Эпоха мёртвых. Прорыв - Андрей Круз

А затем у меня в голове со скоростью промотки понеслась целая череда образов. Тут и вирус, выпущенный сразу во многих местах мира, тут и освобождение зэков из тюрем, а «кремлёвским» теперь с ними разбирайся, тут и просто убийство сотрудников областного управления ФСИН, а ведь к Рубцову примкнуло немало их коллег. Если мысленно взвесить все «активы», то из них можно отлить гирю такого веса, которая утопит Бурко и всю его компанию глубоко-глубоко, даже пузырей пустить не успеют.

Подумав минутку, я разве что новую версию истории распространения вируса решил придержать при себе, чтобы не спровоцировать наших пленителей на быстрый расстрел пленных и силовой прорыв из расположения «кремлёвских». В угол загонять кого-то можно лишь тогда, когда сам уверен в собственной безопасности. Атакой не было — вокруг нас были кирпичные стены какого-то сарая с зарешёченными окнами, что приткнулся на окраине территории ГЭС и который выделили под нашу тюрьму. Сарай был забит пустыми деревянными ящиками, на которых мы и расселись с доступным комфортом. Спасибо хоть за то, что Рубцов к «фармкоровской» охране своих людей добавил, а то бы я за наши головы ломаного гроша не дал. Ну и за то, что наручники сняли, тоже спасибо.

— Слышь, майор, — обратился я к Зудину, — ты ведь уже понял, у кого мы сейчас?

— Бурко?

— Ага. Но на чужой земле. Есть вариант выпутаться, знакомых встретил. Но надо молчать про то, что вы мне рассказали.

— Естественно, — усмехнулся тот. — Не хочется от «случайного взрыва спрятанной гранаты» всем разом накрыться.

— Именно. Держимся пока в рамках версии, что знаем только о взрыве.

— Лады.

Не думаю, что кто-то успел в этот сарай прослушку поставить, но опасались, шептали друг другу в самое ухо. Нас не трогали часа три, наверное. Никто не заходил, ни о чём не спрашивал, народ даже расслабился немного, болтали о чём-то своём. Затем в окно заглянул охранник, посмотрел на нас, сказал:

— Сейчас к вам зайдут. К дверям никому не подходить, сидите где сидите, а то так через окно и пальну. Всё ясно?

Никто не ответил, но ответа он и не ждал, похоже. Дверь распахнулась, и вошли сразу четверо. За главного уже явно был Рубцов, с ним двое рыжих, «фармкоровец», здоровенный как бык, и кто-то в городском камуфляже, а с ними, к моему удивлению, просто вездесущий Валера, оглядевший интерьер и, наплевав на серьёзность момента, заявивший:

— А ничего так кича, чистенькая.

Рыжий в городском камуфляже сказал негромко:

— На ящиках можем тоже пристроиться.

— Кормили вас? — спросил Рубцов, усевшись на ящик, с которого тщательно стёр пыль носовым платком.

— Пока нет, — ответил я, добавив «пока» исключительно из вежливости, ну и как намёк.

— Покормим, вам с кухни привезут, — кивнул тот. — Теперь поговорить нам надо.

Я лишь вопросительно посмотрел на него. Рубцов сказал:

— Был разговор с Александром Бурко у меня. Только что. Он сказал, что серьёзных претензий к вам не имеет. С формулировкой «что было, то было», как-то так.

— А у вас к нему? — спросил я.

— В смысле? — насторожился тот.

Я перевёл взгляд на рыжего здоровяка с капитанскими погонами, который с отсутствующим видом смотрел куда-то в сторону окна, откровенно игнорируя меня.

— В смысле том, что его отряд у вас тут по соседству организовал бардак и беспредел, выпустил на волю уголовников, занимался резнёй мирных, а теперь господин Бурко скромно заявляет, что у него нет претензий? — выкинул я на стол первый козырь.

Трое присутствующих внимательно посмотрели на рыжего капитана, на что тот равнодушно пожал плечищами и сказал:

— Не ко мне вопрос, я приказы выполняю. К Бурко и Пасечнику. Резня тоже не по моей части, с ней тоже к Пасечнику.

— Не по твоей — это как? — нагловато спросил Валера. — Типа режешь, но ничего личного, или не режешь?

Рыжий спокойно и пристально глянул в глаза тому, сказал:

— Ни я, ни мои люди резнёй не занимались. Тех, кто это делал, сейчас здесь нет. Многих уже навсегда.

— Ага, — воткнулся я. — И я не я, и лошадь не моя. Ходили под ручку, но вот эти — злодеи, а вот эти — хорошие мальчики. Сами не резали, только рядом стояли. По-любому, банды на всю соседнюю область — работа ваша. Мы ведь пленных брали, допрашивали. И не только мы.

Рыжий ничего не ответил мне, а просто стоял молча всё с тем же дубоватым выражением лица. Рубцов же спросил у меня:

— Кто-то может подтвердить?

