Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг

Ах, этот дерзкий, торопливый ее язык! Не в ладах он, увы, с пословицей: кто удержит язык за зубами — тот убережет свою голову!

Чувство вины, жалость прокрались в сердце Баджи, и ей захотелось — вот так же, как Телли, — подойти к Сейфулле, ласково обнять его дрожащие плечи, успокоить, утешить старика, сказав:

«Я не должна была так говорить, товарищ Сейфулла! Я виновата. Простите меня, будем в добрых отношениях, как прежде».

Так хотелось Баджи сделать и сказать. Но она опасалась, что это будет истолковано как признание ее неправоты по существу, и, подавив в себе жалость и чувство вины, она лишь упрямо произнесла:

— Мы должны играть!

Она уловила взгляд Алика, опасливо скользнувший в сторону Сейфуллы и затем вопросительно остановившийся на ней. Казалось, все пребывали в такой же нерешительности.

Быстро оценив положение, Чингиз предложил:

— Давайте, товарищи, поставим вопрос на голосование!

Было очевидно, что он хочет сорвать спектакль, и Баджи в упор спросила:

— Ты, конечно, за то, чтоб мы не выступали?

— Не угадала!

— Странно!

— А по-моему, очень просто: если в Баку узнают, что мы здесь не выступали, нас за это по головке не погладят.

«Вот, оказывается, что его беспокоит!»

— Что же ты предлагаешь? — спросила Баджи с вызовом.

— Догадайся! Ведь ты славишься у нас умницей! — глаза Чингиза нагло улыбались.

Баджи, обозлившись, крикнула:

— Хватит играть в прятки — говори прямо!

— Что ж… — лицо Чингиза стало преувеличенно серьезным. — Я предлагаю вместо «Могилы имама» дать сборный концерт; это избавит нас от неприятностей и здесь, и в Баку. Как говорится: волки будут сыты и овцы целы!

— Интересно, кого ты подразумеваешь под волками и кого под овцами?

Телли опередила Чингиза и с живостью воскликнула:

— Чингиз прав: нужно дать легкий сборный концерт — попеть, потанцевать. Давайте, товарищи, позабавим сельчан!

— Забавлять народ мы будем первого мая, и седьмого ноября, и восьмого марта, и в любой другой день, когда люди захотят повеселиться, а сегодня перед нами иная задача — бороться против кулаков, мулл и кочи! — возразила Баджи.

Халима, молча прислушивавшаяся к спору, с усмешкой заметила:

— Поскольку Чингиз и Телли так озабочены, чтоб наши враги не сердились, лучше всего было б разыграть сейчас шебих об убиенном имаме Гусейне. Уверена, что мулла Меджид и его друзья останутся довольны и поблагодарят нас. Возможно, что они пожалеют лишь о том, что вместо арб с коврами и марсияханов, как это велось испокон веков, у нас — автобусы и женщины актрисы.

Ядовито звучали слова Халимы!

— Тебе, Халима, я посоветовал бы не вмешиваться в наши дела, — хмуро сказал Чингиз. — Сегодня ты здесь, завтра у себя в Узбекистане. Не забывай, что ты — гостья! А нам придется за все отвечать.

— Гость нередко бывает хорошим советником, — так, кажется, в Азербайджане говорят? — заметила Халима.

— Говорят у нас еще и другое: выслушай совет женщины и поступи наоборот! — Чингиз осклабился и с напускным миролюбием сказал: — Впрочем, зачем нам, Халима, спорить? Не лучше ли, как я уже предлагал, поставить вопрос на голосование? Как решат товарищи, так и будет! — Не дожидаясь ответа, он спросил: — Кто за то, чтоб нам совсем не выступать?

Таких не оказалось.

— А кто за то, чтоб дать сборный концерт?

Поднялось несколько рук. Чингиз взглянул на Баджи и Халиму с торжествующей улыбкой и, обращаясь ко всем присутствующим, воскликнул:

— Разгримировывайтесь, товарищи, и готовьтесь к сборному концерту!

— А предложение играть «Могилу имама» почему ты не ставишь на голосование? — возмущенно крикнула Баджи.

Чингиз отмахнулся:

— И так ясно!

Многие были довольны, что спор наконец завершен и, по-видимому, найден выход. Легкий сборный концерт — это тоже неплохо: вряд ли здешний народ избалован концертами с участием столичных актеров-профессионалов. Что ж до «Могилы имама», ее можно будет показать в другой раз — времени впереди достаточно.

Актеры стали переодеваться, перегримировываться.

— И ты, Баджи? — с укором сказала Халима, видя, что Баджи последовала их примеру. — Признаться, не думала я, что ты окажешься заодно с Телли!

— Не торопись осуждать… — Баджи незаметно кивнула Халиме, чтоб та вышла вместе с ней во двор.

— Лучше было б совсем отказаться от выступления, чем в такое время валять дурака в легком сборном концерте! — угрюмо промолвила Халима, когда они вышли.

— А что делать, если так обернулось? Одной рукой в ладоши не захлопаешь.

— Значит, нужно было нам добиться, чтоб было много рук!

— Слушай, Халима… А что, если… Пусть народ соберется на концерт, а там… Эх, если б можно было дать знать сельчанам, в каком положении мы очутились! А что, если мне сбегать в селение?

— Твое отсутствие в бригаде сразу заметят. Лучше б это сделать мне.

— Тебе?.. А эти?.. — Баджи кивнула в сторону ворот, где все еще маячили темные подозрительные фигуры. — Они увяжутся за тобой, как только ты выйдешь за ворота. А от них, в самом деле, добра не жди!

— Я незаметно перелезу через забор, сторонкой.

Вечер был темный. Из темноты доносились глухие голоса. Где-то вдали то и дело раздавались выстрелы.

Как не хотелось Баджи отпускать от себя Халиму — в такую ночь, в незнакомое селение! Но… Слишком мало времени оставалось для размышлений и колебаний, и Баджи, обняв подругу, лишь коротко сказала:

— Смотри, Халима, будь осторожна!..

Минуты идут за минутами, а Халимы все нет. Может быть, не следовало ее отпускать?

Но вот один за другим подле ворот появляются крестьяне. Люди, охранявшие ворота, теперь беспрепятственно их пропускают: уже известно,