Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вышел он уже после полудня и пошел к «Длинным комнатам». Хорнблауэр сидел за столом в углу и улыбнулся при виде Буша. Свечи освещали его лицо. Буш нашел последние «Военно-морские хроники» и устроился читать. За его спиной несколько армейских и флотских офицеров вполголоса обсуждали, как же трудно жить на одной планете с Бонапартом. В разговоре упоминались Мальта и Генуя, Санто-Доминго и испанские партизаны.
— Попомните мои слова, — сказал один, ударяя кулаком по ладони, — скоро опять будет война.
Послышался согласный гул.
— Воевать будем до победного, — добавил другой. — Уж если он доведет нас до крайности, мы не остановимся, пока не повесим мистера Наполеона Бонапарта на ближайшем дереве.
Все согласно зашумели. Это было похоже на звериный рык.
— Джентльмены, — сказал один из сидящих с Хорнблауэром игроков, оборачиваясь через плечо, — не изволите ли вы продолжить беседу в дальнем конце комнаты? Этот конец предназначен для самой научной и сложной из всех игр.
Слова эти были произнесены приятным тенором, но говоривший, очевидно, не сомневался, что его немедленно послушаются.
— Очень хорошо, милорд, — произнес кто-то из флотских офицеров.
Буш присмотрелся и узнал говорившего, хотя видел его последний раз лет шесть назад. Адмирал лорд Парри стал пэром после Кампердауна, теперь он член Адмиралтейского совета, один из тех, кто может возвысить или погубить флотского офицера. Грива снежно-белых кудрей окаймляла лысину и гладкое старческое лицо; мягкая речь не вязалась с прозвищем Старый Чертяка, данным ему нижней палубой давным-давно во времена американской войны. Хорнблауэр вращается в высоких кругах. Парри белой худощавой рукой подснял протянутую Хорнблауэру колоду. Судя по цвету кожи, он, как и Хорнблауэр, давно не был в море. Хорнблауэр сдал, и игра продолжалась в парализующей тишине. Карты почти беззвучно падали на зеленое сукно, и каждая взятка складывалась на место с легким, почти неслышным стуком. Цепочка взяток перед Парри вытягивалась в длинную змею; бесшумно, как переползающая через камень змея, она свернулась и снова вытянулась. Партия закончилась, карты смешали.
— Малый шлем[53], — сказал Парри, и игроки в молчании занялись своими мелками.
Два тихих слова прозвучали так же отчетливо, как две склянки полуденной вахты. Хорнблауэр подснял колоду, и следующий за ним игрок раздал карты; игра продолжалась все в той же медлительной тишине. Буш не видел в ней ничего завораживающего. Сам он предпочел бы игру, где можно горевать о проигрыше и шумно радоваться выигрышу; желательно, чтобы выигравшего определяла одна карта, а не все пятьдесят две. Нет, он не прав. Было в этом свое ядовитое очарование. Опиум? Нет. Молчаливая игра походила на тихий звон скрещиваемых шпаг, так непохожий на грохот ударяющих друг о друга абордажных сабель, однако не менее смертоносный. Шпага, пронзающая легкие, убивает так же — нет, вернее, чем абордажная сабля.
— Короткий роббер, — заметил Парри.
Молчание было нарушено, карты в беспорядке лежали на столе.
— Да, милорд, — сказал Хорнблауэр.
Буш, все примечавший внимательным взглядом, заметил, как Хорнблауэр запустил руку в нагрудный карман и вытащил тонкую пачку однофунтовых бумажек. Буш заметил также, что, когда он расплатился, в карман вернулась одна-единственная бумажка.
— Фортуна необычайно жестока к вам, — заметил Парри, пряча выигрыш. — Те два раза, что вы сдавали, вскрытый вами козырь оказывался у вас единственным. Не припомню случая, чтобы сдающему дважды подряд доставался единственный козырь.
— Если играть достаточно долго, милорд, — сказал Хорнблауэр, — может выпасть любая мыслимая комбинация карт.
Он говорил с вежливым безразличием, которое заставило Буша на минуту подумать, что, может, проигрыш не так и велик. Тут он вспомнил одинокую бумажку, которую Хорнблауэр сунул в карман.
— И все же редко приходится наблюдать такое устойчивое невезение, — продолжал Парри. — Притом что играете вы превосходно, мистер… простите, пожалуйста, но ваша фамилия ускользнула от меня, когда нас представляли.
— Хорнблауэр, — сказал Хорнблауэр.
— Ах да, конечно. Почему-то ваша фамилия кажется мне знакомой.
Буш быстро взглянул на Хорнблауэра. Никогда не было у того такой прекрасной возможности напомнить члену Адмиралтейского совета, что его не утвердили в звании капитан-лейтенанта.
— Когда я был мичманом, милорд, — сказал Хорнблауэр, — меня укачало на якорной стоянке в Спитхеде. Я полагаю, об этом говорили.
— Мне сдается, что я слышал о вас по какому-то другому поводу, — ответил Парри. — Однако мы отвлеклись от того, что я собирался сказать. Я собирался выразить сожаление, что не могу немедленно предоставить вам возможность взять реванш, хотя был бы рад случаю вновь наблюдать вашу игру.
— Вы слишком добры, — сказал Хорнблауэр, и Буш сморгнул.
Он моргал с тех самых пор, как Хорнблауэр сознательно упустил такую блестящую возможность. В последних словах чувствовалась ироничная горечь, и Буш боялся, как бы адмирал ее не заметил. К счастью, адмирал знал Хорнблауэра не так хорошо, как Буш.
— К сожалению, — сказал Парри, — я обедаю с адмиралом Ламбертом.
Это совпадение заставило Хорнблауэра на минуту стать человеком.
— С адмиралом Ламбертом, милорд?
— Да. Вы его знаете?
— Я имел честь служить под его началом на Ямайке. Вот мистер Буш, он командовал десантом со «Славы», добившимся капитуляции Санто-Доминго.
— Очень приятно, мистер Буш, — сказал Парри.
Было очевидно, что ему если и приятно, то не чрезмерно. Член Адмиралтейского совета может почувствовать неловкость, когда ему представляют безработного лейтенанта с выдающимся послужным списком. Парри, не теряя времени, повернулся к Хорнблауэру:
— Я постараюсь убедить адмирала Ламберта вернуться сюда со мной после обеда, чтобы мы могли предложить вам реванш. Найдем мы вас здесь в таком случае?
— Сочту за честь, милорд. — Хорнблауэр поклонился, но Буш заметил, что он машинально потянулся пальцами к почти опустевшему нагрудному карману.
— Тогда не будете ли вы так любезны заключить предварительную договоренность? За адмирала Ламберта я ручаться не могу, но приложу все усилия, чтобы его убедить.
— Я обедаю с мистером Бушем, милорд. Но я последний, кто будет возражать.
— Значит, мы, насколько можно, условились?
— Да, милорд.
Парри удалился в сопровождении флаг-адъютанта (тот сидел за столом четвертым) с достоинством и
