Возвращение мастера и Маргариты - Мила Бояджиева

Роланд улыбнулся ей:

- Примерно. Похоже, очень похоже! - и свистнул, призывая в путь. Кони сорвались с места, всадники вытянулись в цепочку и понеслись в звенящем безмолвии.

"Похоже, похоже!" - мчалось за Маргаритой эхо.

Так летели в молчании долго, пока печальные леса не утонули в земном мраке, увлекая за собой тусклые лезвия рек. Внизу появились нагромождения горных хребтов, светились смутно вековые снега, чернели пропасти, в которые не проникал свет. И все это двинулось на всадников, резко замедливших лет. Роланд осадил своего коня на каменистой, плоской вершине. Рядом беззвучно приземлились остальные. Бездонные провалы окружали площадку и мглистый сумрак клубился у ног, но Маргарита улыбалась, устремив взгляд вдаль. Нечто подобное радуге, многоцветной аркой раскинулось на горизонте и на нее указал Роланд.

- Вам туда, господа. Пора прощаться.

- Что там? - насторожилась Маргарита, не в силах оторвать глаз от притягивающего сияния.

- Заграница. Лично у нас въездной визы нет, - Роланд усмехнулся тонкими губами. - Не могу знать, как решится ваша участь в ТОМ самом ведомстве, но полагаю, вас ждут прелюбопытнейшие встречи.

- Выходит, нам предстоит суд? - догадался Мастер.

- Ну... - Роланд замялся, - скажем так: предстоят серьезные дебаты. Во всяком случае, к нам вас вряд ли направят.

- У нас будет выбор?

- Снова потянуло к излюбленным колебаниям? У вас будет достаточно возможности, что бы наделать новых глупостей. Вы ведь боитесь лишиться шанса на безрассудство? Вас все еще влечет риск?

Маргарита отрицательно покачала головой:

- Я боюсь только одного - разлуки.

- Уж будьте спокойны - вас никогда не разлучат, - Роланд печально улыбнулся. - И последнее замечание. Относительно той давней истории, что вспоминала Маргарита Валдисовна.

Маргарита вгляделась в лицо Роланда скрытое тенью так, что совершенно не возможно было разобрать выражения. - Вы имеете в виду роман о Понтии Пилате и Иешуа... вы как то упомянули, что мудрые богословы назвали ее "Евангелием от сатаны" и собирались привести контраргументы.

- Противоборство Иешуа и Пилата - вечный спор трусости и бесстрашия, непреклонности и компромисса, добра и зла. Трудный спор, но победил сильнейший - измученный, полуживой, вооруженный лишь своей верой в добро человек. Уверяю, друзья мои, сатана здесь никак не замешан. Поскольку заинтересован как раз в обратном.

- Но вы не сатана, экселенц! - живо воскликнул Мастер. - Вы лишь пользуетесь прикрытием этого ведомства.

Роланд зажал рот перчаткой и его плечи дрогнули.

- Не могу здесь шуметь, возможен страшнейший камнепад. Прощайте, мыслители. Согласитесь, мы неплохо провели время. - Его странное лицо в последний раз вспыхнуло и погасло, как на оборвавшейся кинопленке.

- Прощайте... - Мастер и Маргарита почувствовали, что между ними и свитой Роланда, словно шлагбаум, пала незримая черта. Они теперь стояли на камнях, их горячих коней поглотил мрак. Медленно, словно перрон за окном уходящего поезда, тронулась и поплыла во тьму пятерка всадников. Вот они превратились в темное пятно, слившись с окутавшей скалы тенью.

Какая-то сила легонько оторвала от земли и подняла влюбленных. Крепко держась за руки, мастер и Маргарита устремились вверх, с трепетом вглядывались в тайну. Чем теплее и ярче становился вокруг золотистый воздух, тем дальше уходила тьма, разливаясь и тая, подобно туману. Река нежности и любви омывала покоем. И Свет, животворящий свет, протекал сквозь пугливое бытие тел, бережно унося в неведомое их бессмертную Суть...

...Экселенц, их наградят покоем? - спросил Батон.

- Стоит надеяться.

- Возможен и вариант Света, - задумался Шарль.

- Не будем гадать. Нам не дано постичь ЕГО замысел, - сдержанно отозвался Роланд.

- А вы уверенны, что мы опекали и спасали именно тех, кто покинул Вечный приют много лет назад? Я приглядывался очень внимательно и не мог понять - они ли? Многое, конечно, очень многое совпало... И такая любовь... - задумчиво смотрел в след удалившимся ученый паж.

- Не узнаю вас, друзья, вы продолжаете плутать в догадках, вместо того, чтобы, наконец, заглянуть в информационный блок. Игра окончена, мы в праве открыть карты, - Волан поднял руку, призывая светящийся барабан.

