Дюна - Фрэнк Герберт

— Одно из самых тяжелых переживаний моего детства, — сказал Поль, — это когда я обнаружил, что отец и мать — люди, которые любят друг друга такой любовью, какой мне не вкусить никогда. Это было пробуждением, я словно проснулся и очутился в мире, который тут и там, а я — посередине и совершенно один. Но нельзя отрицать, что в этом переживании был свой смысл. Я услышал, как мой отец разговаривал с матерью. Она не предатель, Джерни.

Джессика услышала, как зазвучал ее голос:

— Отпусти меня, Джерни.

В голосе не было никакого специального приказа, никаких ухищрений, но рука Халлека сразу же опустилась. Джессика подошла к сыну вплотную, но не прикасаясь к нему.

— Такие пробуждения, как у тебя, все время происходят в нашей Вселенной, Поль. Я тоже пробудилась и увидела, что я использовала тебя, что вертела тобой, манипулировала, заставляя идти по тому пути, который я для тебя выбрала… который я должна была выбрать из-за… — если только это может быть оправданием! — из-за своей бен-джессеритской выучки.

Она проглотила застрявший в горле комок и подняла на него глаза.

— Поль… я хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня: избери путь, ведущий к счастью. Возьми свою женщину из пустыни, женись на ней, если хочешь. Не считайся ни с кем и ни с чем, что тебе мешает. Но избери свой собственный путь. Я…

Она вдруг умолкла, услышав тихий шорох за своей спиной.

Джерни!

Она увидела, что взгляд Поля направлен куда-то за нее, и оглянулась.

Джерни стоял на том же месте, нож он убрал в ножны, плащ расстегнул на груди так, что было видно сероватое поблескивание защитного костюма — из тех, которые контрабандисты стараются выторговать в сичах.

— Вонзите свой нож в мою грудь, милорд, — бормотал Джерни. — Я прошу, убейте меня, и покончим с этим. Я опозорил свое имя. Я предал своего герцога! Единственным…

— Успокойся! — наконец произнес Поль.

Джерни уставился на него.

— Застегни плащ и перестань изображать из себя идиота. Хватит нам на сегодня идиотизма.

— Убейте меня, я говорю! — взревел Халлек.

— Я думал, ты лучше меня знаешь. Ты что же, считаешь, что я совсем ненормальный? Может, ты мне посоветуешь убивать каждого, в ком я нуждаюсь?

Джерни посмотрел на Джессику и взмолился растерянным, столь несвойственным ему голосом:

— Тогда вы, миледи… прошу вас… убейте меня. Джессика подошла к Халлеку и положила руки ему на плечи.

— Джерни, почему ты настаиваешь на том, чтобы Атрейдсы убивали тех, кого они любят?

Она мягко сняла его руки с ворота плаща, поправила ткань и застегнула плащ на его груди.

Джерни потерянно прошептал:

— Но… я…

— Ты думал, что делаешь это ради Лето. И за это я уважаю тебя.

— Миледи!

Джерни уронил голову на грудь и крепко зажмурил веки, чтобы не выдать слез.

— Давай считать это случайным недоразумением между старыми друзьями, — сказала Джессика, и Поль уловил успокаивающие, баюкающие нотки в ее голосе. — Все кончено, и мы можем благодарить небо, что между нами никогда больше не будет таких недоразумений.

Джерни открыл влажные глаза и посмотрел на нее.

— Тот Джерни Халлек, которого я знала, мастерски владел и мечом, и бализетом. Причем вторым его талантом я восхищалась даже больше. Неужели этот Джерни Халлек не помнит, как я наслаждалась его музыкой в те часы, когда он играл для меня? Ты не потерял свой бализет, Джерни?

— У меня есть новый, — ответил Джерни. — Привезенный с Чусука, отличный инструмент. Звучит как сработанный Варотой, хотя на нем нет никакой подписи… — он вдруг умолк. — Что я несу, миледи! Мы здесь болтаем с вами о пустяках, когда…

— Не о пустяках, Джерни, — вмешался Поль. Он подошел к матери и посмотрел прямо в глаза Халлеку.

— Не о пустяках, а о том, что доставляет радость друзьям. Я был бы очень благодарен, если бы ты сейчас немного поиграл для нее. Военные планы могут и подождать. Все равно бой начнется не раньше завтрашнего утра.

— Я… я сейчас принесу бализет. Он в коридоре, — и Джерни обошел их и шагнул за портьеры.

Поль положил ладонь на руку матери и почувствовал, что она дрожит.

— Все позади, мама, — сказал он.

