«Мир приключений» 1968 (№14) - В. Пашинин

Тайга казалась безбрежной. Не верилось, что она где-то начинается и где-то кончается. Почтовый тракт тянулся по берегу реки, слепо повторяя все ее изгибы и петли. А кругом — глушь, безмолвные чащи, которые не знали топора. Чтобы увидеть небо, надо было сперва проводить глазами верхушки кедра.

Сибирские ямщики, такие же молчаливые и хмурые, как лес, неторопливо погоняли лошадей.

— Уже недалече, каких-нибудь сто верст, — только это и услышали Катя и Андрей от ямщика на последнем перегоне.

…Однообразие тайги внезапно нарушили гребень крепостной стены, караульные вышки и кирпичные глыбы плавильных печей. Космы огня выбивались из них, языки пламени плясали под черными мехами горнов. А над домной, похожей на перевернутую кадку, дрожало облако дыма.

Это был Томский железоделательный завод.

Что знал о нем Андрей Михайлов?

В 1623 году кузнец Федор Еремеев нашел железную руду у реки Томь. Из нее выковал он подкову — на счастье. Следом за Еремеевым пришли сюда мастеровые люди. Они отлили первую сибирскую пушку. Но о томском железе вскоре забыли. На сто с лишним лет. Вспомнил о рудах Сибири уральский заводчик Акинфий Демидов. Он послал в таежные дебри своих рудознатцев, и после долгих поисков они открыли в Алтайских горах медь и серебро. Месторождение находилось у озера Колывань, а так как сыскали его в воскресенье, то и завод, заложенный Демидовым, стал именоваться Колывано-Воскресенским.

Демидов выстроил еще один завод — Барнаульский, потом Шульбинский, заполучил из Томского и Кузнецкого уездов приписных крестьян. Хозяйство разрасталось, крепло, и каждый истраченный рубль обернулся нажитым червонцем.

В Петербурге давно собирались отобрать заводы у Демидова и сделать их собственностью императорского «кабинета». Понимая, что с сибирскими владениями придется расстаться, Демидов сделал красивый жест и преподнес их императрице. Тем самым он сохранил ее покровительство.

Огромный край, в котором можно было разместить несколько европейских стран, назвали Колывано-Воскресенскими заводами. На гербе его столицы, Барнаула, была изображена плавильная печь. Заводская канцелярия ведала всеми землями, а равно лесами, озерами, реками и горами, приисками, рудниками ломками цветных камней всего Алтая и Южной Сибири. Она была вершителем судеб всех русских селений и кочевий телеутов и кузнецких татар, она определяла ссыльных преступников и беглых крепостных, польских пленных и старообрядцев. Пришлых людей, откуда бы они ни явились, высочайший указ велел «селить по рекам, близ заводов текущим».

Это было государство в государстве.

Оно имело даже собственный монетный двор. На вновь созданном Сузунском заводе из добытого серебра чеканили монету, имевшую хождение лишь в Сибири. Два соболя — герб Сибири — смотрели с нее.

Кроме Сузунского завода, построили еще Павловский и Алейский, выплавлявший свинец. Томский железоделательный был одним из самых молодых — его пустили в 1771 году. Работал завод уже не на бедных рудах, открытых некогда кузнецом Федором Еремеевым, — мощные месторождения железа были обнаружены у Кузнецка.

В краю установили горно-военный строй. Администрация состояла из военных чинов, облеченных всей полнотой хозяйственной, полицейской и судебной власти. Обер-офицеров горных заводов жаловали рангами и привилегиями «по сходству математических их наук противу артиллерийских и инженерных чинов».

Не случайно Андрей Михайлов вместе с назначением был удостоен звания капитан-поручика. Еще оставалось в силе положение о заводских командирах:

«Дабы российские дворяне, имея надежду получить в горной службе офицерские чины, без умаления в почтении своем перед прочими в службе находящимися, охотнее в горные науки и службу идти могли».

— Говорила: «С тобой хоть на край света!», вот и угодила за тыщи верст от дома. — Андрей следил за выражением лица Кати.

Он боялся, выдержит ли она, привыкшая к роскоши, суровую Сибирь, не сломит ли ее заскорузлая, как руда, жизнь в заводском поселении.

Свадебное путешествие… У подруг не было такого. Дорога изнурила Катю, но лицо ее светилось радостью.

— Я буду любить тебя здесь не меньше, чем в Петербурге, — сказала она Андрею и звонко поцеловала его на глазах у проходивших мимо крестьян.

Они были неровни — сын служилого дворянина из Олонецка Андрей Михайлов и боярская дочь Катя Морозова. Отец сватал Катю за отпрыска князя Голицына, да разве совладаешь с ослушницей?! Катя унаследовала своеволие, присущее многим в роду Морозовых. Может, в нее вселился дух боярыни — фанатички Феодосии Морозовой, которая боролась с самим царем и ушла в ссылку, не подчинившись ему.

И Морозов смирился. Отказав Кате в приданом, разрешил тихо, без оглашения, обвенчать ее с Андреем в одном из скромных приходов близ столицы.

Поселились Михайловы в большом деревянном срубе, сбитом на пригорке. Неподалеку от дома высились крепостные ворота, которые с приходом темноты запирались.

— После Петербурга наш Томск — чистый острог, не более. Ума не приложу, как это Катерина Кирилловна, столь авантажная собой, решилась последовать за вами, — говорил Андрею начальник завода Бердяев.

На его столе стоял макет серебряной раки, которую Андрей видел в петербургской Александро-Невской лавре.

— В молодости сам отливал раку для святых мощей, — пояснил Бердяев. — Первое серебро, что добыли в Сибири, пошло туда.

Вместе с ним Михайлов обошел печи, спустился в штольни. У печей было нестерпимо жарко, а в рудничных шахтах, тянувшихся на глубине восьмидесяти — ста саженей, веяло холодом и сыростью. Воздух там был грязный и душный.

Андрей, выросший в заводском Олонецке, обнаружил, что дело здесь поставлено шире. Не укрылось от него и то, что условия для служителей[6] в Томске куда жестче и тяжелее. На столбе у рудника висел царский указ, в котором говорилось, что люди, чьи бы они ни были,

«должны зарабатывать на заводах: первое — подати государственные по семьдесят копеек, другое — подати помещикам по сорок копеек, которые отдаваться будут в Нашу казну и куда надлежит, а что сверх тех податей зарабатывают, то им плачено будет по настоящим ценам».

Остаться на их долю в лучшем случае могла треть заработанного.

Провинившихся «нижних чинов» в Томске секли на помосте, между гауптвахтой и казематом. От порки не избавляли и подростков, занятых разборкой руды. Михайлов слышал, как рабочая команда вполголоса тянула:

…А забота наша в том,Чтоб разделаться с уроком,Чтоб не выдрали пять раз,Пока выробим наказ…Не успеешь, значит, лечь,Как валится кожа с плеч.

— Под свое покровительство печи берите, — сказал Андрею начальник завода.