Творения. Том II - Ефрем Сирин

Посмотри, несчастный, на оных волхвов, пришедших издали со страхом поклониться родившемуся Царю. Не нашли они Царя, лежащего в порфире, ни также светлой диадемы на главе Его, но увидели Младенца, лежащего в убогих яслях, и тотчас, отверзши сокровища свои, с сердечной радостью принесли дары. Видишь ли преизбыток веры в волхвах? В убогих яслях нашли они Небесного, Святого Царя, рожденного во плоти для спасения целой вселенной; в яслях нашли Его – и не стали входить в исследование. Что уничиженнее малых яслей? В таком убожестве нашли Его волхвы – и ни один из них не стал входить в исследование о естестве Рожденного; а ты, несчастный, видишь Единородного, сидящего в великой славе одесную Отца, вместе с Отцом, и с Ним прославляемого, и пытливо вопрошаешь о Нем!

Ужели не боишься, несчастный? Ужели не трепещешь, несмысленный? Не зная самого себя, входишь в исследование о Творце! Кто бы не устрашился, потому что Господь Бог, Единородный от Отца, седит на высоких одесную Отца! Ангелы, Архангелы, Херувимы и Серафимы со страхом и трепетом предстоят Ему в ужасе, долу всегда поникши взором, а пепел и прах, поверженный на земле, входит в исследование о Создателе! Херувим у престола крылами своими закрывает взор свой, потому что нестерпимо для него взирать на оную славу страшного Владыки; а перстный человек, который не знает сам себя, а также и часа собственной смерти своей, входит в исследование о Владыке и Творце всяческих!

Послушай, несчастный: кто входит в исследование о своем Владыке, тот обещает поведать чудное о Божестве и о Единородном возлюбленном Отцу. Ты говоришь, что видишь непостижимое Божество, прославленное в величии Его; посему скажи прежде о твари, и своей мудростью и собственным смыслом приведи в ясность, какие служители совершают службу пред Божеством; скажи и покажи, как свет, природу Ангелов, отличительный признак Херувима, Серафиму свойственный образ, лицо Гавриилово, истинно попаляющий огонь Михаилов, так как все они – служители Божества и духи. Чем смотрит огонь, потому что окрест их свет? Чем также дышит дух служебный? Где очи пламенеющего огня? Где ноздри для вдыхания духа? Какой у них рост: достаточной ли величины или только заметный вблизи? Суть ли они что-либо неосязаемое или осязаемы? Скажи нам все это ты, безрассудный и без меры пытливый, объясни то, чего не знаем мы: какие крыла у огнезрачных, какие ноги у пламенеющих? Скажи, как огнистые мышцы свои сгибают они под огненными крылами? И как опять огненное лицо закрывают крылами, находя невыносимым взирать на бессмертный огонь Владычней славы? Если в этом уступаешь над собою победу, дерзкий невежда, будучи не в состоянии сказать ясно о созданиях безприкладного Владыки, то как же вдаешься в пытливые вопросы о Самом Создателе? Ибо действительно уступает в этом сей жалкий, и говорит: «Естество Ангелов невидимо: горе, на высоте небесной водворяются служители Божества, невидимые по естеству». Скажи же о видимом; возьми, дерзновенный, в уста свои этот, видимый нами и всем нам данный к нашему употреблению горящий уголь, и вкуси его небоязненно, в удостоверение всех слушателей, а равно и зрителей, что возможно для тебя объяснить естество Владыки, страшного Зиждителя. А если не возможно сие для тебя, дерзкий многовещатель, то поди, проливай слезы, оплакивай самого себя; потому что, оставив веру в Святого Создателя, которая может спасти всех хотящих спастись ею, взялся ты за оружие собственной смерти своей; изощрив меч, добровольно вонзил его в сердце свое и, забыв также славу Отца, стал пытливым совопросником о Создателе.

Как жалок и окаянен, а вместе и весьма бесстыден, кто хочет входить в исследование о своем Создателе! Тьмы тем и тысячи тысяч Ангелов, Архангелов славят Его со страхом и поклоняются Ему с трепетом; а перстные люди, исполненные грехов, небоязненно разглагольствуют о Божестве! Не цепенеет тело, не трепещет сердце; напротив того, принимаю дерзость, и смело говорю о Христе, Сыне Божием, волею пострадавшем за меня, недостойного грешника. Как свет, сияет всегда рождение Спасителя; для чего же ты сам от себя представляешь одно вместо другого?

Скажи мне, дерзновенный, о чем спрошу тебя: если слепой, никогда не видавший лучей солнечных, захочет рассуждать с другим, у кого есть глаза, способные видеть это солнце и лучи его, и слепой от рождения, по упорству, скажет, что это солнце не имеет у себя лучей, и без света ходит по высоте небес, кто, слушая слепого, поверит ему в этом? Напротив того, не слепой ли, слыша о свете, что у солнца всегда есть лучи, со всей верою должен убедиться, что утверждаемое видевшими солнечные лучи есть совершенная правда? Но, может быть, слепой и не убедится в том, что слышит. После тысячекратных размышлений представляет и начертывает он в сердце своем образ солнца, и никак не может изобразить себе истинного его вида, потому что никогда не видал телесными очами сияющего солнца и лучей его; и даже не верит тем, которые в точности видели солнце. Так и все мы, если не захотим поверить святым пророкам и апостолам, которые говорят о Сыне Единородном от Отца, что Он вочеловечился, и рожден Девою от Духа Святого, – будем хуже и этого слепого, потому что святые пророки и апостолы видели Его, – они видели Духом Святым, а другие взирали на Него даже и телесными очами. Иной видел Духом Святым пребывание Сына с человеками, другой видел зачатие и рождение Его от Девы, и ясно означил имя Его, а именно, что Он Бог наш, всегда с нами сущий; другой, когда еще был во чреве рождающей Его, Духом Святым узрел приходящего к нему Владыку Своего, и от великой радости взыграл во чреве. И он же опять узрел Сего Пречистого Владыку телесными очами, и сам крестил Его в реке Иордане; он также воззвал, говоря с дерзновением: се, Агнец Божий, вземляй грехи мира благодатию (Ин. 1, 29). И апостолы телесными очами с полной несомненностью видели, что действительно имеет Он наше тело,