Не поворачивая головы, она уголками глаз посмотрела на него.

— Позади?

— Конечно. Джерни теперь…

— Джерни? Ах…да.

Она опустила взгляд.

Зашуршали занавеси — вернулся Халлек с бализетом. Он начал настраивать инструмент, избегая смотреть им в глаза. Плотная материя приглушала звук, и бализет звучал тихо и чарующе.

Поль подвел мать к подушке и усадил так, чтобы она могла опереться спиной на обтянутую тканью стену. Его вдруг поразило, как состарили ее морщины на обожженной пустыней сухой коже, протянувшиеся от уголков подернутых синевой глаз.

Она устала, подумал он. Мы должны изыскать способ облегчить ее ношу.

Джерни взял аккорд.

Поль взглянул на него и произнес:

— Тут у меня… есть дела, которые требуют моего присутствия. Подожди меня здесь.

Джерни кивнул. Казалось, он унесся в мыслях далеко отсюда. Сейчас он словно находился под открытым небом Каладана, чуть подернутым предвещающими дождь облачками.

Поль заставил себя отвернуться и, раздвинув плечом портьеры, вышел в коридор. Он слышал, как Джерни начал наигрывать какую-то мелодию, и на мгновение задержался, прислушиваясь к приглушенной музыке.

Вот виноградник и сад,Статные девы кругом,Пенится в чаше вино.Что же я грежу о битвах,О пыльных, тяжелых дорогах?Откуда взялись эти слезы?

Небеса предо мною раскрыты,Жемчуг, брильянты, рубин —Лишь потянуться рукой.Что же мне чудится враг,Яд в позолоченной чаше?Годы ль сломили меня?

Манят любовные ласки,Голые руки и плечиРайскую радость сулят.Что ж меня память тревожит,Коль раны давно затянулись?Отчего же мне страшно во сне?

Федьакын в бурнусе отделился от стены коридора навстречу Полю. Его капюшон был откинут назад, а застежки влагоджари свободно свисали у шеи, показывая, что он только что из открытой пустыни.

Поль знаком приказал ему остановиться, отпустил прикрывающие вход портьеры и пошел по коридору навстречу гонцу.

Вольнаиб поклонился, сложив руки так, словно приветствовал Преподобную Мать или саяддину при исполнении ритуала.

— Муад-Диб, вожди начинают прибывать для совета.

— Так быстро?

— Это те, за которыми Стилгар послал раньше, еще когда думали… — он замялся.

— Понятно.

Поль оглянулся на звук бализета — любимая песня его матери так странно сочетала в себе веселую мелодию с полными печали словами.

— Скоро сюда придут Стилгар и остальные. Покажешь им, где их ожидает Преподобная Мать.

— Я буду ждать тут, — ответил гонец.

— Да… да… жди.

Поль прошел мимо вольнаиба, направляясь к месту, которое было в каждой такой пещере, к месту, расположенному неподалеку от водохранилища. Там находился маленький шай-хулуд, не более девяти метров в длину. Его держали в оглушенном состоянии, и со всех сторон он был окружен канавками с водой. Творило, после того как он появлялся на свет из творильного вектора, избегал воды как самого страшного яда. Потопление творила было величайшей тайной вольнаибов, потому что вследствие этого вырабатывалась объединяющая их субстанция — Вода Жизни, яд, который могла изменить только Преподобная Мать.

Решение пришло к Полю недавно, после того как он увидел угрожающую матери опасность. Ни в одной линии будущего, которое он просмотрел до сих пор, не было угрозы, исходящей от Джерни Халлека. Будущее, туманное будущее с вечно присущим ему ощущением, что Вселенная вскипает, как бурлящий водоворот, окружало его призрачным маревом.

Я должен увидеть его, подумал Поль.

Его тело постепенно привыкло к уровню пряностей, вызывавшему провидческие видения, и они становились все реже и реже… все туманнее и туманнее. Необходимость действовать стала для него очевидной.

Я потоплю творило. И мы увидим, на самом ли деле я — Квизац Хадерак и смогу остаться в живых после испытания, которое до сих пор проходили только Преподобные Матери.

~ ~ ~

И в третий год Пустынной Войны случилось так, что Муад-Диб лежал в одиночестве в Птичьей Пещере, скрытый шитыми занавесями внутренних покоев. И словно мертвый лежал он, скованный откровениями Воды Жизни, и сущность его была перенесена за границы времени ядом, что дает жизнь. Так сбылось пророчество, что Лизан аль-Гаиб может быть сразу и живым и мертвым.