Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Пара голубков… Fida Conjunctio. Союз, скрепленный верностью.

Но даже если так — произнести слова, которые подпишут смертный приговор еще одной женщине? Даже если это правдивые слова? Даже если эта женщина заслуживает смерти во сто крат больше?

Одни говорят, что месть горяча, другие — что холодна. На самом деле месть имеет сухой и горький вкус, как печная зола.

— В гот день великая герцогиня хотела отправиться во дворец Питти, — медленно произнесла Кьяра. На удивление ясные и отчетливые образы всплывали в ее памяти. Вспомнились слова великой герцогини: «В саду сейчас так красиво, и погода стоит теплая». Вспомнился лай собак, на которых надевали ошейники. — Мы решили взять собак с собой. Великая герцогиня говорила с маленьким принцем Филиппо. Нянька рассказала, что он уже сказал слово «мама» и что он хороший мальчик.

В комнате царила полная тишина. Руан и кардинал, словно призраки, стояли с обеих сторон комнаты, один черный, другой алый. Кьяра видела только Бьянку Капелло, преклонившую колени в свете свечей.

— Мы начали спускаться, но старые собаки, Ростиг и Зайден, им было слишком тяжело спускаться по лестнице. Тогда великая герцогиня послала двух других женщин… — Она на мгновение закрыла глаза, стараясь отчетливо вспомнить все образы. Воспоминания устремились бурным потоком, причиняя сильную головную боль. Нужно время, чтобы разобраться в них и расставить все по местам.

— Магдалена и Анна, — так звали тех женщин. Она отправила их назад, с двумя старыми собаками. А я осталась, потому что со мной была Виви. И я не хотела оставлять великую герцогиню в полном одиночестве.

Кардинал слегка шевельнулся, и это движение привлекло внимание Кьяры. Она посмотрела на него и увидела, что он склонил голову и закрыл глаза рукой.

— Внезапно на лестнице показалась женщина. Она поднялась к нам и заговорила с великой герцогиней. Она была одета как служанка, но, увидев ее лицо, я поняла, что оно знакомо мне. Это были вы, донна Бьянка.

— Я полностью это признаю, — подтвердила Бьянка Капелло. — Да, я там была.

— Вы пришли туда, чтобы шпионить за ней.

— Да, я признаюсь в этом.

— Великой герцогине не понравилось ваше присутствие. Она попросила меня помочь ей преодолеть остаток лестницы, но вы оттолкнули меня в сторону. Я споткнулась и наступила на лапу бедной Виви. Та вскрикнула от боли, и великая герцогиня рассердилась на то, что вы толкнули меня и Виви тоже досталось.

Если вы еще раз тронете синьорину Кьяру и ее собаку, вы об этом сильно пожалеете.

— Но это всего лишь собака.

Кьяра почувствовала, как внутри нее поднимается гнев, такой горячий, что ему под стать было расплавить серебро и лунный камень, лежавший на ее груди.

— Всего лишь собака? Она тоже чувствует боль, так же как и вы.

Донна Бьянка опустила глаза и ничего не ответила. Кьяра выждала момент, чтобы успокоиться.

— Великая герцогиня спросила вас, почему вы так одеты, — продолжила она. — Вы ей тогда сказали, что вам ни к чему шелка, чтобы доказать свое достоинство, как и железный корсет, чтобы держать спину прямой.

Кардинал поднял голову.

— Венецианская сквальдрина[98], — прошипел он.

Донна Бьянка обернулась и устремила на него свой взгляд.

— И вы зовете меня такими прозвищами только за сказанные мною слова? — спросила она. — Что же сказала в ответ великая герцогиня, синьорина Кьяра? Ты наверняка хорошо это запомнила.

Вам бы не помешали железные удила. А то вы совсем не умеете контролировать свой язык.

— Она сказала, что вам не мешало бы надеть на язык железные удила, потому что вы совсем не умеете его контролировать.

Донна Бьянка кивнула, словно слова Кьяры служили для нее оправданием.

— Потом еще много было сказано обидных слов с обеих сторон. А потом, донна Бьянка, вы назвали маленького принца Филиппо чудовищем. Вы сказали ей, что великий герцог сам называет так своего законного сына.

— Это была ложь. Я признаю это. Мне хотелось причинить ей боль.

— За это она ударила вас по губам. Я помню, что была потрясена — это так непохоже на великую герцогиню, она никогда не позволяла никому вывести ее из себя. Я не думаю, что она хоть раз ударила кого-то в своей жизни до этого момента. Но вы назвали ее сына чудовищем.

— И вот тогда она упала. Ударила меня и потеряла равновесие.

— А вы ударили в ответ. Вы ведь мастерица распускать руки. Я вскочила, чтобы удержать ее, и удержала бы, но вы ударили ее в плечо, и тогда она упала.

Донна Бьянка долго молчала. Потом она очень тихо произнесла:

— Да, я ударила ее в ответ. Я это признаю. Но я не толкала ее намеренно и не хотела, чтобы она упала.

— Вы ее ударили, — сказал кардинал. — Вы это признаете. Кроме того, вы признаете, что вступили в сговор с великим герцогом, для того чтобы выдать подкидыша в качестве его родного сына. Вы признаете, что показания Джанны Санти верны, что вы вдвоем убили по крайней мере пятерых женщин и некоторое количество детей, чтобы достичь своей цели.

Донна Бьянка снова посмотрела на свои руки. «Она знает, — подумала Кьяра. — Она знает, что сегодня вечером ей предстоит умереть. Но если великого герцога уже нет в живых, ей теперь все равно. Без него она жить не хочет».

Боится ли она утратить свою нынешнюю власть, положение и роскошь? Любила ли она его хоть как-то, если вообще способна любить?

— Я признаю это, — твердо заявила донна Бьянка.

— Очень хорошо, — ответил кардинал и выпрямился. — Магистр Руан но, попроси, пожалуйста, войти моего секретаря. Мне понадобятся также священник и палач.

— Ваша светлость, — вмешалась Кьяра. Слова «священник и палач» заставили ее живот неприятно содрогнуться. — Одну минуточку, прошу вас.

Руан не шелохнулся. Кардинал обернулся и посмотрел на нее.

— Я знаю, о чем ты хочешь меня попросить, — сказал он. — Иоанна поступила бы точно так же. Она попросила бы меня сохранить ей жизнь, позволить ей провести остаток своих дней в стенах монастыря, в одиночестве и раскаянии.

— Да, — сказала Кьяра. Одно короткое слово.

— Если оставить ее в живых, она станет плести интриги в пользу своего сына. Она найдет способ даже из монастыря, даже если замуровать ее в темницу под палаццо Веккьо. Если ты хочешь, чтобы мальчик жил, эта женщина должна умереть. Ее тело и тело великого герцога должны быть вскрыты, чтобы заверить людей в том, что они умерли естественной смертью.

Естественная смерть? Он что, с ума сошел?

В голове послышался клокочущий шепот отца: «Нет, он не сошел сума. Он просто Медичи».