Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

Конечно, эта девочка из Вилусы совсем немного похожа на его дочь. Но на мгновение дух перехватило, и снова появились мысли, которые он так настойчиво гнал раз за разом.

Хастияр проводил женщину с детьми взглядом. Ему было стыдно. Он по-прежнему спал в своей постели, слуги подавали ему обед, стирали одежду. За всё время осады привычный комфорт посланника изменился не так, чтобы сильно. Еда попроще, мытьё пореже.

А вот во дворе цитадели, превращённой в муравейник, царил тяжёлый запах пота и давно немытых тел, смрад нечистот. Их собирали и выливали со стен, но запах не улетучивался. Сейчас, в конце лета стояла страшная жара. Не продохнуть. Хастияр ходил, как пьяный, голова кружилась. Он всё время думал о море. Вот оно, совсем рядом, со стен хорошо видно. Сверкает бирюзой, манит.

Нужно открыть ворота, выйти из этой ловушки. Не боги же там сидят. Смертные. Он многих из них убил. И ещё убьёт. Когда выйдет из ворот.

Он знал, что многие разделяют его мысли. Многие поддержат. Люди измучены.

Нужно открыть ворота, дать бой.

Они выдержали три штурма. Отбились успешно. Аххиява так и не осилили ничего сложнее лестниц. Да и если бы смогли построить хуршану, «шагающую гору», её ещё надо подтащить к холму, на котором стоит цитадель.

Под стенами гниют десятки тел аххиява. Утащить для погребения пришельцы смогли немногих. Троянские стрелы не позволили.

Сколько же у них стрел?

Во второй штурм троянцы дали понять, что стрелам у них нет счёта.

А вот в третий... Верно, после третьего штурма военачальники аххиява должны были что-то заподозрить.

Хеттору мрачнее тучи выслушивал доклады царских писцов о содержимом воинских кладовых.

С последнего штурма прошло полмесяца. Будет ли следующий?

Хастияр понимал — Троя обречена, поражение и гибель города неизбежны. Судьба Вилусы станет и его судьбой. Скоро он погибнет вместе со всеми остальными. Все усилия напрасны. Они только оттягивают трагическую участь города.

Прошло два месяца. Если бы хоть один из гонцов добрался до западных крепостей Хатти или Апасы с Милавандой — здесь бы уже появилось царское войско. Он каждый день изо всех сил напрягал глаза, всматриваясь вдаль. Ничего. Никто не придёт.

Что же, домой ему не вернуться, семьи больше не увидать. Да и вряд ли в Хаттусе узнают, что с ними со всеми случилось.

Хастияр думал об этом, пока набирал воду для себя. Посуда у него была небольшой, но довольно дорогой. Это был серебряный кувшинчик, украшенный затейливыми чеканными узорами. Но для Хастияра память была куда дороже серебра. Кувшин подарила ему мать. Это было давно, в то самое время, когда он впервые получил печать царского посланника и уехал из дома. С тех пор в дальние поездки Хастияр брал его с собой.

Вода заполнила кувшин до краёв. Хастияр медленно пил из него. Вода подземного потока Вилусы на самом деле была необычной. На него она действовала, будто лёгкое вино, иногда даже голова кружилась.

Стены цитадели чем дальше, тем больше давили, угнетали. Хотелось выйти из ворот и пойти, куда глаза глядят. Выйти к морю и посидеть на берегу, просто смотреть, как волны набегают на песок. А ещё можно было пить вино и просто разговаривать с кем-нибудь. Например, с Хеттору, рассказывать ему о дальних странах.

Да, самые обычные вещи стали недоступны. Теперь мир замкнут стенами крепости, и кто знает, что происходит за её пределами. Может, весь остальной мир исчез, или ему нет никакого дела до маленького города, на стенах которого стояли его защитники, не покидая пост ни днём, ни ночью.

Вдруг перед глазами у Хастияра зарябило. Все оттенки пурпурного цвета разом мелькнули перед глазами, словно кто-то собрал краски здешнего мира и рассыпал их в беспорядке. Пёстрое платье, зелёные бусы с золотыми подвесками в виде стрекоз, тёмно-каштановые волосы, заплетённые в косу. Да ещё и запах розового масла, который опережал на много шагов обладательницу этих замечательных духов.

Элисса поднялась на стену. Она подошла к самому краю и долго смотрела вниз, пока один из воинов не окликнул её:

— Эй! Царевна, отойди в сторону. Иной раз зазеваешься, и аххиявский лучник достанет. Скорее спускайся!

Элисса отвернулась и нехотя отошла от края. Она стояла, прислонившись к стене, словно никого не видя. Пока не встретилась взглядом с Хастияром.

Тогда произошло нечто уж совсем необычное. На мгновение он почувствовал, о чём сейчас думала Элисса. Будто прочитал мысли, которые родились в её сердце. И со всех ног бросился к ней.

После смерти мужа Элисса стала избегать его, всякий раз уходила и даже взглядом боялась встретиться. От её прежнего кокетства и следа не осталось.

Хастияр подбежал к стене и крикнул Элиссе:

— Спускайся, Элисса! Немедленно!

Женщина в пёстром платье, с белым лицом, отшатнулась.

— Даже и не думай! — кричал Хастияр, — спускайся и не приходи больше сюда!

Царевна поднесла ладонь к лицу. Пальцы дрожали.

Хастияр остановился в паре шагов, тяжело дыша, будто не пару дюжин шагов пробежал, а в сто раз больше, да в полном вооружении.

— Я не собиралась... — всё так же негромко проговорила Элисса, — не собиралась... Не сегодня...

— Никогда, — сказал Хастияр.

— А кто мне помешает? — она внезапно вскинула голову и посмотрела на него с вызовом, — ты?

— Хотя бы и я!

— Нет... — она поникла, — никто мне не помешает. Просто будет уже некому...

К ним приблизились воины. Верно и они поняли, что задумала Элисса.

— Не зря мы стоим здесь, — тихо сказал один, — и пока стоим, жёнам нашим не следует думать о том, как умереть достойно и в руки врагам не попадать.

Хастияр подошёл к Элиссе. Теперь никому не было дела до соблюдений приличий. Не до них уже.

— Пойдём, поговорим, — сказал посланник.

Элисса только кивнула в ответ, и они пошли вместе, обходя навесы, мешки и кувшины, обходя порой и людей, которые лежали тут же, прямо под навесами. Рядом с колодцем всё так же стояли женщины с кувшинами, ждали очереди, чтобы набрать воды.

Элисса и тут не осталась незамеченной. Она была одета ярко и богато, что уж никак не вязалось с окружающей обстановкой осаждённой крепости. И тем более с этими женщинами из веллу[152] и нижнего города. Будто заморская птица, блистающая радужными перьями села на одну ветку с воробьями и галками.