Избранные статьи; Черная Тетрадь; Материалы к биографии; История Кукунора Сумпы Кенпо - Бидия Дандарон

«Мысли буддиста» — поразительно ясные и точные мысли. В первой части книги изложена общая концепция буддизма. При­меняя метод мадхьямаков-прасангиков (одна из школ северного буддизма), автор убедительно раскрывает единый источник всех буддийских концепций, показывает, что хинаяна (узкий путь осво­бождения), махаяна (путь соборного освобождения) и ваджраяна (путь безусловного нахождения буддовости) вырастают, как три вет­ви из одного ствола, и каждая из них имеет свои цветки и приносит свои плоды. С точки зрения закона и процесса совершенствования рассматривается история возникновения Земли и появление жизни на ней. При этом привлекаются данные современной науки. Сам Би­дия Дандарович говорил мне, что первая часть — это часть относи­тельная, она написана для нашего времени. Абсолютная часть — пути совершенствования — изложена во второй части книги. Как два рога на голове тантрийского божества Ваджрабхайравы сходятся во­едино в его теле (его системе), означая введение в единство двух ис­тин, абсолютной и относительной, так и в книге нашего Учителя све­дены воедино относительная и абсолютная истины буддийской теории и практики.

Здесь же началась деятельность Бидии Дандаровича по враще­нию колеса Дхармы — проповеди буддийского Учения. Проповедь Учения начинается не со слов. Проповедь — это отдача того, что у че­ловека есть. Когда буддизм впервые пришел в Тибет, тибетцы от­правлялись в Индию, находили Учителей, получали посвящения и наставления и возвращались на родину через 15-20 и более лет — после того как они реализовывали все, что они получили. Проповедь буддизма начинается с того, что в стране появляется Будда, и пропо­ведью может быть даже его громоподобное молчание. Бидия Данда­рович верил, что его Учитель Лубсан Сандан стал Буддой. Мы, уче­ники Бидии Дандаровича, верим, что сам он — Будда.

Первые ученики у Бидии Дандаровича появились еще до лагерей и в лагерях, среди них были люди разных национальностей. Но в 1965 г. произошло событие, которого, как рассказывал мне Бидия Дандарович, он уже ждал. К нему приехал первый ученик с Запада. Вскоре и другие ученики с Запада России, из Украины, из Прибалти­ки стали приезжать к Бидии Дандаровичу. Всего на процессе 1972 года было названо более 60 учеников, приезжих и местных. Так естественно образовалась мирская сангха, община учеников одного Учителя.

В его деле Учителю помогали некоторые ламы: вернувшийся из ссылки Ц. Гатавон, настоятель Иволгинского дацана Ц. Цыбенов, лама того же дацана Гэндун-Цырен, Дид-Хамбо (впоследствии Хамбо-лама) Жимба-Жамцо Эрдынеев и другие.

Затем европейские ученики стали появляться и у некоторых лам Иволгинского и Агинского дацанов, у стариков, поселившихся в се­лах Бурятии и Аги после лагерей и ссылок.

Кроме устных наставлений, которые давал своим ученикам Би­дия Дандарович, он перевел для своих учеников ряд текстов с тибет­ского и монгольского языков. В основном это были тексты, связан­ные с тантрийской практикой. Но не только. В 1971-1972 гг. он переводил на русский язык книгу великого тибетского йогина Нацог-Рандола «Карнатантра»[312]. Здесь, в частности, изложены основы дзогчена — «великого завершения». Переводы текстов такого рода на английский язык стали появляться лишь в последние годы...

На работе я сидел в одном кабинете с Бидией Дандаровичем око­ло двух лет. Общение с этим удивительным человеком оставило во мне и во многих людях, общавшихся с ним, глубокий след. Не говоря уже об учениках, к Бидии Дандаровичу обращались тибетологи, буддологи, монголисты, за консультациями приходили писатели (Д. Батожабай), приходили поговорить поэты (Д. Улзытуев). Совместно с Б. Санжиным Бидия Дандарович написал историческую повесть «Путь праведный» о вхождении Бурятии в состав России.

Однако простить буддийское мироощущение власти ему не мог­ли. Будучи как-то вызван в обком, в ответ на упреки в том, что он не скрывает, что он буддист, Бидия Дандарович сказал: «Хоть сажайте меня, хоть расстреливайте, но я буддистом родился, буддистом живу и буддистом умру».

