Технология власти - Абдурахман Авторханов

После такой противоречивой информации Орлова и представителя ЦК мы, собственно, и не поняли, кто же эти арестованные — "левые или правые"? Представителю ЦК, конечно, виднее, но и Орлов, как секретарь парторганизации ИКП, подчинялся прямо ЦК и получал директивы оттуда. Собрание сразу приняло бурный характер. Посыпались многочисленные вопросы, то к Орлову, то к представителю ЦК:

— Кто же, в конце концов, арестованные — контрреволюционеры или просто уклонисты, "левые" или "правые"?

— В какой связи аресты находятся с "портретом Сталина"?

— Где и когда слыхано, чтобы заслуженные большевики загонялись в подвалы большевистского ГПУ даже без предварительного обсуждения вопроса об их партийности?

— Знают ли в ЦК, что почти все арестованные были активными участниками революции и гражданской войны?

— Все арестованные — заслуженные коммунисты, павшие жертвой заговора группы Орлова. Где тогда гарантия, что мы все, сидящие в этом зале, не будем арестованы завтра по доносу Орлова, если эти аресты будут санкционированы, или же, наоборот, где гарантия, что мы не будем арестованы сегодня по доносу того же Орлова, если мы этих арестов не одобрим?

Последний вопрос задал Сорокин. Он, в сущности, и взорвал Орлова. Нахмурив брови, уставив свои большие серые глаза прямо в Сорокина, он хриплым голосом кабачного пьяницы проговорил:

— Товарищ Сорокин, ваше лукавое мудрствование не свидетельствует о вашем мужестве. Если вы солидарны с арестованными бандитами, то заявите это со свойственной большевикам прямотой, а для демагогии и провокации нет места на партийном собрании!

Сорокин спокойно поднялся с места, подошел к трибуне и, не спросив у председателя слова, обратился к собранию: — Если когда-либо в этих стенах побывал бандит, провокатор и трус — это сам Орлов. Собранию, может быть, это неизвестно, но спровоцированный Орловым на объяснение, я должен быть откровенным: в те тяжелые годы революции, когда я по заданию ЦК работал в подполье у Деникина, Орлов был адъютантом у генерала Эрдели и продавал мне тайны своего шефа, правда, только за наличные деньги. Вот документы.

Сорокин швырнул прямо в лицо представителя ЦК кипу полинявших от времени документов — расписок, донесений, газетных вырезок.

В зале произошло бурное движение, сопровождаемое громкими выкриками за и против Орлова. Представитель ЦК призвал собрание к порядку. Сорокин продолжал речь о карьере Орлова у белых.

— Мое кратковременное пребывание у белых в ЦК известно, — отпарировал Орлов.

— Но, к сожалению, в ЦК все еще неизвестно, — продолжал Сорокин повышенным нервным голосом, что вы остались верным своей старой профессии доносчика, провокатора, карьериста… Не партия, не ЦК и даже не ГПУ, а вы, Орлов, посадили ваших врагов в подвал… К несчастью, вы не один, вас набралась целая армия профессиональных Малиновских…

Зал слушал с затаенным вниманием слова Сорокина. Для большинства речь эта была откровением.

Не дав Сорокину докончить, представитель ЦК попросил слово для экстренного заявления. Сорокин покинул трибуну. Собрание насторожилось.

— Не потому партия расправилась с Троцким, Зиновьевым и Каменевым, что они были менее заслуженными, чем товарищ Сорокин, а потому, что, пользуясь своими прошлыми заслугами, они наносили вред сегодняшней генеральной линии партии. Недаром наш народ говорит — за прошлое спасибо, а вот за сегодняшнее отвечай! Советская власть не есть торговая фирма "Троцкий и К°", а государственная система диктатуры пролетариата. Мозгом этой диктатуры является ленинский ЦК, кто против ЦК, тот против партии, тот против пролетариата, потому что наша партия есть авангард пролетариата. Поэтому пусть т. Сорокин, заслуги которого в прошлом мы все признаем, не забывает, что теперь партия мерит людей другим масштабом!

— Да здравствуют белогвардейские большевики! — раздался в зале лозунг.

