Бремя страстей - Лайза Джексон

Фелисити зыркнула на него так, словно хо­тела обратить в соляной столб.

— А при чем здесь репортер? Говорю те­бе — здесь что-то не так. Они что-то затевают. И я собираюсь выяснить — что. Если хочешь, идем вместе, поскольку это может иметь от­ношение к истории с пожаром.

— А я-то здесь при чем?

Она решительно подошла к двери кабинета, захлопнула ее и встала, прислонившись к ней спиной.

— Нам обоим известно, что в ночь пожара тебя дома не было, и как мне кажется, ни ты, ни я не хотим, чтобы помощнику шерифа Уил-сону дали понять, что ты, возможно, находил­ся на лесопилке.

—   Меня там не было!

—   Тогда где же ты был, дружок, а? — Фели­сити сложила руки на груди. — И где ты пропа­дал— позволь спросить — той ночью, когда сгорела мельница, когда погибла Энджи? Все подумали, что ты был с мной. Выходит, мне дважды пришлось тебя покрывать. — Фелиси­ти демонстративно отогнула два пальца, отча­янно пытаясь сдержать кипевшую в ней ярость, но годы лжи и бесконечная вереница тревож­ных дней и ночей, когда в ней все еще теплилась надежда, что ее непутевый муж все-таки обра­зумится, взяли свое. Она была вне себя — а тут еще проблема с Анджелой.— Я никогда не спрашивала тебя, где ты был той ночью сем­надцать лет назад; просто покорно лгала, хотя и знала, что ты путаешься со своей сестрой.

—   Что? Я… Ты с ума сошла!

—   Не разыгрывай из себя оскорбленную невинность. Неужели ты думаешь, я не знаю, от кого Энджи забеременела?

—   Не понимаю, о чем ты.— Деррик изо­бразил искреннее изумление. Видит Бог, в ис­кусстве обмана он поднаторел не меньше Фе­лисити.

—   Я видела тебя с ней, Деррик! Я знаю, что ты трахался со своей сестрой. И тем не менее я подтвердила твое алиби на ту ночь, когда она погибла в огне пожара.

—И ты думаешь, это сделал я? Что это я сжег ее?

—   Не думаю, а знаю, дорогой. Чего я не могу взять в толк, так это зачем тебе несколь­ко месяцев назад понадобилось поджигать ле­сопилку. Разве что предположить, что ты при­ревновал и Кэссиди к Чейзу…

—   Ты свихнулась!

—   Хочешь убедить меня, что ты не спал со своей сестрой? Что не чувствовал к ней влечения?

—   Не понимаю, как тебе могло прийти такое в голову. Бред какой-то! — Деррик недо­умевающе развел руками, однако глаза выда­вали его. Он был таким же порочным, как и его отец. Раньше она надеялась, что смерть Энджи изменит его. Куда там!

—   Возьми себя в руки,— приказала она, хотя сама готова была провалиться сквозь землю. Никогда еще она не позволяла себе говорить с мужем в таком тоне и никогда еще так остро не чувствовала, что вся их жизнь висит на волоске.— Поговорим об этом позже. Сейчас мы должны быть в курсе того, что скажет твой зять, чтобы потом не вляпаться.

—   Но я не…

—   Заткнись! У нас больше нет времени лгать друг другу.

—   Чейзу почти ничего не известно,— про­бормотал он.

—   Надеюсь, что так. Но учитывая твой богатый послужной список, лучше мне убе­диться в этом самой.

Мрак окутал лес. Только осколок месяца да пригоршня рассыпанных по небу звезд роняли тусклый свет в реку Бродячей собаки, журча­щую на дне каньона. Санни закрыла глаза, каждой клеточкой ощутив, как ночь обволаки­вает ее. Ветер трепал ее седые волосы, шумел в ветвях деревьев и вздымал мелкую пыль вдоль каменистого берега реки. Одинокий фи­лин ухал в ночи, и были явственно слышны мягкие шаги, словно вышли на промысел ноч­ные обитатели леса. Но это не были люди или собаки… Однажды она уже позволила себе бес­печность и едва не поплатилась за это — ее заметили дети, которые сообщили о ней в по­лицию, и по ее следу пустили собак. Глупые создания. Для нее не составляло труда сбить их со следа…

Посещавшие ее видения становились все от­четливее, и она понимала, что пришла пора явить миру истину, какой бы неприглядной и страшной она ни оказалась. От этого зависе­ла судьба ее сыновей, и у нее не оставалось другого выбора. Пора разорвать порочный круг лжи. Собирая в сложенный из камней очаг сухие сучья и листья, она услышала, как по земле прокатился гул — приближалась гроза. Из складок широкой юбки она извлекла коро­бок спичек и первую страницу «Тайме» за про­шлый день с заголовком «Крупный лесопро­мышленник с Аляски не кто иной, как Бриг Маккензи». Ниже приводились фотографии юного Брига и Машалла Болдуина и была помещена статья, в которой проводилась па­раллель между пожаром семнадцатилетней давности и недавним, в котором погиб Бриг. Но она знала, что в пожаре погиб Чейз.

Санни глухо застонала, скорбя о сыне. Она ясно видела лица всех троих своих сыновей — но было среди них и другое, в котором она безошибочным чутьем угадала лицо убийцы.

— Смерть тебе и всем тем, кого ты лю­бишь,— прошептала она, чиркнула спичкой, и в ночном воздухе заплясали языки пламени, отбрасывая вокруг красноватые блики.

Больше не слышно было стонов филина, смолкли в подлеске шаги ночных обитателей, мерно потрескивал костер. Санни подбрасы­вала в огонь сухие сучья и загадочно улыба­лась чему-то.

Глава 24

— Я не могу больше существовать в атмо­сфере лжи!

Кэссиди стояла у двери с чемоданом в ру­ке, сжимая в кулаке ключи от джипа. Пресс-конференция показалась ей сущим адом. Ее все время мучило сознание того, что она гово­рит неправду. О Бриге. О Чейзе. Узнав, что Маршалл Болдуин и Бриг Маккензи— это одно и то же лицо, ее отец не нашел ничего лучшего, как грязно выругаться, а Дена лишь изрекла: «Все что Бог ни сделал — все к луч­шему». Кэссиди готова была сгореть со сты­да, вспоминая, сколько раз за два дня после разговора с Биллом Ласло ей пришлось врать— врать полиции, родным, знакомым, сослуживцам.

Ей требовалось время и одиночество, что­бы спокойно подумать. Чтобы разобраться в самой себе. Время, чтобы оплакать Чейза, время, чтобы принять Брига… в качестве кого? Не мог же он вечно играть роль ее мужа. Рано или поздно им придется во всем признаться; тайное станет явным— она жила со своим деверем, скрывая, что ее мужа нет в живых.

Кэссиди чувствовала себя совершенно поте­рянной: все зашло слишком далеко, и будущее их отношений с Бригом представлялось весьма сомнительным и непрочным. Она взялась за дверную ручку…

— Значит, уезжаешь?

Вздрогнув, она повернулась и увидела, что он, все еще заметно прихрамывая, направляет­ся к ней. Шрамы на гладко выбритом волевом подбородке лишь подчеркивали строгую кра­соту его лица; он казался таким же суровым и неприступным, как горы Аляски, где он про­вел в вынужденном изгнании долгих семнад­цать лет.

Зазвонил телефон, но они не обращали на него внимания. Очередные репортеры. Усмех­нувшись, она подумала о горькой иронии судь­бы: сколько раз она поднимала телефонную трубку в надежде услышать то, что хотела услышать. Его голос. Теперь ей не было до этого дела.