Карты в зеркале - Орсон Кард

У Кирен была тайна, которой она не делилась ни с кем. Во-первых, тайна на то и тайна, чтобы ее хранить, а во-вторых — девочка опасалась, что ее назовут выдумщицей. Оказывается, фарфоровая саламандра умела говорить!

Как-то утром саламандра пробежала по ногам Кирен и сказала:

— Прошу прощения.

— Да ты умеешь разговаривать! — удивленно воскликнула девочка.

— Умею, но только с тобой.

— А почему ты не можешь говорить с другими?

— Потому что меня подарили тебе.

С этими словами саламандра пробежала по садовой изгороди и прыгнула Кирен под ноги.

— Это все, что я умею: двигаться и говорить, — сказала саламандра. — Но во мне нет жизни. Я — просто кусок движущегося и говорящего фарфора.

Прогулки в лесу стали еще интереснее. Теперь Кирен и саламандра не просто гуляли, но и разговаривали. Кирен искренне привязалась к саламандре и думала, что та питает к ней ответные чувства. Однажды девочка сказала саламандре:

— Я люблю тебя.

— Люблю, — принялась повторять на все лады саламандра, бегая вверх-вниз по стволу дерева.

— Да, люблю, — сказала Кирен. — Люблю больше жизни. Больше, чем всех остальных.

— Даже больше, чем отца? — спросила саламандра.

Вопрос застал Кирен врасплох. Она не была неблагодарной дочерью и давным-давно простила отца за проклятье. Но она понимала, что врать саламандре нехорошо.

— Да, я люблю тебя больше, чем отца. Больше, чем мечты о моей матери. Ведь и ты тоже любишь меня, потому что целыми днями играешь и говоришь со мной.

— Любовь, любовь, любовь, — звонким голоском произнесла саламандра. — Увы, я — всего лишь кусок движущегося и говорящего фарфора. Любовь для меня — просто слово. В мире людей его часто рифмуют со словом «кровь». Тоже красиво звучит. Кровь, кровь, кровь.

И саламандра перепрыгнула через ручеек.

— Так ты… ты не любишь меня?

— Я не могу любить. Ты же знаешь: я — неживая. Прости.

Кирен стояла, прислонившись к дереву. Саламандра прыгнула ей на спину и спустилась на землю.

— Прости. Я действительно не могу любить.

Кирен вдруг стало очень больно и одиноко.

— Неужели ты совсем ничего не чувствуешь ко мне? — спросила она.

— Чувства? Чувства? — переспросила саламандра. — Чувства — это эмоции, они вспыхивают и гаснут. Можно ли им доверять? Разве тебе мало того, что я всегда рядом с тобой? Разве тебе мало, что я… я…

— Что ты?

— Ну вот, я чуть было не сказала глупость. Я хотела спросить: разве тебе мало, что, если понадобится, я отдам за тебя жизнь? Нет, это, право же, глупость. Я не могу отдать то, чего у меня нет. Я ведь фарфоровая… Кстати, не наступи на паука.

Кирен обошла невзрачного зеленого паучка, сидевшего на своей паутинке. Внешне совсем безобидный, этот паук ядовитым укусом мог уложить лошадь.

— Я должна сказать тебе спасибо, и не один раз, а дважды, — сказала саламандре Кирен. — Один раз за то, что ты спасла мне жизнь. Ты предупредила меня насчет паучка, значит, ты все-таки меня любишь. За эту любовь я и говорю тебе спасибо еще раз. Теперь ты видишь сама — моя любовь к тебе вовсе не глупость.

— Глупость. Все-таки глупость! Ты так же глупа, как луна, которая пляшет в небесах со звездами, хотя потом они расходятся в разные стороны.

— Я люблю тебя, — сказала Кирен. — Я люблю тебя больше, чем мечты о выздоровлении.

На следующий день в двери отцовского дома постучался странный с виду человек.

— Я тебя не впущу, — сказал ему слуга. — Хозяин не говорил, что ожидает гостей.

— Тогда передай своему хозяину, что пришел Ирвасс.

Услышав это имя, отец Кирен стремглав бросился встречать гостя.

— Неужели ты хочешь забрать саламандру? Кирен только-только начала выздоравливать!

— Мне об этом известно лучше, чем тебе, — ответил Ирвасс. — Твоя дочь сейчас в лесу?

— Да. Гуляет с саламандрой. С девочкой творятся настоящие чудеса. Скажи, зачем ты пришел?

— Чтобы завершить излечение твоей дочери, — ответил Ирвасс.

— Как? — удивился отец Кирен. — А разве для этого мало саламандры?

— Какими словами ты проклял новорожденную дочь? — ответил Ирвасс вопросом на вопрос.

Лицо отца Кирен потемнело, но он заставил себя повторить страшные слова:

— Так будь же ты слаба и беспомощна — пока не лишишься того, кого полюбишь так же сильно, как я любил твою мать!

— Сейчас Кирен любит саламандру так же сильно, как ты любил свою жену, — сказал Ирвасс.

Отец Кирен сразу все понял и схватился за голову.

— Нет! — закричал он. — Я не допущу, чтобы она страдала так, как я когда-то!

— В этом заключается ее единственная возможность излечиться. Разве лучше будет, если она станет страдать по живому человеку, а не по куску фарфора? Ведь на месте саламандры мог бы оказаться ты!

Отец Кирен содрогнулся и заплакал. Он лучше любого другого мог понять, какие муки суждено перенести его дочери.

Ирвасс больше ничего не сказал, но взгляд его был полон жалости. Потом он начертил на земле прямоугольник, положил внутрь два камешка и что-то неразборчиво произнес.

И в тот же миг саламандра, гулявшая по лесу с Кирен, сказала:

— Как странно. Прежде здесь не было стены. А теперь она вдруг появилась.

В самом деле, перед ними возникла довольно высокая стена: даже когда Кирен привстала на цыпочки, ее пальцы на целый дюйм не достали до верха.

Саламандра попыталась залезть на стену, но соскользнула вниз. Удивительно, до сих пор она легко взбиралась по любым стенам.

— Магия. Должно быть, стена заколдована, — пробормотала саламандра.

Они с Кирен стали искать калитку, ведь оказалось, что стены окружают их со всех четырех сторон. Калитки не было. Но как же они тогда здесь очутились? Или это сама стена их окружила? К тому же, как назло, внутри не росло ни одного дерева, чтобы по нему можно было перелезть на ту сторону. Кирен и саламандра поняли, что оказались в ловушке.

— Я боюсь, — призналась Кирен. — Есть магия добрая и магия злая. Я не верю, что эту непреодолимую стену создала добрая магия. Должно быть, ее воздвигло какое-то проклятие.

Ей сразу вспомнилось страшное отцовское проклятие. Неужели счастливые дни кончились и ее снова ждет череда нескончаемых страданий? Кирен кусала губы, чтобы не заплакать.

Она мужественно сдерживала слезы до темноты, пока саламандра беспокойно бегала кругами, но когда стемнело, Кирен все-таки расплакалась.

— Прекрати плакать! — застонала саламандра.

— Не могу. Слезы сами собой льются, — всхлипывая, ответила Кирен.

— Я этого не вынесу. От твоих слез мне становится зябко, — сказала саламандра.