Сирахама - Артур Прядильщик

Канра: Оп-па… чем же мне доказать?

Бакюра: Элементарно. Фотку пациента… И, желательно, не такую размытую, как то, что выложили в сеть.

Белый дракон: Надеюсь, на этот раз это будет не фотошоп? Как в прошлый раз, с женщиной-кошкой?

Канра: Ха! Элементарно! Топайте по ссылке (<ссылка>). Если что — мои расценки вы знаете!

Сайка: Вау! Какой пляж красивый! Где-то я фотографию с таким антуражем уже видела…

Белый дракон: Стоп…

Белый дракон: Черт… Какая знакомая спина! Блин! Где-то я определенно видел эту спину!

Белый дракон: Бли-и-и-ин!!!!!1 Я вспомнил! Да он офонарел! Ему что, двоих мало??????

Сайка: Ты его знаешь?????

Белый дракон: Я его знаю! Я его убью!!! А может и нет… сейчас один к трем идет… Может, и не убью. Или убью, но не сразу…

Сайка: Кто он???? Я хочу с ним познакомиться!!!

Белый дракон: Остынь, Сайка. Тебе там ничего не светит. Честное драконовское! Но я его все-таки убью! За всех поклонников Ренки-сама! Как подло он ее обманывает! Как подло! Мутит с двумя! И еще хочет опорочить невинную и чистую Ренку-сама!

Канра: Белый дракон! Целиком поддерживаю твой праведный гнев! Все прогрессивное человечество с надеждой смотрит на тебя! Мои расценки ты знаешь.

Белый дракон: Канра — в личку.

Снег в Токио — это, с одной стороны, стихийное бедствие, как снег в Москве, а с другой — национальный праздник. А уж нормальный снегопад в Токио бывает один раз в год. И все!

Так что понятно, почему сегодня по дороге в институт Миу и Мисаки горящими глазами рассматривали белые пейзажи за окном монорельса.

Продолжение вполне можно было предсказать: после окончания занятий меня потащили на пустырь перед воротами Редзинпаку — кидаться снежками, лепить снежную бабу и делать «ангелочка». Не то, чтобы я был против, но хотелось вздремнуть перед ночным сеансом прикладной демонологии от Апачая…

Первой к нам присоединилась Ренка и интенсивность снежного обстрела возросла. В последнее время у меня появились подозрения: не забила ли она на работу на радио? Потому что она постоянно находится в Редзинпаку!

— Творческий отпуск! — Вместе со снежком прилетело объяснение, когда я задал вопрос вслух.

И не стоит забывать, что речь все-таки идет о Редзинпаку! В какой-то момент количество снежков, летящих в меня, увеличилось, и мне пришлось прикладывать куда больше усилий, чтобы от них увернуться… А уворачиваться было необходимо — снежок, слепленный, например, руками Ма Кэнсэя или Акисамэ Коэтсудзи, по своей болезненности приближается к резиновым пулям из травматического пистолета…

А потом «на поле» вышла мастерица всяческого оружия, Косака Сигурэ… в том самом беленьком костюме Снегурочки-милитаристки. Без ружья, разумеется, но от этого легче не стало — мне пришлось уворачиваться всерьез — сосульки, не пойми каким образом метаемые (и — главное! — где она их на пустыре взяла?!), грозили нашпиговать меня, как ежика!

Примечательно поведение моих девушек — Миу, Мисаки и Ренки. Они… «подносили снаряды» учителям!

Через полчаса на пустырь подтянулось все Редзинпаку… ну, за исключением Точимару, который, как всякий правильный кот, терпеть не мог сырость и холод. И потом… как прикажете черному коту маскироваться на белом снегу!

А через час у ворот «Приюта героев» остановились два джипа. Из одного величественно появилась Шакти Рахман и Лин Ченг Шин, а из другого — три девушки… ученицы, скорее всего. В сари. В легких белых сари! Вокруг лежит снег, сырость, пронизывающий ветер, а горячие и прекрасные дочери Индии щеголяют в легких белоснежных тряпочках на соблазнительных загорелых телах!

Короткие приветствия, переглядки Шакти со Старейшим, который после этого — вот уж, действительно, в день снегопада в Токио возможны любые чудеса! — чуть смущенно закашлялся и… — вы правильно угадали! — начался совместный отстрел бедного Сирахамы!

И — опять моя ошибка — я имел неосторожность засмотреться на змеино-плавные движения Шакти и ее учениц: Миу, Мисаки и Ренка, полыхнув ревностью, тут же присоединились к обстрелу. Но на общем фоне их вклад был совсем незаметен.

Дочери Индии оказалась более предусмотрительны и запасливы, чем додзе Редзинпаку — в джипах оказались термосы с чаем и конфеты с печеньем.

