Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

— Почему? — нахмурившись и едва скрывая раздражение, спросил Ловин.

Я почти не обиделась на это проявление недоверия. Понимала, что принцесса Шаролеза, надеющаяся на успех восстания в провинции, — образ, который не может казаться правдоподобным. Но прежде, чем успела ответить, вмешался Ромэр. В голосе арданга слышался намек на улыбку, а ладонь Ромэра оказалась так близко к моей, что наши пальцы даже касались. Как же жаль, что он даже не представляет, как долгожданны, драгоценны и болезненны для меня эти крохи его заботы… И не должен узнать. А мне не следует позволять чувствам становиться помехой в решении государственных проблем. Девушка королевской крови не имеет права отвлекаться на подобные несущественные заботы, когда решаются судьбы стран. Когда Корона может оказаться под угрозой.

— Потому что Стратег не один управляет страной и армией, — спокойно пояснил Ромэр. — Но чем больший вес имеют его слова, тем меньше у Совета шансов остановить переброску войск и вернуть сюда уже снявшихся с места солдат.

— Совершенно верно, благодарю за уточнение. Именно это я и имела в виду, — подтвердила я. — Боюсь, регент до сих пор пользуется уважением Брэма. Поэтому позиция Стратега пока сильна. Только, радуясь уменьшению количества солдат здесь, нельзя забывать об обороне морской границы. Если Верей больше не посягает на эти земли, то Баринта и Оровэлл, часто нападающие на наши торговые корабли, могут попытаться воспользоваться смутой и отхватить себе куски Арданга.

Ромэр нахмурился. Клод подтянул к себе карту и, задумавшись, провел пальцем вдоль линии берега. Ловин молчал, подперев рукой подбородок.

— Не знала, что на корабли часто нападают, — пробормотала адали.

— К сожалению, это так. Но суда мы теряем редко.

Повисшую паузу прервал Ромэр:

— Ты права, нам нужно будет укрепить границы тоже. Честно говоря, рассчитывал создать вдоль морской границы зону без боев. В таком случае «Вороны», не получив других указаний, по-прежнему обороняли бы Арданг от вторжения извне. Даже в условиях смены власти. Но ты права. Нужно выделить людей и на это.

— Я займусь, — кивнул Ловин.

Днем мужчины ушли по своим делам. Мы с Леттой готовили. Долго молчали. Каждой из нас было о чем подумать. Я пыталась найти объяснение поведению отчима. Конечно, он был раздражен, конечно, его бесила нетерпеливость Волара и попытки бастарда повлиять на что-либо, проверить, какое влияние он имеет. Наверное, я бы тоже считала, что, помня об оказанных услугах, мой ставленник обязан держаться скромнее. Если верить информаторам Клода, именно Стратега Волар должен был благодарить за возможность получить трон Муожа. Я могла бы считать, что теми словами отчим напоминал бастарду его место. Но непростительной наглостью Дор-Марвэн не ограничился, а перешел к действиям. Зачем? Попытаться отвлечь двор, Брэма и «жениха» от моего исчезновения? Но я не слишком-то верила в действенность такого метода.

— Не думаю, что он хочет развязать войну с Муожем, — вклинился в мои размышления голос Летты. Вздохнула:

— Я тоже. Слишком нарочиты действия отчима.

— Кажется, он просто хочет запугать Муож, не более.

Я усмехнулась, даже не делая попытки скрыть иронию:

— Ослабляя позиции в Арданге?

Летта не ответила, а по выражению ее лица я поняла, что адали сама не сильно верила своему предположению.

— Кроме того, отчим не из тех, что пытаются угрожать. Он из тех, кто бьет на поражение.

— Какой он политик? — бесстрастно спросила Летта.

— Острожный, — не раздумывая, ответила я и, подчиняясь выжидающему взгляду адали, пояснила. — Вдумчивый, рассудительный, всегда исключительно дипломатичный. Он знает, что управление государством — серьезная работа. И выполняет ее с удовольствием, — вспомнив выражение глаз Стратега во время заседаний Советов, добавила: — Он любит править, это — самая большая радость и цель его жизни.

Летта хмыкнула:

— Об этом все догадались и так.

— Боюсь, брат до сих пор считает, что Дор-Марвэн, став регентом, выполняет волю покойной матери, а не свое сокровенное желание.

Вспомнилось предположение Ромэра о причастности Стратега к смерти мамы. Я все больше уверялась в том, что Дор-Марвэн был замешан. Перед глазами на мгновение мелькнула картинка маминой свадьбы с Великим полководцем. Мама казалась счастливой, а он… Дор-Марвэн выглядел триумфатором, а не любящим человеком. Мамина вера в любовь Стратега стоила ей жизни… Неудивительно, что горечь и глухую боль, вызванные этим воспоминанием, мне удалось скрыть не до конца. Но я постаралась взять себя в руки и говорить о деле.

— С другой стороны Стратег знает, что далеко не все дворяне признают его вновь обретенный титул, что многим не нравится он лично и проводимая им политика. Поэтому старается принимать решения не в одиночку. Чтобы никто не мог обвинить его в узурпации власти. У него достаточно голосов поддержки в Совете. Это люди, которых он продвинул сам, — пожав плечами, пояснила прописную истину. — Но Стратег обычно старается заручиться поддержкой большей части Совета. Умеет убеждать, привлекательно преподносить свои идеи, мнение…

Я почистила и отложила в большую миску очередную сыроежку и призналась:

— Разговор с муожским послом настолько не похож на привычное поведение отчима, что я не могу найти объяснения, как ни стараюсь. Про отзыв войск даже и говорить не нужно. Это одно из немногих решений регента, способных навредить Короне. Имея один постоянный источник неприятностей, только слабоумный или же самоуверенный дурак способен создавать новые серьезные проблемы для всей страны.

— Стратег не является ни тем, ни другим, — осторожно уточнила адали.

— Знаю. Знаю… Именно поэтому пытаюсь придумать хоть какое-то правдоподобное объяснение его приказов. И не получается, — я растеряно пожала плечами, качнула головой.

— Если честно, у меня тоже.

Ловин вернулся домой около полудня. Служитель привычно, но от этого не менее ласково обнял Летту, обезоруживающе улыбнувшись, склонился в поклоне передо мной и снова поцеловал мне руку. Пусть это было совершенно необязательно, зато приятно. Впервые за долгое время снова почувствовала себя женщиной. Не соратником и единомышленником, не воином в отряде, не членом Совета, не спутником. А именно женщиной, хрупкой и красивой, одной из тех, за которыми хочется ухаживать. Столь яркое, бросающееся в глаза различие поведения двух мужчин огорчало, ранило, но казалось закономерным. Король Арданга, хладнокровный и серьезный политик, испытывал ко мне лишь благодарность. И я с горечью понимала, что то тепло, та нежность, которые раньше чувствовала в Ромэре, — только отголоски роли любящего мужа, которую он играл на людях. Каждый раз, когда встречалась взглядом с улыбчивым и по-домашнему уютным служителем, убеждалась в том, что правильно расценивала поведение Ромэра.