Письма. Часть 2 - Марина Цветаева

Дела мои ужасны, все притоки прекратились, перевожу, но больше даром, и часто-зря, т. е. на авось. Есть еще переводы анонимные, вернее перевожу — я, а подписывает другой. Получила за 60 стр. (машинных) Художественного перевода — 150 фр. Словом, бьюсь и, временами, почти разбиваюсь.

Алины заработки (figurines) тоже прекратились, зарабатывает изредка фр<анков> по 30, по 50 маленькими статьями (французскими» в кинематографических журналах, пишет отлично, но тоже нет связей. Рисование идет отлично (гравюра, литография, иллюстрация), даже блистательно, но кроме похвал — ничего.

Таковы наши безысходные дела. Группа уцелевших друзей собирает 250 фр. в месяц, но нас четыре человека — и сколько, этими деньгами, попреков.

Очень, очень прошу Вас, расскажите хотя бы часть из этого писателям, т. е. тем, кто ведает раздачей.

Сердечный привет, Люду и Наташу[1448] целую. Скажите Вере, что Муру завтра, 1-го, восемь лет.

МЦ.

11-го янв<аря> 1934 г.

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

Милый Борис Константинович,

Я как всегда с моим прошением — в последний час. Можно попросить Вас направить его куда следует? Я совершенно потеряла связь с людьми и с событиями: вожу и отвожу Мура в школу,[1449] топлю, тороплюсь, переписываюсь с Рудневым. Да! Если видаете Веру Николаевну,[1450] во-первых — кланяйтесь ей от меня, во-вторых — передайте, что Старый Пимен (ей посвященный) принят целиком — за исключением НЕСКОЛЬКИХ СЛОВ (о юдаизме Иловайского).

Обнимаю всех вас. Спасибо.

МЦ.

ДЕМИДОВУ И. П

<1933>

Многоуважаемый Г<осподи>н Демидов,

(Мы с вами познакомились в поезде, когда уезжал Кн<язь> С. М. Волконский.)

Посылаю Вам стихи для Последних Новостей и очень хотела бы, чтобы их напечатали вместе.[1451] Также буду просить о сохранении даты написания, чтобы не удивлять читателя разностью моих нынешних стихов и этих, между которыми целое двадцатилетие. Искренне уважающая Вас

Марина Цветаева

Эти стихи я выбрала как наиболее понятные для читателя. У меня их целая книга, неизданная.

Прошу во втором стихотворении сохранить эпиграф (Принцесса, на земле и т. д.),[1452] т. е. не слить его с текстом.

ЗЕЕЛЕРУ В.Ф

4-го февр<аля> 1933 г.

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

Многоуважаемый Г<осподи>н Зеелер,

Очень прошу Вас выдать моей дочери Ариадне Сергеевне Эфрон сумму (160 фр.? прилагаю письмо Б. К. Зайцева), назначенную мне Союзом с писательского вечера. Заранее благодарная

М. Цветаева

10-го июня 1933 г.

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

Многоуважаемый Владимир Феофилактович,[1453] Обращаюсь к Вам с большой просьбой: выдать мне деньги с тургеневского вечера по возможности сейчас же.[1454] О моем крайне-бедственном положении знают Бальмонты, и Вам его в любую минуту подтвердят. Да и не только Бальмонты.

Вторая просьба в картах d'identite,[1455] которые меня крайне тревожат, время идет, у нас был чиновник из Префектуры, а о свидетельствах Союза Писателей ни слуху ни духу, я совершенно не знаю, что мне делать, но одно знаю с совершенной ясностью, что никогда у меня не будет 200 фр., чтобы заплатить за себя и мужа, если свидетельства не поспеют вовремя. Да даже и ста.[1456]

Если Вам трудно письменно, изъясните, пожалуйста, моей дочери на словах, В ЧЕМ ДЕЛО И ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ СВИДЕТЕЛЬСТВА ПОЛУЧИТЬ.

Писала Вам о том же четыре дня назад.

Уважающая Вас

М. Цветаева

<7-го мая 1935 г.>

Дорогой Владимир Феофилович!

Очень прошу уделить мне что-нибудь с Пушкинского вечера. Прилагаю прошение. И конверт с адресом и маркой — не обижайтесь! Это я, зная Вашу занятость, для простоты и быстроты — с большой просьбой черкнуть ровно два слова: есть ли надежда на получку и когда за ней. Я ведь по телефону звонить не умею, а ехать на авось мне невозможно, я ведь целый день (8 концов!) провожаю сына в школу.