Индуски и тут сумели удивить. Если остальным чай вручался с обычным кивком (ну, разве что Старейшему Шакти вручила пиалу собственноручно, устроив целое представление со смущенными жестами, испуганными движениями и прочей атрибутикой из жанра «школьная романтика»), то мне чашку вручила Лин Ченг Шин… с глубоким поклоном.

Все эти странности вокруг меня… после определенного момента они утомляют… и даже злят. Так что я даже интересоваться не стал, в чем тут дело — поклонился в ответ и залпом осушил чашку с каким-то незнакомым горячим отваром.

И плевать, если это какой-нибудь древний индийский способ предложения руки и сердца. Пошли они все в жопу!

Заболел я к ужину. Поднялась температура, в глаза будто песок насыпали, яркий свет стал раздражать, в затылке вспухло чугунное ядро, перекатывающаяся по черепу при каждом неосторожном движении, в горле образовалось какое-то неудобство, которое завтра превратится в изнуряющий «наждак»…

«Прости старика, Малыш: это тебе, наверно, от меня досталось — там я болел ежегодно между февралем и мартом… А ведь ночью — занятие с Апачаем! А послезавтра — бой с Дикарем…»

«А может… ну его? Не наплевать ли нам на общественное порицание и осуждение за пропущенный поединок с Дикарем? А Апачай… девочки прекрасно знают, в каком я состоянии. И мастера — тоже… И жертву потом принесем щедрую! Пять „куриц гриль“, например!»

«Ты — молодец, Малыш! Я серьезно, без подначки. Здраво стал рассуждать, тебя все труднее взять „на слабо“. В полном соответствии с заветами Сверхчеловека, предлагавшего не прятаться за условности и традиции… Но тут главное не спутать трезвый расчет и страх перед предстоящим поединком. Хочешь теорию: Мы заболели именно потому, что испугались предстоящего поединка с Дикарем! Защитная реакция организма, так сказать…»

«Туфта! Мы про этот поединок думаем с третьего на пятое! У нас просто свободного времени нет сопли жевать и… как ты там выражался… рефлексировать?»

«Молоток, Малыш! Я ж говорил, что „на слабо“ тебя взять все труднее!»

Мы ужинали у меня дома. Мастера и Шакти с ученицами, разумеется, отправились в Редзинпаку (ученицы Шакти вытащили из багажников огромные термосы, позволили в один из них заглянуть Апачаю и — вопрос с приглашением Шакти Рахман в Редзинпаку оказался решен — Демон Подземного Мира подхватил пять тяжеленных термосов и, ни у кого не спрашивая разрешения, исчез в воротах Редзинпаку). А мы с девушками отправились ко мне домой. Гостиная у нас просторная, следы недавнего разрушения уже были убраны несколькими бригадами рабочих (под шумок мать сменила всю мебель и поменяла обстановку, добавив или убрав несколько перегородок). Нас ждал какой-то исключительно вкусный ужин, в количествах, намекающих на осведомленность родителей о примерной численности участников вечерней трапезы.

Мисаки заметила мое состояние первой. Что неудивительно, учитывая ее эмпатию. Тихо подобралась и под одобрительное «Вау, сеструха! Аники, ты тоже не тормози!» прижалась губами к моему лбу.

— Девочки! — Обеспокоенно позвала она.

Девушки под озадаченными взглядами моих родителей и тихие щелчки фотоаппарата повторили замер температуры.

— Ара-ра! — Ренка совместила приятное с полезными и легко коснулась своими губами моих. — Аната, а ты простудился… А я кому говорила перчатки и шапку надеть? Говорила?

— Говорила. — Вздохнул я.

— Будущих жен нужно слушать, Кенчи! — Поддержала Миу свою молочную сестру. — Рен, мы сбегаем в аптеку. Ми-тян… сделаешь наш компрессик? Дорогой… а ты — в постельку! Мы тебя сейчас лечить будем!

«Представление для моих родителей! Стопудоф! Чувствуется наигранность — Станиславский не поверил бы. А так — смысл сценки ясен: первая жена руководит гаремом, а все вместе они заботятся о муже. В полном согласии и в едином порыве. Красота!»

«Ты меня в последнее время все чаще радуешь правильными выводами, Малыш! Оно самое. Представление. Однако, посмотри на эмоции родителей — умиление и довольство. Искреннее!»

И все вокруг меня заверте…

Гостиная опустела. Только старшие Сирахама на одном диване и прижавшаяся к боку матери Хонока.

— Гхм… дорогая, — Мототсуги приложил тыльную сторону ладони ко лбу и устало закатил глаза. — Что-то мне нездоровится!

— Лжец! — Саори, не отрывая взгляда от планшетника, на который транслировалось изображение с камер наблюдения, отвесила мужу подзатыльник. — Наглый, беспринципный, коварный лжец!