Шатун - Сергей Шведов

Торуса был, кажется, удивлен той поспешностью, с какой Драгутин покинул его городец, но вряд ли огорчился отъездом незваного гостя. Жаль, если трещина, пробежавшая между боярином и боготуром, станет расширяться. Впрочем, особого доверия между Драгутином и Торусой никогда не было. Боярин действовал в спешке и использовал боготура вслепую. Торуса это понял и затаил обиду. И эта обида подвигает его к поиску оправдания своей неприязни к человеку, которому он многим обязан. Драгутин на Торусу не обижался, но сожалел о том, что понимание даже между умными людьми достигается с большим трудом. Легко объединяет людей лишь грабеж, нажива и разрушение, а там, где речь идет о созидании, не обойтись без терпения, которого всегда не хватает.

Эти места были очень хорошо знакомы Драгутину, двадцать лет слишком малый срок, чтобы внести изменения в мир, пребывающий в покое со дня творения. Многолюдно было только вокруг Торусова городца, а далее пошли глухие леса, по которым всаднику, да еще в зимнюю пору, не разгуляться. Кони то и дело оступались в снегу, цепляя копытами коренья. Десять мечников медленно продвигались вслед за боярином, зорко поглядывая по сторонам, благо зимний лес, голый и заледенелый, не лучшее пристанище для засад.

– Следы, – указал боярин Володарь на замысловатую роспись на снегу.

Боярин Драгутин, полагавший, что не встретит живой души между Торусовым городцом и Макошиной обителью, удивился. Если судить по поломанному подлеску и оставленным следам, то здесь проехали не менее сотни всадников. И проехали они совсем недавно, поскольку медленно падающий на землю снег еще не успел присыпать оставленные конскими копытами отметины.

– Здесь неподалеку они делали привал, – указал чуть в сторону подскакавший мечник Сыть. – Если судить по кострищу, то раскладывали его хазары.

– Может, это Жучиновы люди? – повернулся Драгутин к Володарю.

– Вряд ли, – покачал головой молодой боярин. – Горазд с Жучином, по нашим сведениям, держатся вблизи Берестеня.

– Осторожно шли, – покачал головой Сыть. – Значит, есть на то причины.

– Скорее всего, это Митусовы люди, – предположил Володарь. – А мы их ждали ближе к весне.

Вряд ли Митус рискнет в столь напряженный момент покинуть Хазарию, но своих людей на помощь Бориславу он, конечно, пришлет. Затяжка с выступлением не в интересах толстого гана. Битюс, чего доброго, может обнаружить, что под самым его носом расторопные людишки, которых он числит в своих ближниках, плетут против него заговор. И нити этого заговора тянутся в страны дальние и вроде бы к Хазарии совершенно равнодушные. Поначалу Драгутин и Жучина числил в союзниках Митуса и Моше, но сейчас он был почти уверен в обратном: не только не союзник, но скорее даже враг. Ицхак ведет игру в интересах той части купцов и ганов, которые сделали ставку на усиление власти кагана и сплочение старейшин вокруг бога Ягу. Митус с его богиней Кибелой для Жучина враг куда более опасный, чем боярин Драгутин.

Сыть с двумя мечниками ускакал по следам таинственных всадников, а Драгутин продолжил путь к Макошину городцу, прокручивая в уме тяжелые жернова прожитых лет и удивляясь тому, как цепка бывает память, удерживающая в своих подвалах то, что должно, казалось бы, сгинуть без следа, растворившись во времени. Почти два десятка лет Драгутин не видел Всемилу, да и любовь их была короткой, как полет копья. Чувство вспыхнуло между ними, как солома на ветру, а расставались они в деревне урсов, куда увез Драгутин непраздную Всемилу, спасенную от псов Борислава. Далее везти ее было некуда. Радимичская земля обрывалась непроходимым болотом. Лихарь Урс удерживал на околице наседавших хазар, а Драгутин прощался с Всемилой, как тогда казалось, навсегда.

Встретились уже чужими много лет спустя. Не девушка-ведунья была перед боярином, а всесильная кудесница богини Макоши, которую страшились многие в славянских землях. Слухи о кудеснице Всемиле доходили до Драгутина и раньше, знал он и то, что кудесница – дочь князя Гостомысла, но как-то не укладывалось у него в голове, что нежная девочка, какой он знал ее двадцать лет назад, превратилась во властную женщину, вершительницу судеб многих людей. И даже увидев Всемилу несколько лет назад, он не сразу нашел в ней то, что любил когда-то.

Ворота тородца перед Драгутином распахнули не сразу, а был момент, когда он решил, что их не откроют уже никогда. И все-таки Всемила согласилась на встречу. Боярина провели по тайным переходам Макошина городца, где впору было заблудиться на веки вечные. Драгутин узнавал знакомые личины на стенах, которых немало повидал в чужих храмах, и пришел к выводу, что держат их вдали от глаз людских ведуны и ведуньи не случайно, ибо эти личины ничего уже не скажут ни уму, ни сердцу славян. В этих личинах заключено далекое прошлое, поглощенное временем, и дороги, пройденные за столетия в поисках новой родины. Ведуны обязаны помнить минувшее, даже то, которое никогда уже не напомнит о себе, а простолюдины должны жить настоящим и делать все от них зависящее, чтобы будущее состоялось в их детях и внуках.

Всемила глянула на вошедшего Драгутина строгими карими глазами, но навстречу ему не поднялась, а так и осталась сидеть на лавке, сцепив руки на коленях. Драгутин с удовольствием отметил, что за прошедшие годы Всемила лицом не состарилась, разве что телом располнела. Странно, что он не нашел ее черт в дочери Ляне, которая, видимо, удалась в отца. Драгутин присел рядом с Всемилой на лавку и сказал спокойно:

– Божибор следит за мной по твоему приказу.

Это не было вопросом, и Всемила не стала ни подтверждать, ни опровергать его слова. Лицо ее оставалось суровым и недоступным.

– Вот знак Шатуна, переданный мне Лихарем Урсом, – сказал Драгутин, протягивая ей золотую пластину. – Ты, кажется, сомневаешься, что такой человек существовал.

– А это твой знак, боярин Драгутин, – сказала Всемила, в свою очередь передавая ему пластину с изображением солнечного круга. – Если мне не изменяет память, то двадцать лет назад она висела на твоей груди.

Драгутин взял золотой знак и поднес к глазам. Сомнений не осталось, это был его знак, и он припомнил, при каких обстоятельствах расстался с ним. Волхвы могли счесть его поступок святотатством, но ничего ценного у него тогда под рукой не было, и он понадеялся на то, что бог не осудит своего ближника за дар во спасение любимой женщины.

– Мечники Торусы нашли эту пластину в медвежьем капище, – холодно сказала Всемила. – Ты потерял его там двадцать лет назад.

– Я не был в медвежьем капище в ту пору, – покачал головой Драгутин. – Я мог бы сказать тебе, что потерял этот знак год назад, когда действительно туда ходил, но это будет неправдой. Ибо этот знак я передал женщине в уплату за твое спасение, и она обещала мне сохранить и тебя, и рожденного тобой ребенка.