Золотой дождь - Джон Гришэм

Может, наверстаю упущенное завтра. К тому времени я уже должен прийти в себя и осознать всю грандиозность вынесенного накануне вердикта. Да, завтра я обрету под ногами почву. Тогда и отпраздную.

Выйдя из здания суда, я прощаюсь с Деком, поясняя, что валюсь с ног от усталости. Позже встретимся. Вид у нас обоих совершенно обалдевший, и каждому из нас желательно побыть одному, чтобы осознать случившееся. Я сажусь в «вольво», качу домой, отпираю дом мисс Берди и совершаю обычный обход. Все как всегда. Ничего примечательного. Я располагаюсь во внутреннем дворике и впервые мечтаю о том, как потратить деньги. Когда, интересно, я сумею купить или построить свой первый дом? А какой машиной обзаведусь? Я пытаюсь избавиться от навязчивых мыслей, но они упорно лезут в голову. Шестнадцать с половиной миллионов долларов! Такая сумма не укладывается в голове. Я прекрасно понимаю, что все ещё может сто раз перемениться. Вердикт опротестуют и дело отправят на пересмотр; новый суд вынесет другой приговор, и я останусь на бобах; апелляционный суд резко сократит сумму морального ущерба, а то и вовсе отменит прежнее решение. Да, дело может принять любой оборот, однако сейчас я сижу и трачу деньги.

Я предаюсь мечтаниям до захода солнца. Свежеет, и я ежусь от холода. Возможно, завтра я начну осознавать всю значимость содеянного. Теперь же я начинаю испытывать ни с чем не сравнимое облегчение, как будто очистился от скверны. Почти год я жил с камнем в душе, люто ненавидя таинственную махину под названием «Прекрасный дар жизни». Меня сжигала бешеная злоба к её сотрудникам, к людям, повинным в смерти ни в чем не повинного парнишки. Пусть земля будет пухом Донни Рею. Надеюсь, ангелы расскажут ему, как я отомстил за него.

Я вывел этих негодяев на чистую воду. Отныне они мне безразличны.

С помощью вилки Келли отщипывает крохотные кусочки от тонюсенькой, почти прозрачной пиццы, и отправляет в рот. Губы у неё все такие же распухшие и бесформенные, жевать больно. Мы сидим, прислонясь спинами к стене и вытянув ноги, на её односпальной кровати и пощипываем пиццу. По небольшому телевизору «Сони», установленному на комоде напротив нас, крутят какой-то старый вестерн с Джоном Уэйном.[14]

Келли сидит босиком, на ней тренировочный костюм мышиного цвета, и мне виден тонкий шрам на её правой лодыжке — след прошлогоднего перелома. Келли вымыла голову и соорудила на затылке «конский хвост». Ногти выкрасила в ярко-алый цвет. Она бодрится и пытается поддерживать беседу, но то и дело морщится от боли. Разговор не клеится. Меня никогда не избивали до полусмерти, и мне сложно представить её ощущения. К физической боли-то и мне, конечно, не привыкать, но вот познать страх, угнездившийся в её голове, крайне затруднительно. Интересно, на каком этапе этот выродок решил, что с неё хватит, и прекратил экзекуцию, чтобы полюбоваться на свою работу?

Я гоню эти мысли прочь. Я не расспрашивал об этом Келли, да и сейчас не собираюсь. От Клиффа пока ни слуху, ни духу.

Пока Келли познакомилась только с одной из затворниц этого приюта, как его здесь называют. Это уже не слишком молодая женщина, мать троих детей-подростков, которая настолько забита и запугана, что не в состоянии связать и нескольких слов. Она занимает комнату по соседству. В доме тихо, как в склепе. Келли только один раз покинула свою конурку, чтобы посидеть на заднем крыльце и подышать свежим воздухом. Она пыталась читать, но это ей трудно. Левый глаз совсем заплыл, а в правом то и дело двоится. Врач, правда, уверяет, что все пройдет.

Время от времени Келли плачет, и я всякий раз клянусь, что больше её в обиду не дам. Пусть даже мне придется собственноручно прикончить этого ублюдка. Я настроен решительно. Мне кажется, я и правда готов вышибить из него мозги.

И пусть меня потом арестуют. И — судят. Я готов предстать перед дюжиной присяжных. Я ничего не страшусь.

Я ни словом не обмолвился про сегодняшний триумф. Сидя бок о бок с Келли в тиши её полутемной комнатки и глядя, как Джон Уэйн гарцует на статном вороном жеребце, я напрочь обо всем забываю.

И мечтаю лишь об одном — быть рядом с ней.

Покончив с пиццей, мы прижимаемся теснее друг к дружке. Как дети, держимся за руки. Я ни на секунду не забываю об осторожности — Келли покрыта синяками с ног до головы.

