Кровавое евангелие - Джеймс Роллинс

Томми нахмурился, считая, что этот человек его разыгрывает.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Священник засмеялся, а по спине Томми пробежал холодок.

— Как это грубо с моей стороны. Нет, я не такой, как ты. Я такой, как Альёша.

— Так кто вы?

— Я — Григорий Ефимович Распутин. И мы с тобой будем большими друзьями.

Над головой этого человека закрутилась стая серых голубей — а в их гуще, в вышине, кружилась в танце белоснежная птица, ловя своим телом лучики света, такие редкие в этот пасмурный день. Взгляд Томми неотрывно застыл на ней — он вспомнил ту самую раненую птицу в Масаде, голубя со сломанным крылом. Он вспомнил, как подбирал эту раненую птицу, — то было как раз перед тем, как его жизнь раскололась вдребезги.

Может быть, именно этот акт доброты и милосердия и определил его дальнейшую судьбу?

Мальчик сощурился, видя, что белая птица устремилась вниз, пролетая над ними. Она смотрела вниз на Томми — сперва одним глазом, затем другим.

Томми содрогнулся и оторвал взгляд от небес.

Глаза птицы светились зеленым светом, подобно пуговицам из драгоценного малахита. Так же как и у голубя в Масаде.

Как это могло быть? Как такое вообще могло быть?

В любой момент я могу проснуться в палате, и в моем теле будут трубки, по которым в меня будут вливаться лекарства.

— Я хочу вернуться обратно к моим прежним друзьям, — объявил Томми, ничуть не заботясь тем, что он говорит тоном обиженного нетерпеливого ребенка.

— Ты обретешь великое множество новых друзей за время своей долгой-долгой жизни, — успокоил его Распутин. — Такова твоя судьба.

Томми снова посмотрел на птиц. Он хотел быть в вышине и свободно летать с ними. Почему это не может быть его судьбою?

Он так хотел бы иметь крылья.

Глава 65

29 октября, 05 часов 54 минуты

по центральноевропейскому времени

Святилище под базиликой Святого Петра, Италия

Рун коснулся своего креста. Они победили в сражении. Его передернуло от мысли, насколько велик был для них шанс потерять все. Но они все-таки победили.

Елеазар молчал. Он снова повернул Книгу к себе и, водя пальцем по строкам, снова читал их, как будто в первый раз их содержание было понято им неверно. Но все было тем же самым.

— Итак, первое сражение мы выиграли, — сказал Джордан.

— А как понимать эту «Войну Небес»… и кто такой «Первый Ангел»? — спросила Эрин.

— Мы нашли Книгу, — с твердой уверенностью объявил Джордан. — Мы сможем найти и Ангела. Бьюсь об заклад, что этот Ангел наверняка больше, чем Книга. Так о каких трудностях можно говорить или я не прав?

— Прав. — Эрин засмеялась и склонилась к нему.

Солдат был прав. Они уже сделали невозможное.

— С чего нам начинать? — спросил Рун, глядя на Елеазара.

Тот нахмурил брови.

— С пророчества. Возвращайтесь к пророчеству.

Рун ждал.

Елеазар повторил по памяти: «И настанет день, когда Альфа и Омега прольют мудрость его в Евангелие Драгоценной Крови, которым сыны Адама и дочери Евы смогут пользоваться во дни, когда будет им это необходимо.

До наступления этого дня благословенная книга сия должна быть спрятана в колодце, в глубочайшей тьме и сохраняться Девочкой с утраченной девственностью, Рыцарем Христовым и Мужем-Воителем.

В свой черед другое трио вернет эту книгу из тьмы на свет. И только Женщина, умудренная Знанием, Рыцарь Христов и Муж-Воитель смогут открыть Евангелие Христа и явить миру славу Его».

— Так мы же это сделали, — сказал Джордан. — Что мы должны сделать еще, чтобы найти того самого Ангела?

Елеазар закрыл Книгу.

— Это может никогда и не произойти.

— Почему нет? — спросил Джордан, нахмурив брови. — Мы же нашли Книгу, верно?

Елеазар вздохнул, и вместе с этим вздохом из сознания Руна улетучилась вся прежде бывшая в нем надежда.

— Существует вероятность того, что эта троица уже распалась, — предостерег Елеазар.

«О чем говорит Воскресший? — спросил себя Рун. — Как эта троица может распасться? Они же все здесь». Он положил одну руку на рукав Джордана, вторую — на рукав Эрин.

И тут женщина закрыла глаза и лицо ее побледнело.

— Что с тобой, Эрин? — всполошился Джордан.

Она, кашлянув, прочистила горло.

— А что, если я не являюсь частью троицы? Что, если я не являюсь Женщиной, умудренной Знанием?

