Избранное - Романы. Повесть. Рассказы - Мюриэл Спарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы женитесь на ней, — предложила Дафна. — Тогда она всегда будет под рукой.
Он так и сделал — не прошло и месяца. В Лондоне Дафна сняла комнату, в которой за такую плату обстановка могла быть и получше, зато хозяйка не возражала против пуделя.
Здесь ее нашел Мартин Гринди.
— Мне не нравится твоя жена, — сказала она.
— Наверное, она перехватила твое письмо. Как мне быть с тобой? Что сделать? Какие слова сказать?
Преподавая в школе рисование, Хью Фуллер занимался еще живописью. Он возил Дафну к себе в мастерскую на Эрлз-Корт, и она позировала ему, в задумчивости теребя потрепавшуюся обивку кресла.
О том, чтобы переехать к нему, сказала она, не может быть и речи, но она надеется, что они останутся друзьями.
Он решил, что поторопился с предложением, минуя постель, и попытался исправить промашку.
Дафна завизжала. Он не поверил своим ушам.
— Понимаешь, — объяснила она, — я сейчас ужасно нервная.
Он часто водил ее в Сохо, иногда брал с собой на вечеринки, где она впервые открывала мир, в существование которого прежде не верила. Поэты здесь и впрямь носили длинные волосы, художники ходили с бородами, а двое мужчин переплюнули всех, надев браслеты и серьги. Четверка девиц дружно жила в двух комнатах с огромной старухой негритянкой. Среди знакомых Хью некоторые презирали его за то, что он обучает искусству, другие не видели в этом вреда, коль скоро он бездарность, а третьи восхищались его трудолюбием и щедростью.
Дафна убедилась, что это общество весьма благотворно для ее нервов.
Здесь ей не задавали надоевших вопросов об Африке и, главное, к ней никто не приставал, даже Хью. Работала Дафна в муниципальной школе. Весной, когда занятия кончались рано, можно было пойти к Хью и его приятелям и всей компанией, поражая уличных зевак, заняв весь тротуар и штурмуя автобусы, отправиться на только что открывшуюся художественную выставку. И там Дафна понимала, что приятели Хью живут в мире, который для нее наглухо закрыт. Правда, она стала лучше разбираться в картинах. Может, Хью и впрямь был неисправимый педагог, как заметил один его приятель, но он с наслаждением открывал Дафне глаза на композицию, линию, свет, фактуру и краски.
Однажды ее навестил кузен Крот. Он рассказал, что Майкл, придурковатый сын Греты Касс с Риджентс-парк, женился на женщине десятью годами старше его и теперь эмигрирует в колонию. И хотя Дафна и прежде нет-нет да заскучает, бывало, по родным местам, сейчас она затосковала отчаянно.
— Мне уже скоро возвращаться, — сказала она Кроту. — Я скопила денег на дорогу. Приятно знать, что можешь в любое время вернуться.
Однажды Дафна и Хью сидели с приятелями в пивной в Сохо, как вдруг все разговоры смолкли. Дафна оглянулась и увидела, что вниманием всех завладел вошедший с улицы жгучий брюнет, худощавый, лет сорока с небольшим. Через минуту все снова заговорили, кто-то хихикнул и все время кто-нибудь посматривал в сторону пришедшего.
— Ральф Мерсер, — шепнули Дафне.
— Кто?
— Ральф Мерсер, романист. Кажется, они с Хью однокашники. Довольно популярный романист.
— Понятно, — сказала Дафна, — он и держится, как популярный.
Хью брал у стойки заказ. Романист увидел его, и они немного поговорили. Потом Хью привел его и познакомил со своими. Романист сел рядом с Дафной.
— Вы мне кое-кого напоминаете, — сказал он, — она была из Африки.
— Я сама из Африки, — сказала Дафна.
— Ты часто здесь бываешь? — спросил его Хью.
— Нет, просто шел мимо...
Какая-то девица густо, по-мужски фыркнула.
— Блажь, — сказала она.
— Он довольно мил, — сказал Хью, когда тот ушел. — При его известности...
— А вы слышали, — спросил кто-то старообразный, — как он сказал: «Мне как художнику?..» Смешно, правда?
— А что, он и есть художник, — сказал Хью, — в том смысле, что...
Но за общим смехом его не услышали.
Несколько дней спустя Хью сказал Дафне:
— Я получил письмо от Ральфа Мерсера.
— От кого?
— От того романиста, которого мы видели в пивной. Он просит твой адрес.
— Зачем, не знаешь?
— Наверное, ты ему понравилась.
— Он женат?
— Нет. Он живет с матерью. В общем, я послал ему твой адрес. Ты не возражаешь?
— Конечно, возражаю. Я не почтовая открытка, чтобы пускать меня по рукам. Боюсь, я не захочу тебя больше видеть.
