Горбун - Поль Феваль

Нервно обмахиваясь веером, принцесса желчно проронила:

– Так, так, сударь. Сейчас вы, очевидно, начнете меня убеждать в том, что она вас любит?

– Если бы в этом у меня вдруг возник хоть малейший повод усомниться, я в ту же секунду бы умер! – с жаром воскликнул Лагардер.

Госпожа де Гонзаго опустилась на стоявшую в самом конце аллеи скамейку. Ее грудь вздрагивала. Она была не способна воспринимать никакие доводы разума. Ее сердце распирала ненависть. Человек, с которым она говорила, являлся узурпатором ее дочери. Злость принцессы усиливалась еще оттого, что она боялась дать ей выход.

«Эти нищие рыцари очень надменны и вспыльчивы; – думала она, – они не терпят бесцеремонного обращения. С ними нужно постоянно держать ухо востро, чтобы, не дай Бог, их случайно не прогневить даже тем, что бросаешь им кошелек с деньгами. Сей авантюрист Лагардер, как назло, именно такой тип. Похоже, его не купить за золото».

В эту минуту в одной из боковых аллей послышался какой-то шорох нетвердые шаги и бормотание. Взглянув в ту сторону, принцесса и шевалье в тусклом освещении разглядели двоих изрядно выпивших мужчин, несших третьего, длинного и худого. Тот, упившийся до положения риз, всхлипывая, мямлил нараспев:

– Ку ку… ку ку, куд куда а а мы и и дем, бар р а а а н… Ку да…?

Забегая немного вперед, сообщим, что этим не до конца сформулированным вопросом славный барон Барбаншуа завершил сознательный этап своего пребывания на празднике в Пале-Рояле, после чего погрузился в хмельное беспамятство.

Пьяные удалились. Сколь ни был важен для принцессы и Лагардера их разговор, как много он ни решал в судьбе каждого из них, сколь ни драматичным представлялся возникший между ними разрыв, при виде этой нелепой бытовой сценки оба невольно улыбнулись, после чего мадам де Гонзаго, в душе себя казня за свою, как она полагала, неуместную улыбку, снова повела атаку. Однако, теперь ее слова звучали спокойнее:

– Аврора знает, из какой фамилии она родом?

– Она считает себя ребенком, оставленным родителями бедняками и подобранным мной, – без раздумий ответил Лагардер. – Так что можете вздохнуть свободно, сударыня. Это позволяет вам уповать на то, что когда она узнает свою родословную, когда увидит пропасть, разделяющую ее и меня…

– Но узнает ли? Соблаговолите ли вы ей сообщить? – недоверчиво заметила госпожа де Гонзаго.

– Непременно узнает, сударыня, – твердо ответил Анри. – Неужели вы полагаете, что я стремлюсь освободить ее от рабства в вашем доме лишь с тем, чтобы сделать рабыней в моем? Скажите мне со всей откровенностью, воззвав к своей совести: «Клянусь памятью Невера, моя дочь со мной будет счастлива, свободна, и ей никто не сможет угрожать!» Скажите эти слова, и я вам немедленно ее верну!

Такого оборота принцесса явно не ожидала. И в то же время он не застал ее врасплох. Выдержав столь долгую словесную баталию, она и последнее предложение Лагардера приняла за тактическую уловку.

«Что ж, – подумала она, – придется на его подвох ответить тем же».

Ее дочь находилась у него. Нужно было любой ценой, любым способом ее вернуть.

– Ну что же вы молчите, сударыня? Я жду! – заметив ее нерешительность, настаивал Лагардер.

Внезапным порывом она протянула ему руку. От неожиданности Анри даже вздрогнул.

– Простите меня! Простите, мсьё! Простите несчастную женщину, большую часть жизни проведшую в окружении врагов и лжецов. Если я вам причинила боль, то готова просить прощения на коленях!

– О, сударыня…

– Признаю, свою перед вам вину, мсьё. Конечно, не так я должна была встретить шевалье де Лагардера. Возможно, вы сами неправильно начали со мной разговор, возможно, я себя вела несправедливо заносчиво. Поймите, – мои слова, произнесенные на фамильном совете, адресовались лишь Гонзаго после того, когда он попытался выдать за мадемуазель де Невер какую-то милую, но явно чужую девушку. Я это сразу почувствовала. Простите мою вспыльчивость! Люди, которым пришлось много страдать, очень раздражительны и неуравновешенны. Моя же жизнь с тех пор, как я разлучилась с дочерью и потеряла любимого мужа, – сплошное страдание.

Лагардер стоял возле принцессы с неподдельным уважением склонив голову.

– К тому же, не забывайте, – продолжала она с грустной улыбкой. – Я, ведь, просто женщина. Мне присущи обычные женские слабости. Такие, например, как ревность. Неужели вы этого не поняли? Я к вам ревную свое дитя. Вы спасли, защитили, вырастили мою дочь. Но при этом лишили меня радости материнства: утирать детские слезы, ласкать и кормить ребенка, отвечать на его улыбки. Все это досталось вам! Разве могу я к вам не ревновать? Восемнадцать лет потерянного материнства! К тому же вы еще не торопитесь мне ее возвращать. Неужели вы меня не простите?

– Как я рад, что вы, отбросив дипломатию, заговорили со мной начистоту, сударыня!

– А вы вообразили, что я бесчувственная каменюга? Верните мне дочь, и вы поймете, какое это будет счастье для нас обеих! Я всегда буду перед вами в неоплатном долгу, стану за вас молиться. Никакая сила не заставит меня забыть ваше благодеяние!

– Речь не обо мне, сударыня.

– Верните, верните мне дочь!

Принцесса поднялась со скамейки и, вперив взгляд ему в глаза, умоляла:

– Я выполню любое ваше требование, любое условие, все, что вам будет угодно мне повелеть. Клянусь своей жизнью и памятью Невера!

Лицо Лагардера подернулось грустью.

– Что же, сударыня, раз вы обещаете, пусть будет так. Отныне ваша дочь – опять ваша. Прошу вас лишь дать мне немного времени, чтобы ее предупредить и подготовить.

– Сколько времени вам для этого потребуется?

– Полагаю, не больше часа.

– Значит она, где то близко?

– Она в надежном месте, сударыня.

– Может быть, вы мне скажете, где именно?

– Указать вам мое убежище? Какая в этом нужда? Ведь через час Авроры де Невер там не будет, – она придет к вам.

– Ну, хорошо, хорошо, – поступайте, как считаете нужным. До встречи, мсьё де Лагардер. Мы расстаемся друзьями. Не так ли?

– А я ни на минуту и не переставал быть вашим другом, сударыня.

– Я уверена, что смогу вас полюбить. До встречи. И не теряйте надежды! Ведь без надежды невозможно жить. Не так ли?

Лагардер склонил голову и горячо поцеловал протянутую руку.

– Я ваш, сударыня, телом и душой! – прошептал он.

– Где мы встретимся? – спросила она.

– На поляне Дианы. Через час.

Приветливое улыбнувшись, принцесса неторопливо направилась в конец аллеи, туда, где находился флигель Мансара, и там свернула в одну из боковых дорожек. Когда она покинула большую аллею, ее улыбка исчезла. Быстро перейдя на другую, параллельную той, где только что находилась, Аврора де Гонзаго пустилась бегом в обратном направлении, ведущем ко дворцу.