Фильм заканчивается, подходит время десятичасового выпуска новостей. Меня вдруг охватывает волнение — упомянут ли о деле Блейков? После непременных изнасилований и убийств и первой рекламной вставки ведущий торжественно возвещает:

— Сегодня в одном из залов суда Мемфиса произошло историческое событие. Жюри присяжных, рассматривавших гражданское дело, вынесло вердикт, согласно которому страховая компания «Прекрасный дар жизни» из Кливленда, штат Огайо, должна выплатить в порядке возмещения морального ущерба пятьдесят миллионов долларов. С подробностями вас знакомит Родни Фрейт.

Я не могу сдержать улыбку. На экране возникает Родни Фрейт, который, зябко поеживаясь, переминается с ноги на ногу перед давно опустевшим зданием суда округа Шелби.

— Эрни, около часа назад я беседовал с Полин Мак-Грегор, судебным секретарем, и она подтвердила, что примерно в четыре часа дня жюри присяжных по делу, которое вел судья Тайрон Киплер, вынесло вердикт о выплате двухсот тысяч долларов в порядке возмещения материального ущерба и пятидесяти миллионов долларов в качестве компенсации морального ущерба. Мне удалось также побеседовать с судьей Киплером, который отказался давать интервью перед камерой, но сообщил, что рассматривавшееся дело касалось обмана доверия клиентов со стороны компании «Прекрасный дар жизни». Подробностей судья не рассказывал, но добавил, что для штата Теннесси вынесенный сегодня вердикт — рекордный за всю историю. Несколько известных адвокатов, с которыми мне удалось побеседовать, подтвердили это. Лео Ф. Драммонд, представлявший сторону ответчика, от комментариев отказался. С Руди Бейлором, адвокатом истца, поговорить пока не удалось. Эрни?

Эрни благодарит его и переключается на крупную аварию, случившуюся на шоссе 55.

— Так ты выиграл? — спрашивает Келли. Она ещё не уверена, изумляться ей или нет.

— Да.

— Пятьдесят миллионов долларов?

— Да. Но деньги ещё не в банке.

— Руди!

Я небрежно пожимаю плечами, словно речь идет о будничном деле.

— Мне просто повезло.

— Но ведь ты только едва закончил учиться.

Что мне ей ответить?

— Это было нетрудно. Присяжные были на моей стороне, а факты — вообще конфетка. Комар носа не подточил бы.

— Ты говоришь так, будто такое случается каждый день.

— Увы, нет.

Келли берет пульт дистанционного управления и приглушает звук телевизора. Ей не терпится продолжить этот разговор.

— Ты просто делаешь вид, что тебя это не волнует. Не притворяйся безразличным.

— Ты права. Я гениальный адвокат. Остальные мне и в подметки не годятся.

— Вот, так оно лучше, — говорит она, пытаясь улыбнуться. Я уже настолько привык к её синякам, что перестаю замечать следы побоев. Не то, что сегодня днем в машине, когда я не мог от них глаз отвести. Ничего, не пройдет и недели, как Келли снова станет красавицей.

Эх, попался бы мне Клифф!

— И сколько же достанется тебе? — интересуется Келли.

— Тебе так не терпится знать?

— Просто любопытно, — отвечает она, по-детски хмурясь. Мы держимся за руки и воркуем, как влюбленные голубки.

— Мне причитается одна треть, но случится это ох как не скоро. Если вообще случится.

Келли поворачивается, чтобы прижаться ко мне, но лицо её искажает гримаса боли. Я помогаю ей лечь на живот. Келли с трудом сдерживает слезы, стиснув зубы от боли. Лежать на спине она не может.

Я ласково ерошу её волосы и нашептываю ласковые слова, пока нам не звонят по переговорному устройству. Это Бетти Норвилл. Наше время истекло.

Келли сжимает мою руку, а я осторожно чмокаю её во вздувшуюся щеку и обещаю снова заехать завтра. Келли умоляет меня остаться.

Преимуществ у моего триумфа на первом же судебном процессе хоть отбавляй. Единственный же пока недостаток настолько очевиден, что бросается в глаза: отныне мне суждено только катиться вниз по наклонной плоскости. Ведь каждый клиент будет теперь ждать от меня золотого дождя, а я вовсе не кудесник. Впрочем, убиваться из-за этого я не намерен.

Субботним утром я сижу в конторе и дожидаюсь прихода репортера с фотографом, когда звонит телефон.

— Это Клифф Райкер! — рычит мне в ухо хриплый голос, и я поспешно включаю запись.

— Что вам нужно?

— Где моя жена?

— Скажите спасибо, что не в морге.

— Я тебе надеру задницу, гаденыш!

— Говори, приятель, — великодушно дозволяю я. — Магнитофон включен.

Клифф мгновенно вешает трубку, а я задумчиво таращусь на телефон. Это уже другой аппарат, дешевая модель, купленная Деком в «Кей-марте».[15] Пока продолжался процесс, мы иногда, когда не хотели, чтобы Драммонд нас подслушивал, подменяли им старый аппарат.