— Знаешь, — сказал Хью, — хорошо, что у нас ничего не было. Я, понимаешь, не очень гожусь для женщин.
— Не знаю, что тебе ответить, — сказала она.
— Надеюсь, Ральф Мерсер тебе понравится. Он очень обеспеченный человек. Интересная личность.
— Я не собираюсь с ним видеться, — сказала Дафна.
Ее связь с Ральфом Мерсером продолжалась два года. Она увлеклась им до самозабвения и соответственно высоко была вознесена в глазах прочей свиты, в которую входило избранное число писателей и без числа народу из мира кино. Ее квартира в Хэмпстеде была выстлана серыми коврами, обставлена дорогой и модной шведской мебелью. Друзья Ральфа по-всякому обхаживали ее, весь день обрывали телефон, приносили цветы и билеты в театр.
Первые три месяца Ральф не отходил от нее ни на шаг. Она рассказала ему о своем детстве, о Чакате, о ферме, о дорпе, о Дональде Клути, о Старом Тейсе. Ральф требовал еще и еще. «Мне нужно знать все, что тебя окружало, каждую подробность. Любить — значит стирать с карты белые пятна». Столь оригинальный подход необычайно обострил ее память. Она вспомнила события, пролежавшие впотьмах пятнадцать и больше лет. Она уже смекала, какие рассказы придутся ему по вкусу — например, история вражды между Старым Тейсом и Чакатой, узлом связавшей честь и месть. Получив однажды от Чакаты письмо, она смогла одной фразой завершить повесть жизни Дональда Клути: он умер от пьянства. Это скромное даяние она вручила Ральфу, гордясь собой, поскольку из этого явствовало, что знание человека и его судьбы ей тоже доступно, хотя она и не романистка. «Я всегда, — сказала она, — спрашивала, пьяный он или трезвый, и он всегда отвечал правду». А позже в тот день мысль о смерти Дональда Клути вдруг оглушила ее, и она неутешно разрыдалась.
Миссис Чаката, сообщили из дому, разделила судьбу Дональда — по тем же причинам. И эту новость Дафна понесла на алтарь. Романист воспринял ее сдержаннее, чем предыдущую. «Старому Тейсу уже не удастся отомстить», —добавила она в пояснение, отлично зная, что после удара Старый Тейс глуп и беспомощен. Друзья писали ей из колонии, что миссис Чаката уже давно ложится без револьвера: «Старый Тейс не обращает на нее никакого внимания. Он обо всем забыл».
— Смерть перехитрила Старого Тейса, — сказала Дафна.
— Очень мелодраматично, — заметил Ральф.
Не предупреждая ее, Ральф стал исчезать на дни и целые недели. Перепуганная Дафна звонила его матери.
— Даже не представляю, где он может быть, — отвечала та. — Уж такой он человек, милочка. Одно мучение с ним.
Спустя много времени она скажет Дафне:
— Я люблю сына, но скажу как на духу: он мне не нравится.
Миссис Мерсер была набожной женщиной. Ральф любил мать, но она ему не нравилась. У него часто бывали нервные срывы.
— Я должен, — говорил он, — творить. Для этого мне требуется одиночество. Поэтому я и отлучаюсь.
— Понятно, — сказала Дафна.
— Если ты еще раз скажешь это слово, я тебя ударю.
И в ту же минуту ударил ее, хотя она не сказала ни слова.
Позже она сказала ему:
— Ты бы хоть предупреждал, когда уезжаешь, мне было бы спокойнее. А так я схожу с ума.
— Отлично. Сегодня вечером я уезжаю.
— Куда ты уезжаешь? Куда?
— Почему, — спросил он, — ты не возвращаешься в Африку?
— Потому что не хочу.
Всеми ее помыслами владел Ральф, и места для Африки уже не оставалось.
Его очередная книга пользовалась небывалым успехом. По ней снимался фильм. Он признался Дафне, что обожает ее и прекрасно сознает, какую адскую жизнь ей устроил. Видимо, с творческой натурой лучше не связываться.
— Игра стоит свеч, — сказала Дафна, — и, наверное, от меня тоже есть какая-нибудь польза.
В ту минуту он в этом не сомневался, прикинув, что последняя его книга была вся написана за время их связи.
— По-моему, нам надо пожениться, — сказал он.
На следующий день он вышел из дома и уехал за границу. Два года не притупили ее любви, не заглушили боли и страха.
Через три недели он написал ей с материной квартиры и попросил съехать. Он сам потом расплатится и прочее.
Она позвонила его матери.
— Он не станет говорить с тобой, — сказала та. — Честно говоря, я со стыда сгораю за него.
Дафна взяла такси и поехала к ним.
— Он работает наверху, — сказала его мать. — Завтра снова куда-то собирается уезжать. Честно говоря, я надеюсь, что это надолго.