Аббат - Вальтер Скотт

Дуглас тем временем снова вошел в замок через Борота, которые теперь были открыты. Его собеседник стоял один в аллее, скрестив руки на груди и бросая нетерпеливые взгляды на луну, словно упрекая ее за то, что она может выдать его своим ярким светом. В одно мгновение Роланд очутился перед ним.

— Неплохая ночь, мисс Кэтрин, — промолвил он, — в особенности для молодой девушки, которая в мужском костюме отваживается выйти в сад на свидание с мужчиной.

— Тише! — воскликнул незнакомец. — Тише ты, безмозглый шалопай. Немедленно отвечай — друг ты нам или враг?

— Как я могу быть другом тому, кто отделывается от меня любезными фразами и учит Дугласа разговаривать со мной при помощи кинжала? — в свою очередь спросил Роланд.

— К чертям Джорджа Дугласа и тебя вместе с ним, проклятый дурак, вечный камень преткновения на нашем пути! — воскликнул тот. — Нас обнаружат, и тогда нас ждет смерть.

— Кэтрин, — продолжал Роланд, — вы вели себя вероломно и жестоко. Сейчас нам надо объясниться: вам не уйти от меня.

— Сумасшедший, — воскликнул незнакомец, — я не Кейт и не Кэтрин, луна достаточно ярко светит, чтобы отличить оленя от лани.

— Это переодевание не поможет вам, любезная дама, — возразил Роланд, хватая пришельца за полу плаща, — уж по крайней мере на этот раз я выясню, с кем имею дело.

— Да пустите же меня! — вскричала она, пытаясь высвободиться от него, и продолжала тоном, в котором гнев, казалось, боролся с желанием расхохотаться: — Неужели вы так мало уважаете дочь Ситона?

Но ее смешливость придала новое мужество Роланду, который понял, казалось, что примененное им насилие не воспринимается как непростительное оскорбление. Поэтому он продолжал удерживать ее за плащ, и тогда она сказала уже более серьезным тоном, в котором сквозило явное негодование:

— Да пусти же меня, безумец; ведь сейчас речь идет о жизни и смерти! Я не хочу вредить тебе, но не доводи меня до крайности!

Сказав это, она снова попыталась вырваться, и тут пистолет, который она держала в руке или за поясом, случайно выстрелил. Этот боевой сигнал мгновенно пробудил весь надежно охраняемый замок. Часовой затрубил в рог и ударил в замковый колокол с криком:

— Измена! Все сюда! Сзывай всех сюда?!

Призрак Кэтрин Ситон, которого Роланд выпустил из рук в первый момент растерянности, скрылся в темноте, после чего послышался всплеск весел, а в следующее мгновение уже с полдесятка аркебуз и замковый фальконет стали один за другим палить по поверхности озера с крепостного вала, как бы преследуя какой-то плывущий на воде предмет.

Смущенный этим происшествием и не имея возможности помочь Кэтрин (если это она отчалила в лодке от берега), Роланд решил обратиться к помощи Джорджа Дугласа. С этой целью он побежал в покои королевы, откуда доносились громкие голоса и топот множества ног. Когда он вошел туда, то встретил группу смущенных людей, собравшихся в покоях королевы и с удивлением рассматривавших друг друга. В дальнем конце залы стояла сама Мария Стюарт в дорожном костюме и в окружении не только леди Флеминг, но и вездесущей Кэтрин Ситон, одетой в обычную для ее пола одежду и державшей в руках шкатулку с теми драгоценностями, которые Марии Стюарт было разрешено оставить у себя. На другом конце залы находилась леди Лохливен, наспех одетая, как человек, которого внезапно подняли с постели, а вокруг нее столпились слуги — одни с факелами, другие с обнаженными мечами, протазанами, пистолетами и прочим оружием, какое они успели схватить впопыхах во время ночной тревоги. Между этими двумя группами стоял Джордж Дуглас, скрестив руки на груди и потупив глаза, подобно преступнику, застигнутому на месте преступления, который не знает, как ему отпереться от своей вины, но не находит мужества в ней сознаться.

— Отвечай, Джордж Дуглас, — обратилась к нему леди Лохливен, — отвечай и опровергни подозрение, которое грозит запятнать твое имя. Скажи им: «Дугласы никогда не обманывали оказанное им доверие, а я — Дуглас». Скажи так, мой дорогой Джордж, и одного этого для меня будет достаточно, чтобы очистить твое имя от подозрений, несмотря на столь тяжкие улики. Подтверди, что только коварство этих несчастных женщин и вероломного юнца подготовило весь план этого побега, столь роковой для Шотландии и столь гибельный для дома твоего отца.

— Миледи, — вмешался старый дворецкий Драйфсдейл, — об этом безрассудном паже я могу сказать лишь одно: не он помогал открыть дверь, потому что сегодня вечером я сам запер его в саду, за пределами замка. Кто бы ни затеял всю эту ночную суматоху, роль юнца в ней была не слишком велика.

— Ты лжешь, Драйфсдейл! — воскликнула леди. — Ты готов возвести клевету на дом твоего хозяина ради спасения никчемной жизни этого цыганенка.

— Я был бы рад его смерти больше, чем его жизни, — мрачно ответил дворецкий, — но правда есть правда.

При этих словах Дуглас гордо поднял голову, выпрямился и заявил уверенно и смело, как человек, принявший бесповоротное решение:

— Ничья жизнь не должна подвергаться опасности из-за меня. Я один…

— Дуглас, — перебила его королева, — уж не лишились ли вы разума? Замолчите, я приказываю вам!

— Государыня, — ответил он, почтительно склонившись перед ней, — я охотно выполнил бы ваш приказ, но здесь требуется жертва, так пусть же ею станет истинный виновник. Да, миледи, — продолжал он, обращаясь к леди Лохливен, — только я. один виновен во всем, и, если вы еще сколько-нибудь цените слово Дугласа, верьте мне — этот юноша ни в чем не виноват. Во имя вашей чести, умоляю вас не причинять ему вреда и не усиливать строгости в обращении с королевой, которая только решила воспользоваться возможностью обрести свободу, которую моя преданность… которую другое, более глубокое чувство могло ей добыть. Да, это правда! Я задумал помочь бегству самой прекрасной и самой гонимой женщины, и я не только не жалею о том, что сумел на время обмануть бдительность ее врагов, но горжусь этим и с величайшей готовностью пожертвовал бы своей жизнью ради Марии Шотландской.

— Боже, сжалься над моей старостью, — воскликнула леди Лохливен, — дай мне сил вынести это несчастье! О королева, рожденная в злую годину, вы по-прежнему несете соблазн и гибель каждому, кто приблизится к вам. О древний дом Лохливенов, столь прославленный своим высоким происхождением и благородством, в недобрый час принял ты эту искусительницу под свой кров!

— Не говорите так, миледи, — возразил ее внук, — древняя слава Дугласов еще более возвысится, если один из членов этого рода отдаст свою жизнь за самую униженную из королев и достойнейшую из женщин.