По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны. книга 1 - Пол Теру

— Я здесь недавно.

— Я скажу вам, что я сам думаю, — произнес служащий.

— Если бы все люди, которые говорят о честности, справедливости, социализме и так далее, — если бы все эти люди начали с себя, в Индии все бы наладилось. Иначе дело кончится революцией.

Это был неулыбчивый человек лет пятидесяти двух с суровым лицом брахмана. Он не пьет и не курит. До того как устроиться на государственную службу, он был ученым — изучал санскрит в одном из индийских университетов. Каждое утро он встает в пять, съедает яблоко и горсть миндаля, запивая молоком; моется, молится и совершает долгую прогулку. Потом идет на службу. Чтобы показать пример подчиненным, он всегда ходит на работу пешком, обставляет кабинет скромно и не требует, чтобы его курьер носил униформу цвета хаки. Он сам признался, что его пример никого не вдохновляет: у подчиненных есть разрешения на парковку машин, роскошная мебель и курьеры в форме.

— Я их спрашиваю, зачем они тратят столько денег зря. Они мне говорят: «Хорошее первое впечатление — это очень важно». Я говорю этим прохвостам: «А какое будет второе?».

Слово «прохвост» срывалось с его языка часто. Лорд Клайв[23] был прохвост, и почти все вице-короли — тоже. Прохвосты ничего не делают без взяток, прохвосты пытаются обмануть учетно-контрольное управление, прохвосты говорят о социализме, а сами купаются в роскоши. Мой знакомый гордился тем, что никогда в жизни не давал и не брат бакшиша: «Ни одной пайсы». Некоторые из его клерков брали; за восемнадцать лет на государственной службе он лично уволил тридцать два человека. Наверно, это рекорд, — предполагал он. Я спросил, в чем была их вина.

— Вопиющая некомпетентность, — сказал он. — Вымогательство. Мошенничество. Но я никого не выгоняю, не поговорив прежде по душам с его родителями. В управлении аудита был один прохвост, всегда щипал девушек за ягодицы. Индусок из хороших семей! Я сделал ему предупреждение, но он так и продолжал. Я сказал ему, что хочу увидеться с его родителями. Прохвост сказал, что им надо ехать за пятьдесят миль. Я дал ему денег, чтобы они заплатили за автобус. Они были люди бедные. Сильно переживали за своего прохвоста. Я сказал им: «Поймите: ваш сын очень виноват. Ом досаждает барышням, которые служат вместе с ним. Пожалуйста, поговорите с ним, втолкуйте ему, что если это будет продолжаться, мне придется его уволить». Родители уезжают, прохвост выходит на работу и через десять дней снова берется за свое. Я уволил его тут же, не сходя с места, и сделал запись в его личном деле.

Я спросил, не пытались ли ему отомстить.

— Да, один пытался. Однажды вечером он напился и пришел к моему дому с ножом. «Выходи, я тебя убью!». И так далее. Моя жена нервничала. Но я разозлился, прямо сам с собой не мог справиться. Я выбежал на улицу и хорошенько пнул прохвоста ногой. Он выронил нож и заплакал. «Не вызывайте полицию, — говорил, — у меня жена и дети». Понимаете, он был просто трус. Я его отпустил, и все меня ругали — говорили, надо было на него заявить. Но я отвечал, что он больше никогда никому угрожать не станет.

Еще был случай. Я работал в министерстве энергетики, проверял одних жуликов из Бенгалии. Строительство с нарушением нормативов, двойная бухгалтерия, приписки — расходы в пять раз больше, чем надо! И аморальность тоже. Один тип — сын подрядчика, богатей — содержал четырех проституток. Напоил их виски и заставил раздеться и вбежать нагишом в группу женщин и детей, которые совершали пуджу. Вот подлец! Ну, я им совсем не понравился, и когда я уезжал, на дороге к станции меня ждали четыре dacoits[24] с ножами. Но я все предусмотрел: я поехал другой дорогой, и прохвосты меня не догнали. Через месяц dacoits убили двух других аудиторов.