— Да о чем ты говоришь? Конечно, это ты. Ты раскрыла тайну Евангелия. Без тебя мы никогда бы не нашли его. Ты же была там, когда мы превратили его в Книгу.

Солдат говорил настоятельно-терпеливым тоном, никакого волнения не чувствовалось в его голосе.

Но спина Руна похолодела от страха.

— Вспомните слова пророчества, — обратилась к ним Эрин. — Там сказано, троица откроет Евангелие Христово и откроет Его славу миру.

— И? — спросил Джордан.

Эрин в отчаянии покачала головой.

— Я же не присутствовала тогда, когда Книга открылась. Я ведь не переступала порога базилики до тех пор, пока золотое свечение не появилось из Книги. А ты был при этом. И Рун был. А меня не было. Я была за пределами базилики с гвардейцами охраны.

— И ты думаешь, что это так важно? — усомнился Джордан. — Что значит один шаг через порог?

— Если я не являюсь Женщиной, умудренной Знанием, ею была Батория. — Эрин еще раз глубоко вдохнула. — И я убила ее.

Рун старался найти изъян в ее логике, но, как всегда, не нашел. Все были уверены в том, что Эрин и есть Женщина, умудренная Знанием: она была в Масаде, в Германии, в России и в Риме. Но ведь и Батория тоже была во всех этих местах. Она всюду опережала их на один шаг. Она следовала всем указаниям, не пропускала ни одной зацепки, указывающих путь к Книге, и это она определила, как и где та может быть открыта. И именно она держала в руках Книгу после ее превращения.

Рун закрыл глаза, чувствуя, что все это, возможно, правда.

Был ли кардинал Бернард прав во всем, что касалось Элисабеты Батории? Уж не потому ли велиалы начали выбирать кого-либо из женщин в каждом поколении рода Баториев и привязывать ее к исполнению своих гнусных деяний, а также и для того, чтобы хранить Женщину, умудренную Знанием среди своей паствы?

Если это правда, то как они могли даже надеяться на то, чтобы найти Первого Ангела?

По словам кардинала Бернарда, женщина, убитая в некрополе, была последней в цепи женщин в роде Баториев. Но Рун знал, что дело обстояло не совсем так.

— Вы говорите что-то не то, — сказал Джордан, прерывая его мысли. — Эрин проделала всю тяжелую работу, связанную с этим делом. А Батория мертва. Если Книга настолько ценна и необходима, то почему с ней связана столь трудно разрешимая задача?

— Этот Воитель не лишен разума, — многозначительно изрек Елеазар. — Возможно, он говорит правду. Пророчество часто бывает похожим на меч, с обеих сторон которого расположены лезвия, и эти лезвия рубят всякого, кто пытается разъяснить смысл пророчества.

Эрин выглядела неубежденной.

Елеазар, наклонив голову, пристально посмотрел на Руна. Тот понял, что не все еще потеряно.

— У меня есть другой вопрос, который я хотел бы обсудить с падре Корцей, — сказал Елеазар, обращаясь к остальным присутствующим. — Не могли бы мы поговорить наедине?

— Разумеется, — согласилась Эрин, и они с Джорданом отошли.

Когда эта пара скрылась из глаз, Елеазар заговорил снова, но теперь шепотом:

— Ты должен отказаться от этой женщины, Рун. Я видел твое сердце, но из этого ничего не выйдет.

Рун слышал правду в этих словах, они пронизывали его до самых костей.

— Так я и сделаю.

Елеазар смотрел на Руна пристальным и тяжелым взглядом, который как будто снимал с его тела плоть и обнажал его кости. Возникшее при этом чувство не успело воздействовать на Корцу, поскольку Елеазар сразу спросил о другом:

— Может быть, существует другая линия Женщин, умудренных Знанием?

Рун наклонил голову, пряча глаза от этого проницательного взгляда. Он знал, в чем суть этого вопроса. Он должен признать все свои грехи, раскрыть все свои тайны, а иначе мир может пропасть.

Его глаза, смотревшие на Елеазара, были полны слез.

— Ты просишь слишком многого.

— Это необходимо сделать, сын мой. — В голосе Елеазара ясно слышалась жалость. — Мы не можем вечно прятаться от своего прошлого.

Рун знал, что сам Елеазар отрешился от очень многого ради этого мира, — и знал также, что сейчас мысленный взор Елеазара обращен в его прошлое.

Рун сунул руку в глубокий карман своей сутаны и вытащил из него куклу, которую подобрал в усыпальнице в Масаде. Кукла, сшитая из кожи, затвердевшей от времени, была изорвана и изношена донельзя, одного глаза не хватало. Он положил этот маленький, но причиняющий сильную боль предмет на открытую ладонь старца.