот мало волновало, но сейчас стало сильно раздражать. Как она может заставлять меня ждать ее, когда я в таком состоянии, когда я сдвинула горы, чтобы приехать на встречу с ней! Я даже пристроила куда-то детей на то время, пока Бабетт с Анжелой уехали в город выбирать надгробный камень для могилы Эверта! Я заказала еще одно пиво и решила ждать, пока пиво не закончится. После этого я собиралась уйти и посмотреть, что она будет делать.

Я смотрела из окна на голые деревья, растущие вокруг церкви. И как только ей могло прийти в голову ставить меня в такое дурацкое положение после всего, что произошло? Я попробовала позвонить ей еще раз, чтобы, по крайней мере, оставить сообщение на голосовой почте о том, что обо всем этом думаю. На этот раз трубку подняли.

— Добрый день…

— Э-э, это Карен, можно поговорить с Ханнеке?

— Это Дорин Ягер, следователь округа Южный Амстердам. Вы знакомы с госпожой Лемстра?

— Да, Ханнеке Лемстра — моя подруга…

Что-то было не так. Просто хуже некуда. Руки у меня стали дрожать так сильно, что я с трудом могла держать телефон.

— Может быть, вам надо связаться с мужем госпожи Лемстра?

— Почему? Что случилось?

— Ваша подруга находится в Академическом Медицинском Центре. Ее муж сейчас едет к нам. Свой телефон она оставила в номере гостиницы, где остановилась.

— О Боже…

— Простите? Позвольте, я запишу ваше имя?

— Карен. Карен ван де Маде. А что произошло?

Некоторое время в трубке молчали.

— С вашей подругой произошло несчастье. Она упала с балкона.

13

Иво сидел, согнувшись на черном пластиковом стуле, закрыв глаза и обхватив руками голову, погруженный в свои мысли. На плечи была наброшена бежевая замшевая куртка, которую Ханнеке недавно подарила ему на день рождения.

Я погладила его по волосам, он поднял голову, сначала во взгляде вспыхнул испуг, потом удивление, и тут же его плечи задрожали. Он поднялся, обхватил меня своими длинными руками и заплакал, громко всхлипывая.

— Они не знают, они не знают, ничего не знают…

Его заросшие щетиной щеки царапали мне шею, она стала совсем мокрой от слез. Я взяла его голову и большими пальцами вытерла лицо. Несколько минут мы простояли молча друг напротив друга под холодным светом ламп, задавая себе вопрос: в какой же ад мы попали? Сначала Эверт, теперь Ханнеке. Как будто наши семьи кто-то наказывал одну за другой.

Иво отпустил меня и взял за руку, мы сели рядом.

— Никто ничего не говорит. Справится ли она? Никто не может сказать.

Он нервно тер ладонью щетину.

— Я рад, что ты пришла.

— Конечно, я пришла, — пробормотала я и подумала, что окажись я рядом с Ханнеке раньше, мы бы, может, не сидели сейчас здесь.

— Расскажи, что же все-таки случилось?

— Все непонятно, совсем непонятно. После того скандала у Симона и Патриции она, по всей видимости, уехала на такси или на поезде в Амстердам, там сняла номер в гостинице на улице Яна Лёйкена. Ночью она мне звонила, ты тогда тоже была… Сегодня рано утром она снова позвонила, она уже успокоилась и сказала, что к вечеру будет дома. А потом, наверное, часа в четыре, мне позвонили, что она выпрыгнула с балкона. Она в жутком состоянии. Все переломано. Сейчас ей оперируют, как это называется, гематому, кажется. Кровоизлияние в мозг. И неизвестно, выживет ли она. И если выживет, то в каком состоянии потом…

— Но, Иво, Ханнеке же не могла просто так броситься с балкона?

— Нет. Я тоже не понимаю. Ей было тяжело, да, она была потеряна и ужасно расстроена из-за Эверта. Но это…

Я взяла его руку и погладила темные волоски на вздувшихся венах.

— Мы все расстроены из-за Эверта. Но мне не кажется, что Ханнеке из-за этого могла так поступить. Должно быть, это несчастный случай.

— Так и есть. Я уверен. Она слишком много пьет. Я уже несколько месяцев ей об этом говорю. Ну хоть раз можно обойтись без выпивки, мать твою. Но что тут поделать…

Его голос сорвался, он бессильно пожал плечами.

— Я не знала, что все так ужасно. Что у нее проблемы.

Он выпрямился и стал раскачиваться из стороны в сторону.

— Проблемы, проблемы. Да что у нас у всех тут творится, черт разбери? Почему это случилось? Ну, объясни мне, пожалуйста!

Я сжалась, у меня горели щеки. Мне хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, расплавиться на этом стуле. Иво сжал кулаки и заорал:

— Твою мать! Моя жена! Почему моя жена?

Потом он встал и пошел прочь, шатаясь, как пьяный, в пустынном коридоре.

Я вздрогнула от дробного стука шагов. Симон выглядел потрясающе в черном приталенном костюме из мягкой шерсти, под которым была накрахмаленная белая рубашка. Верхние пуговицы расстегнуты, вдоль лацканов висел развязанный голубой шелковый галстук. По темным кругам под глазами я поняла, как он устал. У меня перехватило дыхание. Я боялась посмотреть ему в глаза, чтобы не задрожать.

— Здравствуй, девочка, — он положил мне на затылок теплую ладонь. — Михел сейчас приедет. Бабетт останется с детьми. Как она?

— Боюсь, что плохо. Ее оперируют. Иво сказал, все переломано.

Он стоял передо мной, широко расставив ноги и нервно дергая коленкой.

— Господи… Что за странная история. Где Иво?

— Пошел немного пройтись. Ему, думаю, слишком тяжело.

— Ладно, девочка, пойду поищу его. Скоро вернусь.

Ханнеке лежала на больничной кровати, такая маленькая и одинокая, голова замотана бинтами, как у мумии, дыхание подключено к аппарату. Я боялась смотреть на трубочки с кровью, торчащие из повязки. Увидеть ее такой оказалось слишком тяжело, меня затошнило, закружилась голова, но я заставила себя остаться, прикоснуться к ее запачканной кровью руке и прошептать, что я рядом, что мне очень жаль, и что она должна бороться и остаться с нами ради Иво и детей. Михел выбежал из комнаты, хватая ртом воздух, за ним вышел Симон. Иво беспомощно сидел рядом со своей женой, которая сейчас была похожа на инопланетянина.