Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Казарро хрипло откашлялся и указал вниз в сторону Рыбного рынка и доков.

— Вы слышали парня.

III

Рейксмонд

Великая морская стена Мариенбурга — построенное гномами чудо инженерии, окружавшее зияющую пасть устья Рейка — была названа Влудмююр. Волны разбивались об опорные монолиты, столь же прочные, как и мускулы древнего народа, а сама стена ощетинилась достаточным количеством орудий, чтобы пустить на дно любую армаду. Созданная для эльфов в золотой век гномов, выдержавшая всё, что бросало на неё время и волны с незапамятных времён, нынче рухнула в глубины моря Призыв Маннана.

Клубок гниющей растительности выдавил жизнь из той части укреплений, что выстояли и не были поглощены морем, после чего в пролом вплыл норсканский флот: сотни кораблей, рассёкшие кипящие волны под облаком чёрных спор. Ядовитые боеприпасы, что уничтожили стену, обратили паруса кораблей в чёрные гниющие полотна, но кое-каким демоническим кораблям всё же удалось поймать ветер. Рычащие носовые украшения, изображавшие морских драконов и кракенов, приподнялись и рухнули в брызгах насыщенного отравой моря, когда с длинных кораблей выбрались колоссальные твари, что подхватили суда и потащили армаду в устье Рейка и далее вверх по течению в сторону города.

Это были огромные, покачивающиеся на воде туши, которые, казалось, не могли даже надеяться оставаться на плаву. Короста из моллюсков покрывала их раздувшиеся борта до ватерлинии, словно металлическая обшивка, а огромные, покрытые плесенью чёрные паруса тянули их зловонные, неповоротливые чумные корпуса в сторону Южных доков.

Крупнейший из них — флагман вторгнувшегося флота — был покачивающимся на волнах неуклюжим бегемотом, облачённым в паутину из водорослей и висящих спор, в окружении эскорта из длинных кораблей. Его высокая палуба ощетинилась катапультами и баллистами, и кружок из чемпионов окружал военачальника, чья собственная колдовская мощь погружала мостик чудовищного судна в болезненный зелёный свет. Штандарт, покрытый пустулами и изображавший полусгнившего волка, развевался на полуюте, и такой же образ из гниющей древесины, рыча, вырастал на вершине брам-стеньги.

Россыпь скалистых островов, заполнивших дельту реки, заставила рассыпаться ранее монолитный строй корабельной армады. Захлёстываемые волнами бастионы, что были возведены на островах, обрушивали на бороздящий воды Рейка флот огонь залповых пушек и потоки гномьего огня. Мелкие корабли были разорваны в клочья, нашинкованные тела экипажа, заполнившие воду между горящими обломками, окрасили красным воды Рейка. Береговые орудия и баллисты изливали вихрь огня. Промахнувшиеся пушечные ядра окатывали огромными гейзерами пенящейся морской воды упорно продолжавших движение норсканцев.

Корпус «Зелёного волчары» был изрешечен железными болтами, покрывавшая его борта короста из ракушек раскололась в местах прямого попадания пушечных ядер, но он продолжал движение, неудержимый, как прилив.

Более половины флота Мариенбурга всё ещё стояло на якоре, те же немногие шлюпы и шхуны, что уже снялись, поспешно выстроились в лукообразную линию поперёк Южного дока, выставив стену бортов навстречу наступающей армаде. На один корабль защитников приходилась дюжина вражеских, но их позиция была сильна: прибрежные батареи пожинали страшный урожай, и норсканские корабли, кроме того, будут вынуждены бороться с ветром, чтобы использовать свои орудия против ощетинившегося пушками мариенбургского флота. Кроме того, флот был воодушевлён нахождением в центре их линии «Зегепрала» — 74-пушечного дредноута, не знавшего поражений на протяжении тех шестидесяти лет, что он был флагманом мариенбургского флота.

«Зелёный волчара» открыл столь яростный огонь, что «Зегепрал» оказался отодвинут на несколько ярдов. Злой чёрный дым ринулся обратно в туман, перебивая гнилостную вонь честным запахом селитры. Тяжёлые железные ядра вонзились в нос чудовища, разрушая кальцинированную оболочку и заплесневелую древесину. Залп пронёсся через такелаж, и воины, толпившиеся на палубе, закричали, когда мачта раскололась и упала. Вымуштрованные артиллеристы «Зегепрала» быстро выполняли перезарядку, в то время как более мелкие корабли отрыгнули огонь из собственных орудий.

Но, по какой-то непонятной причине, «Зелёный волчара» всё ещё держался.

Экипаж «Зегепрала» в ужасе смотрел, как огромный мутант, размером больше, чем рыбацкая хижина, загрузил тяжёлую чёрную урну в катапульту, закреплённую на передовой огневой позиции мостика «Зелёного волчары». Мускулистое тело существа представляло собой прогнившую зеленую плоть, покрытую фурункулами и бубонами. Его внутренности, вывалившиеся из прогнившего живота, болтались на уровне колен. Одна из рук существа утончалась до тех пор, пока не превращалась в тонкий костяной шип. Другая — заканчивалась пастью полной острых зубов и обрамлявшими её щупальцами. Жужжавшие полчища мух крутились вокруг его рогов, когда тварь загрузила свой вызывающий ужас груз в катапульту.

Горстка защитников Влудмююра спаслась на плотах, и их истории распространилась подобно оспе.

ЧУМА!

Матросы «Зегепрала» закричали в унисон, когда, не используя ничего, кроме собственной чудовищной силы, тварь оттянула чашу катапульты с загруженным в неё страшным грузом, а затем отпустила.

Первая половина дня

I

Аудгелдвейк

— Сие, — твёрдо произнёс граф Мундвард, скрестив руки на груди и глядя вниз над каналами и наполовину деревянными особняками квартала Старых Денег на линию схваток, бушевавших по обе стороны Рейка — Сие невозможно.

— Поверьте, — произнёс женский голос из тьмы приёмного зала за его спиной. Её голос был резок и надменен, что-то среднее между сочувствием и откровенной злобой. — Неужели вы не слышите плач колоколов городских храмов?

Впалое лицо графа сморщилось ещё больше от отвращения. Звон стали и громкие голоса разносились над городом гнилостно-душным ветром. Он слишком много вложил в этот город: время и деньги, кровь и душу. Пока он смотрел, среди складов Сёйддоков расцвёл взрыв. Он хорошо знал его. Он слишком хорошо знал всё это. Он продолжал смотреть, пока взрывы не успокоились. Северный ветер разносил мусор и странный чёрный мох, что принесли с собой норсканцы, всё глубже и глубже в его город. Там, где оседал мох, прогнивали и обрушивались здания, построенные ещё до рождения графа, лезвия затупливались и покрывались ржавчиной, а мужчины задыхались от спор, заполнивших воздух. Это был не просто очередной рейд норсканцев. Это было полноценным вторжением. Эфир провонял запахом магии чумы, вонью чемпиона распада.