Ген. Очень личная история - Сиддхартха Мукерджи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эбштейн понимал, что нельзя начинать поиск, не дав строгих определений категориям личностных свойств, которые он хотел бы связать с генами. В конце 1980-х психологи, изучавшие разновидности человеческого темперамента, предположили, что анкета всего с сотней вопросов из разряда «правда или ложь» может эффективно классифицировать личность в соответствии с четырьмя ее базовыми чертами (шкалами темперамента): с поиском новизны (импульсивный или осторожный тип), с зависимостью от поощрения (чуткий или отстраненный), с избеганием риска (тревожный или спокойный) и с упорством (верный цели или переменчивый). Близнецовые исследования указали на то, что в каждом из этих типов личности силен генетический компонент: результаты таких опросов демонстрировали более 50 % конкордантности по баллам у идентичных близнецов.
Эбштейна особенно заинтересовал один из этих типов. Искателей новизны – или неофилов – характеризовали как «импульсивных исследователей, переменчивых, возбудимых и экстравагантных» (представьте Джея Гэтсби, Эмму Бовари, Шерлока Холмса). В отличие от них, «неофобов» описывали «задумчивыми, негибкими, верными выбранной позиции, терпеливыми, медлительными и бережливыми» (подумайте о Нике Каррауэйе, вечно страдающем Шарле Бовари, вечно помогающем докторе Ватсоне). Самые отъявленные искатели новизны – величайшие из всех Гэтсби – казались едва ли не зависимыми от стимуляции и возбуждения. Да что там результаты – темпераментным было само их поведение при прохождении теста. Они могли оставлять вопросы без ответов. Они могли расхаживать по комнате в поисках выхода. Зачастую они безнадежно, невыносимо скучали.
Эбштейн собрал группу из 124 волонтеров и попросил их ответить на стандартный набор вопросов для оценки поведенческой черты «поиск новизны» («Часто ли вы пробуете что-то просто ради веселья или острых ощущений, даже если большинство считает, что это пустая трата времени?» или «Как часто в своих действиях вы руководствуетесь тем, что в данный момент чувствуете, и не задумываетесь о том, как это делалось в прошлом?»). Затем с помощью молекулярных и генетических методов он провел генотипирование этой группы, сосредоточившись на подходящем наборе генов. Эбштейн обнаружил, что у самых ярых искателей новизны[1019] непропорционально широко представлена одна генетическая детерминанта – особый вариант гена D4DR, кодирующего дофаминовый рецептор D4. (Такой вид анализа обычно называют поиском ассоциаций, потому что он определяет гены по их связи с конкретным фенотипом – с экстремальной импульсивностью в нашем случае.)
Нейромедиатор дофамин – молекула, которая передает химические сигналы между нейронами, – глубоко вовлечен в работу мозговой системы вознаграждения. Это один из самых могущественных нейрохимических сигналов: крыса, которой вручают рычаг для электрической стимуляции чувствительного к дофамину центра вознаграждения, стимулирует себя до смерти, полностью пренебрегая едой и питьем.
Рецептор D4 действует как стыковочная станция для молекул дофамина, откуда сигнал передается внутрь чувствительных к дофамину нейронов. С точки зрения биохимии вариант, ассоциированный с поиском новизны, – D4DR с семью повторами (D4DR-7R)[1020] – притупляет чувствительность к дофамину, что, возможно, увеличивает потребность во внешней стимуляции для достижения обычного уровня вознаграждения. Это как застревающий рубильник или обернутый тканью ресивер: нужен рывок помощнее или голос погромче, чтобы их включить. Искатели новизны пытаются усилить сигнал, стимулируя свой мозг все более и более высокими степенями риска. Биохимически они напоминают закоренелых наркоманов или крыс из эксперимента с дофаминовой стимуляцией – за исключением того, что наркотиком у них выступает естественное химическое вещество мозга, которое само вызывает воодушевление.
Это исследование Эбштейна подтвердили еще несколько научных коллективов. И здесь просматривается интересная параллель с миннесотским исследованием близнецов: D4DR не служит «причиной» определенного типа личности или темперамента, он лишь определяет склонность к темпераменту, требующему поиска стимуляций и возбуждения, – первую производную от импульсивности. Конкретная природа стимуляции разнится в зависимости от контекста. Одни сочетания средово-генетических обстоятельств могут сформировать в человеке самые возвышенные качества – исследовательский настрой, энтузиазм, тягу к творчеству, а другие – закрепить импульсивность и жестокость, способствовать развитию зависимостей и депрессии. Ученым удалось связать вариант D4DR-7R как со всплесками целенаправленной творческой активности, так и с синдромом дефицита внимания – это кажется парадоксальным, если не принять во внимание, что за оба состояния может отвечать один и тот же импульс. Самые смелые из исследований человека каталогизировали географическое распределение этого варианта. Оказалось, что у кочевых и мигрирующих популяций D4DR-7R встречается чаще. И, похоже, его распространенность увеличивается по мере удаления от первоначального места выхода людей из Африки. Возможно, именно коварный стимул, посылаемый[1021] вариантным D4DR, спровоцировал эту миграцию, бросив наших предков в море. Да и многие атрибуты нашей беспокойной, тревожной современности могут оказаться продуктами беспокойного, тревожного гена.
Тем не менее исследования этого варианта D4DR было сложно воспроизвести на разных популяциях и в разных условиях. В какой-то степени это точно связано с зависимостью поиска новизны от возраста. Наверное, вполне предсказуемо, что исследовательский импульс в значительной мере гасится в районе 50 лет и соответствующие различия стираются. Географические и расовые вариации тоже модулируют влияние D4DR на темперамент. Но самым вероятным объяснением недостатка воспроизводимости кажется относительная слабость эффекта D4DR-7R[1022]. По оценке одного исследователя, вкладом D4DR можно объяснить не более 5 % межиндивидуальных различий в поведении, связанном с поиском нового. D4DR, скорее всего, лишь один из многих – может, из десятка – генов, определяющих этот аспект личности.
Гендер. Сексуальные предпочтения. Темперамент. Личность. Импульсивность. Тревожность. Выбор. Одна за другой самые загадочные сферы человеческого опыта в наших глазах постепенно обрастают генами. Элементы поведения, которые считались во многом или даже полностью обусловленными культурой, личным выбором и средой либо уникальной конструкцией из самости и идентичности, на поверку оказались удивительно зависимыми от генов.
Но самым удивительным стало, наверное, то, что мы этому удивились. Если мы принимаем факт, что вариации генов влияют на разнообразные аспекты человеческой патологии, то едва ли можно изумляться тому, что они влияют и на разнообразные аспекты нормальности. В этой идее заложена фундаментальная симметрия: механизм, по которому гены вызывают заболевания, в