Сердечный привет!

М. Цветаева

РУДНЕВУ В. В

2-го марта 1933 г.

Clamart (Seine)

10, Lazare Carnot

Милый Вадим Викторович,

Только что получила оттиски,[1457] — самое сердечное спасибо! Страшно тронута, что Вы об этом подумали. Читали ли, кстати, отзыв Адамовича? По-моему — милостиво.

И большое спасибо за налоговые советы — Вы правы (и Ремизов прав!) — проще всего и дешевле всего — платить.

Конец Макса, надеюсь, получили.[1458] С Вашей оценкой («раболепство») несогласна, это — чистейшая моя ему за себя и за многих и заслуженнейшая им БЛАГОДАРНОСТЬ. Но спорить не будем — как никогда не спорил Макс.

Очень рада буду когда-нибудь повидаться с Вами лично, скоро весна, — Вы наверное любите лес? Мы близко, — приедете на целый день, погуляем и побеседуем — в мире.

Сердечный привет и еще раз спасибо

МЦ.

19-го мая 1933 г.

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

Милый Вадим Викторович,

Мое отношение к Максимилиану Волошину Вам известно из моей рукописи.

Мое отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: Макса в Революцию, его конца и всего конца. Вам известно из моего устранения от всякого соучастия.

Причины, заставившие меня моей рукописи не взять обратно. Вам не могут не быть известны.

И, наконец, моя оценка письма Маргариты Сабашниковой для Вас несомненна.[1459]

Чего же вы от меня хотите — и ждете??

А насчет «экстренных мер» — автор человек бесправный и ничего (внешне) не может, особенно в наши дни.

Прилагаю письмо М. В. Сабашниковой.

Всего доброго

Марина Цветаева

10, Rue Lazare Carnot 11-го июля 1933 г.

Clamart (Seine)

Дорогой Вадим Викторович,

Спасибо за деньги и за корректуру,[1460] но подлинника еще (11-ое июля) не получила. Пока сличаю без.

Если Вы не очень торопитесь с корректурой, я сама прошу Ходасевича,[1461] послав ему текст (не из корректуры, конечно!) По-моему — у него «lе beau rôle»[1462] — терпения и, даже, мученичества, но… Бог его знает!

(Если бы Вы знали как цинически врет Георгий Иванов в своих «воспоминаниях», все искажая! И как все ему сходит с рук! Но раз он на меня нарвался — и ему досталось по заслугам.)

Ответьте, пожалуйста, когда крайний срок корректуры. Если тотчас — разоритесь на pneu, я тогда заменю «Ходасевича» просто «поэтом».

До свидания. Спасибо. Скоро будем соседи, тогда придете в гости.

МЦ.

Вы меня авансом страшно выручили!

19-го июля 1933 г.

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

Милый Вадим Викторович,

Полное разрешение Ходасевича проставлять его имя: он мне вполне доверяет. Письмо его храню как оправдательный документ.

Я не знаю, кто правил корректуру, — Вы или М. Вишняк, но там предложены (карандашом) некоторые замены (мужской род на женский, знаки), которые я, в случае несогласия, восстанавливаю в прежнем виде. (Речь о пустяках, упоминаю для очистки совести!) Мне очень жаль (Вам — нет, конечно!), что моя корректура идет к Вишняку, а не к Вам, мы с Вами хотя и ссоримся — но в конце концов миримся, а с Вишняком у меня никакой давности…

Ходасевич отлично помнит Марию Паппер и, вдохновленный мною, сам хочет о ней писать воспоминания. Видите, какой у этих одиночек (поэтов)[1463] — esprit de corps[1464] и имя дал — и сам вдохновился!

Написал мне, кстати, милейшее письмо, на которое я совершенно не рассчитывала — были какие-то косвенные ссоры из-за «Верст»,[1465] и т. д.

Все это потому, что нашего полку — убывает, что поколение — уходит, и меньше возрастнóе, чем духовное, что мы все-таки, с Ходасевичем, несмотря на его монархизм (??) и мой аполитизм: гуманизм: МАКСИЗМ в политике, а проще: полный отворот (от газет) спины — что мы все-таки, с Ходасевичем, по слову Ростана в передаче Щепкиной-Куперник: — Мы из одной семьи, Monsieur de Bergerac![1466] Taк же у меня со всеми моими «политическими» врагами — лишь бы они были поэты или — любили поэтов.