— Конечно, — уверенно кивнул я. — Камышовскую зону кто громил? Артчасть из соседней области. У них пленные были, их под протокол допрашивали. Связь с ними есть, хотя бы через ГУЦ, запрос сделать нетрудно. Там, кстати, и «белые-пушистые» тоже замазались.

— Ну, сейчас многие замазались, — философски ответил Рубцов. — Но всему границы есть, верно. Банды в Кировской области нам точно не нужны, это проблема.

— Сергей, надо бы решение принимать, — сказал Рубцову Валера, поразив ещё и приятельским обращением. — Тут без разборов ничего не решить, но и пацанов в нынешней ситуации тут оставлять нельзя.

— Что предлагаешь? — повернулся к нему бывший полпред.

Рыжий смотрел на происходящее всё так же сонно и равнодушно, словно ему действительно всё равно было, до чего здесь договорятся. А может, и было, чёрт его знает. Валера между тем сказал:

— Ты их забери и пока здесь размести, без права покидать расположение. Я так понимаю, им от тебя бегать без надобности.

— Гарантии? — спросил Рубцов.

— Я отвечу, — к моему удивлению, сказал тот. — Транспорт только под арест помести, пусть свои вещи из него заберут. А ты этого самого Бурко, и кто там с ним ещё, прямо сюда вызывай, не бояре, тут и разговор будет. Пусть заодно про банды расскажут, кто там кого стрелял-вешал и так далее.

Радость толкнулась мне куда-то прямо под горло, попытавшись вырваться наружу каким-нибудь ликующим криком, но я затолкал её внутрь, боясь поверить в свою удачу. Рубцов же лишь обернулся к рыжему и спросил:

— Капитан Циммерман?

— Я у вас в оперативном подчинении, — пожал тот плечами. — И у меня к ним личного ничего нет. Но доложить обязан.

— Это естественно, — усмехнулся Рубцов. — И пригласить сюда на переговоры неплохо было бы. Авиация есть?

— Есть.

— Тогда на аэродроме авиазавода встречу назначим, — сказал тот и обернулся ко второму рыжему, в городском камуфляже: — Белов, принять транспорт задержанных на ответственное хранение. Циммерман, там всё на месте?

— Опечатали сразу, — равнодушно ответил тог.

— Тогда так и оставить. Личные вещи и личное оружие вернём. Где они, кстати?

— У нас. Принесут, — всё так же спокойно ответил Циммерман. — Кстати, там нашего барахла хватает у них, его никто не списывал. Это заберём.

— С чего это? — решил я наглеть до конца. — Это с ваших живодёров взяли, когда они народ в деревне мочили. На месте преступления за шкварник их взяли, так что не хрен. Трофеи есть трофеи!

— Ты это, не быкуй давай, — обернулся ко мне рыжий капитан. — Трофеи были, да сплыли, когда вас взяли. Теперь вы у меня трофей.

В этот разговор никто не вмешивался, все слушали с интересом. Я решил не отступать, понимая, что не за Циммерманом сила сейчас. И вообще он зря с этим вылез, не подумал он. И вовсе не за трофеи на самом деле речь, мне надо показать, что за рыжим капитаном правды нет. Сделать так, чтобы он отступил, публично, при всех, показывая слабость своей позиции. Тогда и дальше легче будет, и наши слова всерьёз воспримут.

— Да ладно! — отмахнулся я. — Щас я поверил, что всё железо на тебе, если ты с живодёрами не из одной упряжки. Сам же сказал, что не по твоей части, а значит, и имущество не по твоей. Они сами на потери спишут. Или всё же ты их заслал людей в деревне стрелять и часть у вас одна? Тогда, капитан, объясняться надо. Вот перед ним хотя бы!

Я указал на молча сидевшего Санька, смотревшего на Циммермана так, что тот должен был просто бежать отсюда без оглядки.

— Объясняй, ты его мать зачем убил, а? А остальных в деревне Вяльцы? Мы же всё видели, сами же покосили тварей ваших. И свидетелей полно, люди ведь ушли, они в Нижнем сейчас. Сотни свидетелей. Тебя ведь тогда вешать можно, как в Нюрнберге.

Циммерман отреагировал так, как я и ожидал — выматерился, плюнул на пол и вышел из сарая широким шагом, сказав: «Да подавись ты! Я тебя самого, баклана, за яйца повешу».

Ага, подавимся мы. Жди. И яйца теперь лучше свои береги. Пределы любому злу есть, даже в глазах людей циничных и недобрых, к каковым я смело относил Рубцова. За ресурсы войну начать он мог запросто, а вот просто живодёрствовать — не верится мне, это уже за гранью. А то, что Циммерман сейчас отступил — это победа наша. И немалая. Мы уже не пленные в глазах того же бывшего полпреда, а те, кому есть что предъявить. Большая разница. Нас беречь надо, мы ведь ещё и полезными оказаться можем.