Автомотриса, покачиваясь, обогнула гору, и мы увидели Симлу — город находился на противоположном склоне глубокого ущелья. Большая часть города занимает вершину холма; кажется, будто на холм надето седло, сшитое из лоскутов — ржавых крыш, но чем ближе подъезжаешь, тем сильнее иллюзия, будто окраины соскальзывают в ложбину. Симлу ни с каким другим городом не спутаешь: «Ее архитектурными доминантами являются такие столь необычные для этих мест сооружения, как готическая церковь, баронский замок и викторианский усадебный дом», как сообщает «Справочник Мюррея». На заднем плане за этими кирпичными зданиями виднеется остроконечный пик Джакху (его высота — восемь тысяч футов), а внизу ленятся друг к другу небольшие домики. Южная часть Симлы — одни сплошные обрывы, вместо улиц — бетонные лестницы. Из окон автомотрисы Симла выглядела чудесно: ветшающая роскошь на фоне заснеженных вершин.

— Я работаю в этом замке, — сказал служащий.

— Гортон-кастл, — проговорил я, заглянув в справочник.

— Наверно, ваш начальник — генеральный аудитор штата Пенджаб?

— Собственно, я и есть генеральный аудитор, — сказал он. Он не хвастался, а просто информировал.

На перроне в Симле носильщик приторочил мой чемодан к спине. Я тут же узнал от носильщика, что он из Кашмира, приехал на заработки на время курортного сезона. Служащий представился — его звали Вишну Бхардвадж и пригласил меня сегодня вечером к себе в гости на чаепитие.

Улица Молл кишела индийцами. Это были курортники, совершающие утренний променад. Тепло закутанные дети, женщины в шерстяных кофтах поверх сари, мужчины в твидовых костюмах: в одной руке трость, в другой книжица в зеленой обложке — путеводитель по Симле. Променад происходит по четкому графику: с девяти утра до полудня и с четырех дня до восьми вечера. Это продиктовано часом приема пищи и расписанием работы магазинов. График был установлен еще сто лет назад, когда Симла была летней столицей вице-короля Индии, и с тех пор совершенно не изменился. Неизменен и архитектурный облик города — ярко выраженное викторианство, но с вульгарным уклоном в грандиозность — ведь в колониях рабочая сила дешевая. Экстравагантные портики и водосточные желоба укреплены на специальных массивных опорах — а то, не ровен час, съедут под горку. Театр «Гэйети» (1887 года постройки) сохранил свое историческое название (правда, когда я там был, в нем проводилась «Духовная выставка», на посещение которой я не имел права); в Гортон-кастле по-прежнему занимаются крючкотворством, а в англиканской Церкви Христа (1857) — возносят молитвы; достойный какого-нибудь баронета дворец Растрапати Нивас, где ранее была резиденция вице-короля, теперь стал Индийским институтом высших исследований, но по его залам, где царит могильная затхлость, заезжие ученые семенят с подобострастным видом, точно какие-нибудь привратники. Между больших зданий разбросаны небольшие особнячки, каждый из которых имеет собственное имя: «Падуб», «Замок Ромни», «Лесная панорама», «Семь дубов», «Папоротник» — но теперь их населяют индийцы, индийцы особой, уважающей английское наследие породы. Это те, кто крепко держится за путеводители, трости, галстуки, чаепитие в четыре часа пополудни и вечернюю прогулку до Скэндэл-пойнта. Это Британская Империя со смуглым лицом, форпост, охраняемый от перемен курортниками-эпигонами. Впрочем, Симла, конечно, больше не очаг запутанных интриг, описанных Киплингом в «Киме». За истекшие сто лет она определенно присмирела. Когда-то именно здесь ступила на стезю разврата Лола Монтес, la grande horizontale[25], но единственные женщины, которых я здесь видел без сопровождения мужей, были малорослые краснолицые тибетки в стеганых кофтах, таскавшие по Молл на горбу тяжелые камни.