В августе 1972 г. Бидия Дандарович был арестован. Еще за не­сколько месяцев до этого он как-то сидел в комнате задумчивый, пе­ребирал четки. Неожиданно, обращаясь ко мне (больше никого в комнате не было), он произнес: «Видимо, этого не избежать. Ниче­го нельзя сделать. Скоро нас будут арестовывать. Но я думаю, что наши Учителя не допустят, чтобы наши ребята сидели по дурдо­мам. Они выйдут». И все. Больше к этой теме Бидия Дандарович долго не возвращался. В июле 1972 г. Учитель начал свою последнюю прижизненную проповедь, которая длилась до дня его ухода 26 ок­тября 1974 года, и набат ее слышен до сих пор.

О суде писать неприятно: следствие велось откровенно тенденци­озно, прокуратура была вызывающе агрессивна, суд был болен и по­слушен.

Приведу лишь несколько характерных эпизодов.

С участием оперработников был проведен ряд негласных и глас­ных обысков, причем в протоколах гласных обысков без обиняков писали: обыск проводится «с целью отыскания и изъятия буддий­ской литературы и предметов буддийского культа».

В нарушение закона большинство учеников Бидии Дандаровича были насильно подвергнуты психиатрической экспертизе до предъ­явления обвинения. В результате амбулаторного (!) обследования четверо были признаны невменяемыми, естественно, с диагнозом «вялотекущая шизофрения». Как это происходило, я знаю по себе. Меня подвергли принудительной экспертизе дважды. Первый слу­чай просто комичен, второй трагикомичен — от диагноза «вялотеку­щая шизофрения» меня спасло некоторое знание латыни. А было это так.

Первый раз меня обследовала женщина — психиатр в спецприемнике МВД, куда я и мои друзья были посажены за наши настойчи­вые требования взять у нас показания, так как вначале следствие допрашивало только тех, кто мог дать или кого можно было заста­вить дать нужные следствию показания. В ходе «ознакомительной беседы» психиатр на свой очередной вопрос «Как вы родились?», получила бесхитростный ответ: «Не помню». «Как так?», — удиви­лась психиатр, — «Я очень маленький был, и естественно, что не помню, как я рождался». — «Ну, я имею в виду, нормально ли?» — Поскольку я веду себя нормально и разговариваю с Вами нормально, то я думаю, что — нормально». Психиатр была обескуражена, пре­рвала собеседование и отпустила меня с миром обратно в камеру.

Второй раз «собеседование» со мной проводил главный психи­атр Улан-Удэ. В ходе «беседы» он задал мне вопрос о моем отношении к Бидии Дандаровичу, на что получил ответ: “Omnia mea mecum porto”. На эти слова он очень спокойно заметил: «Я восточных язы­ков не понимаю». — «Простите, но вы ведь окончили мединсти­тут?» — «Да». «Значит, вы изучали латынь. А я ведь ответил вам на латыни. Но если вы ее забыли, готов для вас перевести на невосточ­ный русский язык: “все свое ношу с собой”. В том числе и мнение свое о людях я держу при себе, и делиться им с вами у меня нет осно­ваний».

Присутствовавшие врачи с трудом удерживали смех, прыская в ладони. Главный психиатр весь побагровел, минуты три, превозмо­гая себя, сидел молча, затем сквозь зубы процедил: «Идите». Свиде­телем последовавшего телефонного разговора с прокурором, курато­ром следствия, был В. Ш. Аранов, бывший в это время на допросе у этого прокурора.

Я же настаивал, чтобы вы еще и этого обязательно признали невменяемым, — говорил в трубку прокурор.

Я вам и так четверых невменяемыми сделал, а этого не могу, не могу, не могу! — кричал в ответ главный психиатр.

На суде обвинение основывалось на данных «научно-атеистиче- ской, искусствоведческой» экспертизы, подготовленной непосредст­венным начальником Б. Д. Дандарона[313], неспециалистом по буддиз­му, и известной ученой-атеистом[314], которая не решилась даже явиться в суд для защиты своей экспертизы. В тексте «экспертизы» были столь явные нелепости, что суд вынужден был отклонить ее. Так, в «экспертизе» утверждалось, что «буддизм есть насилие, в нем существуют изуверские секты», авторы «экспертизы» позволили себе ряд замечаний, выходящих за рамки их задачи и представляю­щих просто нападки на Б. Д. Дандарона и обвинения его в «преступле­ниях». Явившийся же на суд «эксперт», не будучи способным ответить ни на один из специальных вопросов адвоката Н. Я. Немеринской, во­обще отказался говорить, ссылаясь на то, что он не компетентен в вопросах буддизма.

Известного эстонского востоковеда Л. Мялля оперработники трижды пытались арестовывать уже в суде, чтобы он, как непосред­ственный свидетель некоторых эпизодов, не смог дать показаний, расходящихся с версией следствия. Я смог отбить его (я выражаюсь не фигурально), за что мне один из оперативных работников посу­лил большие неприятности (действительно, после этого мне не один раз устраивали провокации).