- Не торопитесь, экселенц! Пожалуйста! - попросили все хором.

- Оставим крошечную лазейку иллюзии. Ведь именно приверженность ей придает людям несокрушимое обаяние, - сказал Батон.

- Беспечность и силу, - добавил Шарль.

- Отвагу и стойкость, - уточнил Амарелло.

- А любовь? - Зелла рассмеялась. - Сплошная иллюзия!

Воланд посмотрел на свою свиту, побарабанил длинными пальцами по крышке сверкающего лототрона, в котором лежал, рассыпая искры, один единственный шар, и оттолкнул его в пружинящую темноту.

- Те или не те? Какая в сущности разница!

Э П И Л О Г

Но все-таки, что было дальше в Москве, после того, как на рассвете семнадцатого августа Роланд и его свита покинули город? В смысле общего благополучия, как всем известно, ничего хорошего не случилось.

Сообщение директора "Музы" о сеансе психогенератора переполошило ответственные круги, а утечка информации взбодрила СМИ, объявившие о скором начале третьей мировой войны. Причем, люди трезвомыслящие, бранили астролога, не предсказавшего ничего подобного загодя, а люди имущие тайно от конкурентов законтачили на всякий случай с уфологом, охотно бронировавшим места для эвакуации на Сатурн. Однако, вскоре всем пришлось признать, что паника была поднята совершенно напрасно - медицинская экспертиза признала Пальцева психически нездоровым.

Альберт Владленович от дел отстранился и передал полномочия руководства "Музой" любимцу публики Барнаульскому. Неблагодарный же Юлий отзывался о бывшем директоре плохо, намекал на инсценированный им грабеж марафона и огромные недостачи в кассе благотворительного гуманитарного фонда. Кроме того, по утверждению Барнаульского, именно озлобившийся Пальцев разослал ответственным государственным персонам поздравления с "Черным понедельником", сопроводив его парой ношенных теплых кальсон и брошюрой практических советов под названием "Как выжить в современной тюрьме".

Расследование, возбужденное по сигналу Пальцева, вообще властей разочаровало. Во-первых, никакой взрывчатки под Храмом обнаружено не было. Заваленные землей и камнем разветвления подземных лабиринтов лежали под слоями вековой пыли, не потревоженных ногой человека. Во-вторых, сведения об аппарате внушения оказались явно преувеличенными.

Лаборатория Ласкера, принимавшего участие в сомнительном заговоре, попала в круг пристального внимания компетентных органов. Но органы остались, практически, ни с чем. Материалы по психогенератору были отосланы на экспертизу в разные научные подразделения. Ученые сошлись во мнении, что имеют дело с псевдонаучной стряпней, если не с откровенной мистификацией, для коей, вспомнив сумасшедшего старика, придумали термин "птиценкриковщина".

Нашлись, конечно, пронырливые журналисты, пытавшиеся очернить имена уважаемых людей и раздуть на страницах желтой прессы шумиху вокруг секретного изобретения. Самым веским, неоспоримым аргументом злопыхателей было загадочное исчезновения монумента на набережной, связываемое с заговором и генератором.

О судьбе медно-каменного изваяния ходили разные слухи. Говорили даже, что скульптор, разочаровавшись в культурной политике, тайно демонтировал статую и подарил кубинцам. Кубинцы подарок взяли, поскольку, как выяснилось, изображен был Камноедиловым никакой не загримированный Шаляпин, а слегка приодетый в национальный испанский костюм товарищ Кастро. Московские власти рассерчали, прикрыли останки постамента чехлами от военных ракет и со скульптором распрощались. Говорили даже, что место на стрелке перекупил конкурент Камноедилова из Иерусалима с целью соорудить на нем крайне натуралистическое скульптурное изображение пророка Магомеда, и плюнуть тем самым в догмы ислама, изображения божественных персон запрещающие. Впрочем, подобные сообщения можно было отнести к очередным сионистским вылазкам. А вот что уже было доподлинно известно и освещалось подробно в СМИ, так это дальнейшая судьба Курмана Камноедилова. Он оставил политику и очень скоро объявился в Барселоне помолодевшим, бурлящим творческой энергией со смоляной шевелюрой на узком черепе. Уже там, мобилизовав серьезные средства, возвел монумент под скромным названием "Признание человечества". По масштабам и художественной смелости монумент, как было отмечено, значительно превосходил знаменитый собор архитектора Гварди. Обошлось строительство не дешево. В городе начались повальные празднества, но почему-то перестали выплачивать зарплату мусорщикам и муниципальным врачам. На площадях и улицах стало грязновато, а если объявлялись где-нибудь на Земном шаре какие-нибудь зловредные эпидемии, то прямиком шли сюда. Об это писали самые секретные московские газеты.