— Подождите, — продолжал представитель ЦК, — и об этом я скажу. Да, мы знаем, что в рядах нашей партии есть меньшевики, эсеры и даже лица, случайно оказавшиеся у белых. Многие из них на практике доказали и доказывают, что все их прошлое было ошибочным и случайным. Но прошлые ошибки и заблуждения прощаются, когда они демонстрируют сейчас беспредельную преданность ленинскому ЦК. Поэтому говорить о "белогвардейских" или "меньшевистских" большевиках — значит выступать против партии. Таких выступлений партия не потерпит так же, как она не потерпит желания правых свернуть ее с ленинского пути, и тут не будут приняты во внимание никакие заслуги в прошлом. С бандитом, который взвел курок своего оружия и целится прямо в ваше сердце, нельзя ступать в переговоры, надо предупреждать его выстрел. Партия предупредила выстрел троцкистов, предупредит и выстрел правых. Вот почему партия, а не Орлов, изъяла и контрреволюционеров в ИКП. Да, как будто есть нарушение устава партии, что мы не даем вам обсудить вопрос об исключении из партии арестованных до их ареста. Но тут надо заметить, что, во-первых, устав партии не есть статут какого-нибудь рыцарского ордена, а инструмент воли партии, во-вторых, почему же это враги в партии должны пользоваться преимуществом предупреждения о предстоящих репрессиях перед врагами вне партии. В ЦК сидят не рыцари ложного понятия чести, а революционеры дела… ЦК, как высший исполнительный орган партии, вправе сам исключать любого члена партии. Он и исключил арестованных лиц, заочно, еще до их ареста.

Представитель ЦК предложил собранию подтвердить "единственно правильное решение ЦК".

Вопрос был поставлен на голосование без дальнейших прений в такой формулировке: "Кто за решение ЦК об исключении из партии врагов партии и народа…?"

За эту формулировку голосовало слабое большинство, против, кажется, никто не голосовал. Около трех десятков воздержалось. Некоторые просто не участвовали в голосовании. От воздержавшихся потребовали мотивировки.

— Я лично воздержался не потому, — сказал Сорокин, — что выступаю против ЦК, а потому, что ЦК не соблюдает порядка очереди — сначала надо посадить в ГПУ Орловых, потом скрытых троцкистов, а там поговорим о мнимых или действительных "правых".

— Кого же ты имеешь в виду под "скрытыми троцкистами"? — подал кто-то реплику из президиума.

— Ты их знаешь лучше меня, — ответил Сорокин и сел. Это вызвало явный гнев президиума. Намек на "скрытых троцкистов" больно задел верноподданных сталинцев. В широких кругах партии с нескрываемой тревогой следили за тем, как самые радикальные требования Троцкого в отношении внутренней политики (крестьянство, нэп, индустриализация) становились программой действия антитроцкистского ЦК. Некоторые договаривались даже до того, что серьезно дискутировали вопрос о "добровольном уходе" Троцкого из Политбюро и о принятии Сталиным троцкистского плана ликвидации нэпа. Троцкий слишком хорошо знал честолюбие Сталина, чтобы успешно играть на этой его слабости. Жертвуя личной амбицией, Троцкий решил выиграть идею. Если же он не уступит сейчас, жажда власти Сталина пересилит всякую идею, и тогда погибнет Сталин, погибнет Троцкий и погибнет вся революция. Но так как на путях к власти у Сталина нет никакой другой программы и другого выхода, кроме как принятие платформы Троцкого, то надо облегчить Сталину его задачу в конечных интересах революции. Однако Троцкий имел не только развернутую платформу "сверхиндустриализации" и "перманентной революции", которые хорошо известны Сталину и ему по душе, но Троцкий разработал до тончайших деталей и методы претворения ее в жизнь. Платформа лежит на столе в Политбюро, а методы — в мозговом сейфе Троцкого.

Этот сейф Троцкий откроет только на второй день после провала Сталина с троцкистской платформой, когда партия уберет Сталина и торжественно пригласит Троцкого на престол.

Практика "экстраординарных мер" в хлебозаготовительных кампаниях 1927 и 1928 годов свидетельствует как раз о том, что Сталин уже поссорил партию с крестьянством, а когда он приступит к осуществлению первой пятилетки, он поссорит ее и с рабочим классом.

Сталин стремительно мчится к катастрофе, а Троцкий уверенно отсиживает свои последние дни в Алма-Ате.

Во всей этой иллюзии была одна правда — Сталин воспринял, с некоторой внешней отделкой, платформу Троцкого, но с тем, чтобы ею же похоронить Троцкого и идейно. Но как велика сила иллюзии! Оказывается, и более серьезные люди бывают в плену у последней. Вот что об этом рассказывал впоследствии сам Троцкий[20]:

"Тайме" напечатал позже сообщение о том, что я выехал в Константинополь по соглашению со Сталиным, чтобы подготовить здесь военный захват стран Ближнего Востока. Шестилетняя борьба между мною и эпигонами изображалась как простая комедия с заранее распределенными ролями. — Кто поверит этому?спросит иной оптимист — и ошибется".